Отложив древний символ плодородия в сторону, я встала и по-родственному обняла его, а потом отступила назад и оглядела сверху донизу.Принц оркнейский, был невероятно худ, но непривычно спокоен. Его движения были не такими резкими, как раньше, и даже голос его стал мягче.– Наша семья благодарит тебя за заботу о Мордреде. Надеюсь, он не причиняет беспокойства.Я совсем забыла, что все кругом считают Мордреда членом семьи Гавейна, а не нашим сыном. Гавейн сел на скамью напротив меня и, сложив вместе концы пальцев, задумчиво их разглядывал.– Мальчик знает, что случилось с его матерью?Я медленно покачала головой.– Если и знает, то никогда не говорит об этом. А Бедивер постарался, чтобы никто под страхом наказания не упоминал ее имени.– Ну, пусть так и будет. Я придумаю, как ответить на его вопросы, когда он подрастет. – Гавейн вздохнул. – Такое долгое было лето. Когда-то надо остановиться и оглянуться. Наверное, уже прошли денечки, когда мы ни о чем не задумывались. Молодым хорошо – они жаждут умереть со славой, чтобы вечно жить в песнях. Но когда тебе уже за тридцать, когда твоя реакция уже запаздывает на какую-то долю секунды, хотя кроме тебя этого еще никто не понимает, значит, тебе нужно призывать на помощь опыт, а не рассчитывать только на храбрость.Я молча смотрела на него, поражаясь тому, что самый буйный рыцарь Круглого Стола становится философом.Он рассеянно поглаживал свою бороду и, хмурясь, заговорил, с трудом подбирая нужные слова.– Я вот думаю, может быть, жизнь так устроена, что честность, как и опыт воина, приходит, чтобы придать тебе силы там, где когда-то тебя вел инстинкт. Инстинкт заставил Агравейна вытащить свой меч, инстинкт заставил меня овладеть Эттардой – и посмотри, что из этого вышло! Ты знаешь, – добавил он серьезно, – я посчитал нужным заехать по дороге сюда к Пеллеасу и извиниться. Он, по крайней мере, выслушал меня, а не прогнал с глаз долой. Но этого товарища я потерял навсегда, потому что предал доверие друга. – Я улыбнулась и положила руку на рукав рыцаря. Прежняя лукавая ухмылка появилась на его лице. – Это не значит, конечно, что я прославлюсь благородством, за которое сейчас воспевают Ланселота везде, где бы ты ни появился. – Гавейн фыркнул с насмешкой и завистью. – Ну ладно, бретонец это заслуживает – равных ему в сражении я не видел. Настало время начать думать прежде, чем лезть в драку или в постель. – Он опять разглядывал свои руки, а голос его стал еще тише. – Я много думал о женщинах… о матери, Рагнелле и некоторых других, с которыми был знаком. Как много обид я им причинял, даже не задумываясь, но сейчас мне хотелось бы, чтобы этого не было… во всяком случае, в будущем я буду стараться не поступать так.В его глазах промелькнула грусть, когда он посмотрел на меня, и он сразу отвернулся. Я недоумевала, чем вызвана эта неожиданная робость.– Я дал клятву, что буду приходить на помощь всякому, кто будет в ней нуждаться, но особенно это касается женщин, это для меня дело чести.– О Гавейн! Это замечательно! – закричала я, глубоко тронутая его серьезностью. – И я не сомневаюсь, что скоро о тебе пойдет молва как о самом благородном и достойном доверия рыцаре, и, конечно, самом храбром.Племянник Артура покраснел, потом расправил плечи и посмотрел мне прямо в лицо.– Я надеюсь, госпожа, я очень надеюсь. Ну ладно, – закончил он, вставая, – пойду лучше поищу Мордреда. Артур говорит, что, скорее всего, он на плацу.– Вероятно, – кивнула я и торопливо добавила: – Ты знаешь, я учила его ездить верхом и занималась с ним по утрам. Надеюсь, нам можно будет продолжать это.– Конечно… – Рыжеголовый ухмыльнулся. – Может быть, заодно научишь его быть честным и благородным. Не помешало бы, если бы он выучился этому немного скорее, чем я.Мы посмеялись. Потом я смотрела, как он уходит, важно расправив плечи и играя мускулами. Во все, что делал, он вносил такое потрясающее рвение, что я ошеломленно покачала головой.С кельтами всегда так, думала я, забыв, что я тоже из кельтов. ГЛАВА 37ЛИК БУДУЩЕГО Приближался Самхейн, и в Камелот стали возвращаться рыцари, которые на лето разъезжались по своим делам. Зал заполнили знакомые лица, люди обменивались новостями и шутками.Из Бретани приехал Боре и привез с собой брата Лайонела, который при дворе появился впервые. Лайонел оказался менее хвастливым и общительным, чем его брат, но с таким же большим чувством юмора. Дагонет и эти братья часто веселили нас за трапезой.Ко двору вернулись Пеллеас и Нимю, которые принесли свои брачные клятвы в святилище Эйвбери в ночь полной луны. Я наблюдала за ними и поняла, что их союз был таким же уютным и спокойным, как наш брак с Артуром. Возможно, в нем отсутствовала радость любовной романтики, но зато он был прочным. Если бы мне предложили выбирать, я бы выбрала то, что уже имела.