Но мать-богиня не услышала меня и не пришла мне на помощь, а я уже стонала, лежа поперек кровати с широко раскинутыми ногами и совершенно измученная. А он все не мог насытиться.Несомненно, были моменты, когда я могла бы столкнуть его с себя, если бы я смогла собраться с силами и если бы у меня появилась надежда. Но со мной что-то случилось. Я больше не лежала, придавленная к кровати телом этого мужчины, а как будто смотрела на эту сцену отстраненно, думая, какие мерзавцы есть среди нас. Я говорила себе, что он не осквернил меня, его воле покорилась моя плоть, но не дух. Пусть это чудовище горбится, стонет, барахтается в сосуде между моими бедрами. Какое это отношение имеет ко мне? Мой дух, спокойный и чистый, как высокогорное озеро, жил в фантастическом мире, знать о котором ему не суждено. Я закрыла глаза и потеряла сознание.– Гвен?Слово донеслось до меня откуда-то издалека. Оно повторялось снова и снова, кружась в воздухе, ведя за руку и убаюкивая меня.Все мое тело болело, вздрагивало и стонало от боли.– Гвен… Гвен… ты меня слышишь?Голос был знакомым, ласковым и уверенным, как и рука, которая нежно убрала с моего лица волосы.Я кивнула, не открывая глаз и недоумевая, что делает Ланселот в моем сне.– Гвен, любимая, нам надо уходить отсюда. Ты можешь идти?– Не знаю, – Пробормотала я, и это отозвалось жестокой болью в моих ребрах. Мне хотелось сказать ему, что я постараюсь, но я не могла ничего произнести.– Ладно, я понесу тебя.Его руки уже обнимали меня, поддерживали, прижимали и защищали от чего-то ужасного. Сон превращался в кошмар, и я попыталась спрятаться от него в объятиях Ланселота.Но страх был столь сильным, забыть его я не могла, он был расплывчатым, отвратительным и имел какое-то отношение к моему кузену.– Где Маэлгон? – Мой голос был слабым и таким же тихим, как голос Ланса.– Мчится обратно в Диганви. Его рыцари чуть не сбили меня в воротах, они скакали, как будто за ними гнались гончие смерти. Должно быть, случилось что-то серьезное, что заставило его мчаться в полночь в такой спешке.Наверное, умерла его жена, как в тумане, подумалось мне, а потом я стала гадать, откуда мне известно, что она умирает. Ужасные смутные воспоминания вдруг становились отчетливыми, отдельные обрывки проплывали у меня в голове, как гротескные живые картины, пока я не почувствовала сильную боль. Я дрожала так сильно, что стучали зубы. Ланс натянул свой плащ на нас обоих, начал медленно покачивать меня, и я свернулась калачиком, согреваясь его теплом. На какое-то время я почувствовала себя в безопасности, у меня появилась защита, родная душа рядом, помогающая мне отвратить мое горе.– Нам надо уходить, – прошептал Ланселот, – моя лошадь в березовой роще, где я ее спрятал, когда свита Маэлгона мчалась по мосту. На берегу стоит лодка, мы можем столкнуть ее в воду. Надень мой плащ и успокойся. Я уговорю всех, кто попытается остановить нас.– Но у дверей стоит часовой.Первый рыцарь Артура тяжело вздохнул и отвернулся.– Иногда без смертей не обойдешься, – ответил Ланс. – Только мне хотелось, чтобы это был сам Маэлгон.Ярость в его голосе подсказала, что больше говорить об этом не нужно, и я, стиснув зубы, с трудом встала на ноги. Мое тело болело, но, похоже, ни одна из костей не была сломана, кроме, может быть, ребер – боль в груди была постоянной.С помощью бретонца я медленно прошла к двери.На стене неровно горел факел, отбрасывая тени в главной комнате охотничьего домика, где стены были увешаны рогами, а дверь – медвежьими шкурами. Я увидела ноги часового, когда мы проходили мимо места, куда Ланс затащил тело, и мысленно сделала охраняющий знак.Ночь была безлунной. Мы тихо столкнули челнок в воду и поплыли к зарослям камыша, незамеченные часовыми на мосту.Шум воды обострил мои чувства, хотя соображала я по-прежнему вяло, как будто находясь в каком-то полусне. Непонятный зловещий дух преследовал нас и на воде, и я старалась не думать о нем. Все внимание надо отдать нашему побегу.Удача не покидала нас, и лошадь Ланса не заржала, когда мы крались между деревьями. Подняв меня на лошадь, Ланс вскочил в седло и обнял меня. Через несколько минут мы были довольно далеко от охотничьего домика и ехали к Римской дороге.– Как ты узнал, где я? – спросила я, когда лес остался позади, перед нами открылось поле, и лошадь постепенно перешла на рысь.– Я ехал на юг к Артуру и встретил Увейна, когда он мчался обратно в Пенрит с известием о нападении на тебя. Увейн привел меня к тому месту, где устроили засаду, оттуда оставленные тобой цветы указали мне дорогу.Я кивала, плохо понимая, о чем он говорит, и мне казалось, что на нас падает дождь из цветков боярышника. В голове у меня все закрутилось, когда я попыталась понять, что же это значит, и мои зубы снова стали выбивать дрожь.