В середине зимы мы узнали, что Тристан женился на какой-то девушке из Бретани. Я замерла, гадая, знает ли Изольда, и надеясь, что она пребывает в неведении. Но что было бы, если бы женился Ланс… Разве я не хотела бы знать? Сама мысль об этом разбила бы мне сердце. На глаза навернулись слезы. Схватив плащ Игрейны, я поднялась на смотровую башню на крыше дома. Юный часовой уважительно кивнул мне и оставил меня наедине со своими думами. Натянув поплотнее капюшон, я прислонилась к оконной раме и рассматривала сверху землю, дожидаясь, пока мое сердце успокоится и высохнут слезы на глазах.Полная луна высветила покрытые снегом холмы, и в сияющей голубизне ночи можно было увидеть только самые крупные звезды. Далеко внизу рощицы и лесные чащи казались черными пятнами, и то здесь, то там маленький золотой огонек усадьбы говорил о присутствии человека.Я внимательно следила за одним из них, размышляя о людях, живущих там. Была их жизнь счастливой или печальной, страдали ли они от одиночества, или все их желания исполнялись? Что они знали о горестях и потерях, надежде и сомнениях? Любили ли они когда-нибудь? Или они были среди счастливцев, кому досталось благословенное счастье разделенной любви? А может, это мы втискиваем любовь в удобные нам рамки?Мысль эта оказалась для меня новой, и я задумалась об этом, пытаясь рассмотреть ее с двух сторон.Взять, например, Моргану с ее любовными порывами и честолюбием, которые были так плотно сплетены, что даже она сама не могла разобраться в клубке своих страстей. Казалось, она была не способна отделить одно от другого.Полной противоположностью ей были Грифлет и Фрида, надежные и спокойные в своих отношениях друг к другу, но так же твердо, как и Моргана, преданные своему делу. Я подумала о главном псаре и о девушке-саксонке с особой нежностью и помолилась, чтобы их жизнь не стала такой сложной, как жизнь Ланса и моя.Или Тристан и Изольда. Вот вам пара трагических любовников! Само воспоминание об их своенравном, эгоистичном поведении вызывало в равной степени боль и досаду, и я вернулась в своих мыслях к Пеллеасу и Нимю. Как и у Эниды и Герайнта, история их совместной жизни только начиналась, и я не знала, сумеют, ли такие непохожие друг на друга люди прожить многие годы вместе. Хотя, если на то пошло, неужели прочность и продолжительность брака являются истинным мерилом любви? Может быть, у некоторых супружеских пар брак продолжается больше из-за упрямства, а не благодаря прочной любви…Любовь определяет судьбу человека! Любовь девы с лилиями была короткой и безответной, и все же я не могла сказать, что она не была прекрасной, по крайней мере, для нее…Или любовь Паломида к Изольде, которую он превратил в идола, не имеющего ничего общего с тем, кем она была в реальности. Но боль от понимания того, что он никогда не сможет обладать ею, заставила его уехать на неизведанный Восток в поисках каких-то миражей, способных вытеснить ее из его сердца. А чувства тех, которых отвергли раз и навсегда? Бедивер, спокойно воспринявший выбор, который сделала Бригит. Гавейн, ставший циничным и распутным после расставания с Рагнеллой… Все это, разные проявления любви.Мне и в самом деле казалось, что каждого из нас любовь изменила. Как, почему, каким образом и по какой причине – это было выше моего понимания, может быть, мне никогда и не суждено будет понять это. Но ее сила потрясала, и едва ли можно было назвать ее нелепой… В конце концов, любовь к мужчине заставила меня почувствовать себя женщиной, желанной и нуждающейся в защите, что и привело меня сюда, где, сидя в лунном свете, я дрожала от холода.Похоже, здесь можно простудиться, подумала я и, грустно улыбнувшись часовому, стала медленно спускаться по лестнице.Мне не понять всех странностей любви, достаточно знать, что она существует и прочно поселилась в моем сердце.– Думаю, летом нам надо устроить турнир, – сказал Артур однажды апрельским вечером, – объединить его с ярмаркой лошадей и дать Гвину возможность показать свою новую породу. Может быть, заодно соберем и Круглый Стол.Это должно было стать первым собранием Братства в Камелоте, и я улыбнулась от радостного предвкушения праздника. Можно было похвастаться новым домом.– Кроме того, – добавил Артур, – посмотрев на меня искоса, – мы женаты уже десять лет, и мне хотелось бы это отметить.Сам факт, что он вспомнил об этом, заставил меня засмеяться от удовольствия.К нам стекались воины и рыцари, знать и представители всех наших союзников. Приехали многие с юга и запада: Герайнт с Энидой, Марк с Изольдой, Константин из Корнуолла. Его отец, Кадор, приехать не смог, потому что упал с лошади и сломал ключицу. Однако сын его достойно представлял отца.Приехал даже Пеллинор, но я отметила, что Ламорак остался в Рекине, где он теперь жил. Учитывая, что Гавейн вернулся ко двору, это можно было считать мудрым решением.Пелли поседел и постарел, хотя держался по-прежнему прямо, а глаза были такими же молодыми, как раньше. Он шел через зал с малышом на плече, купаясь в счастье отцовства. Его взрослые дети уже давно сделали его дедом, и смотреть, с каким обожанием он относится к своему младшему сыну, было и забавно, и трогательно.– Я наконец-то перестал гоняться за идеалом, госпожа, – сказал он, как бы оправдываясь. – Моя жена отличная хозяйка, да и я не молодею. Теперь у меня есть этот парнишка, и я собираюсь сделать из него самого лучшего рыцаря. Поздоровайся с королевой, Персиваль, – сказал он, а озорник издавал радостные звуки и тянул отца за ухо.Мы размещали гостей повсюду – в доме, в селении, даже в походных лагерях на лесных лужайках. На лугах вокруг холма неожиданно выросли шатры. Рядом с полем, где должны были проходить состязания, Кэй соорудил трибуну. Праздник обещал быть самым роскошным из всех, что были до этого, и Кэй старался как можно лучше организовать его.Утром в первый лень праздника мы с Артуром стояли рука об руку и ждали, пока трубач подаст сигнал к началу состязаний. Праздник должен быть веселым, как все каэрлеонские собрания, и роскошным, как лондонское. Он будет воплощением всего, о чем мы мечтали. Единственное, о чем я жалела, это то, что рядом не было Ланса.– Могла ли ты поверить, – Мечтательно сказал мой муж, когда в чистом воздухе разлились серебряные трели, – что мы доживем до этого?– Нет… да… – я засмеялась, припомнив, какими юными и неопытными мы были когда-то, и подумав, что до тех пор, пока Артур жив, в Британии возможно все.Открытие турнира началось торжественным проходом рыцарей по полю. Они шли в колонну по одному, одетые в самые нарядные одежды. Лошади вычищены, крупы блестят, украшения на уздечках сверкают под утренним солнцем. Рядом с каждым рыцарем ехал паж на лошади той же масти. Нарядные и яркие, они образовали круг по краю поля, над которым весело полоскались под ветерком флажки и штандарты.Именно тогда Бедивер вынес штандарт с Красным Драконом. Рядом с рыцарем, чинно сидя в седле, ехал Мордред. Они доехали до центра круга и ждали, пока трубач даст сигнал общего сбора.Медленно и торжественно каждый поворачивал свою лошадь ко всем четырем частям света. Пока они делали это, штандарты и флаги мелких князей склонялись в приветствии, как полевые маки, пригибаемые ветром.Закончив маневр, Бедивер и его паж направились прямо к нашей трибуне. Серьезно и четко Мордред отдал нам честь. Его черные волосы блестели под солнцем, а на рукаве его желтой туники блестел значок Оркнеев.В ответ Артур тоже отдал честь, и какой-то момент отец и сын смотрели в глаза друг другу. Когда. Бедивер развернул лошадь и двинулся через поле, я сжала руку Артура, и он весело улыбнулся в ответ.Первые три поединка прошли спокойно, под громкие выкрики болельщиков, которые поддерживали соперников, но около полудня на краю поля началась какая-то суматоха, и на поле выехал незнакомый воин.Он не носил значка, и на его щите не было никакой эмблемы.Его шлем не был похож на другие шлемы, которые мне доводилось видеть. Он был более вытянутым, чем римские круглые шлемы, с пластинками, закрывающими нос и щеки, которые делали его лицо неузнаваемым, и кольчужным воротником, который прикрывал его шею сзади.Незнакомец не спеша проехал к центру поля, медленно поворачивая коня на все четыре стороны, а потом бросил вызов членам Круглого Стола.Такого прежде не случалось, и Артур задумчиво щурил глаза, приглядываясь к незнакомцу.Крича и наскакивая друг на друга, рыцари спорили, кому принимать вызов, и, наконец, Гавейн, заявил, что он, первый рыцарь короля, имеет право встретиться с незнакомцем, и выехал ему навстречу.Мужчины молча сошлись в центре поля, с достоинством поклонились друг другу и отвели лошадей в противоположные концы. Когда они взяли копья наперевес, Артур пробормотал, что манера незнакомца вести бой напоминает ему манеру Паломида.Но так как недавно мы получили известие, что Паломид из Равенны уезжает в Константинополь, мы знали точно, что это не наш араб.Состязание между Гавейном и незнакомцем началось довольно спокойно, но они делали выпад за выпадом, и ни один не мог сбросить противника с седла. Наконец лошадь незнакомца от усталости немного шарахнулась в сторону, и удар Гавейна сбросил рыцаря на землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56