– Успокойся, расслабься, – бормотал Ланс, бережно укладывая меня себе на грудь.Он начал напевать простенькие мелодии, которые поют испуганным детям, и я прижалась к Лансу, ощущая безопасность и чувствуя сильную усталость и огромную радость от того, что кто-то другой будет решать за меня, что нужно делать. Я даже не поняла, что плачу. Слезы текли ручейками из переполненного скорбью родника в моем сердце. Уткнувшись головой в плечо бретонца, я чувствовала, как мучительная боль оставляет меня.Я оплакивала своего отца, Кети, не родившегося в Стерлинге ребенка и Игрейну, – я оплакивала тех, кого знала и любила, и тех, кого могла бояться и ненавидеть, как часового в охотничьем домике. Я оплакивала свою мать, давно умершую, и ирландского мальчика, который когда-то вез меня через звездную ночь – много-много лет назад.Все они умерли и исчезли, и только я оплакивала их сейчас, находясь под защитой Ланселота. Лица умерших мелькали передо мной, плавая в звездном свете. Они появлялись и исчезали под мерное кружение голоса Ланса, который не позволял страху завладеть мной. Иногда он пел, но чаще говорил, как когда-то это делал Кевин, говоря о своей любви и обещая увезти меня в Тару и сделать своей королевой. Даже сейчас, находясь в таком состоянии, я понимала, что такие слова звучат странно из уст бретонца, и немного отодвинулась, чтобы посмотреть на него.И вот тогда, рассматривая лицо Ланселота при свете звезд, я поняла, что ко мне вернулась моя юношеская любовь, чтобы выполнить то, что было обещано.Ко мне пришла любовь, надежда, удивление и невообразимая радость, вернув ощущение счастья, которое так долго не приходило. В объятиях Ланса я снова чувствовала себя девочкой, я снова была свободной и скакала под чистым свежим ветром северных гор.Ланселот смотрел на меня с такой глубокой нежностью, что не нужно было слов, чтобы утонуть в ней… а потом его улыбка заполнила ночь, и я поняла, что он тоже заботливо берег любовь, о которой вслух никогда не говорил. Мир словно перевернулся.Свободной рукой Ланс снова прижал мою голову к своему плечу, целуя мои волосы и что-то тихо напевая. Он делал это так нежно и заботливо, что я была безумно счастлива и позабыла обо всем на свете. ГЛАВА 22МОНАСТЫРЬ Следующие две недели меня мучили то вселяющие ужас кошмары, то прекрасные сны.В этом сумеречном мире собрались вес, кого я знала: мать, Кевин, Бригит, Нонни и хозяйка прядильной Вида. Там были и люди двора. В моих видениях Артур то появлялся, то исчезал, но когда бы я ни пришла в себя, у моей кровати оказывался Ланс. Однажды я наблюдала за бретонцем из-под полуприкрытых век, а он не знал, что я пришла в себя. Ланселот читал свиток, сосредоточенно склонив голову со спадающими на лоб темными волосами. Усы он сбрил, и снова стали видны его полные, чувственные губы. Вскоре Ланс поднял голову и устремил в пространство взгляд, задумчивый, таинственный, обращенный к какой-то сущности, недоступной другим.В моем затуманенном сознании мелькали разрозненные воспоминания о ночной поездке, мимолетные, как любой сон, без начала и конца, но я не понимала, было ли это игрой воображения или реальным событием.И все же нечто удивительное иногда трогало меня до глубины души. Я снова погружалась в свой лихорадочный мир с улыбкой на губах.Как-то я спросила Ланса об Артуре. Рыцарь нахмурился и сказал что-то об ужасном сражении. Я старалась не потерять сознание, узнать, где и с кем было сражение, но мир вокруг меня растворился, и я снова погрузилась в забытье.После этого кошмары стали еще сильнее мучить меня. Бессильная перед ними, я металась от одной картины к другой, и вдруг мне представилась широкая, плоская равнина, на которой стоят готовые к сражению два больших войска. Между ними борются два призрачных рыцаря, один с мечом, другой с копьем. Хотя оба сражаются не на жизнь, а на смерть, ни один из них не издает и звука.Ужас овладел мной, когда я наблюдала эту картину, не в состоянии повлиять на исход поединка и не в силах отвернуться. Наконец, я вижу одного из них с копьем в груди, чувствую ноющую боль, слышу предсмертные хрипы, вижу кровь, раненое тело – жизнь покидает его. Надежда и мечты, раньше светившиеся в его глазах, теперь исчезли, он пытается что-то сказать мне. Корчась в агонии, рыцарь выгибает спину и медленно превращается в огонь.– Артур! Артур! – Я поняла, что кричу, сидя на кровати, вся в холодном, липком поту.– Тс… Тс… все в порядке… это просто страшный сон. – Ланс тут же оказался рядом, и я обняла его, неудержимо рыдая.– С Артуром все в порядке, Гвен. Он невредим. Ты меня слышишь? Ему больше не угрожает опасность.– Тогда где же он? – рыдала я, хватая Ланса за руку. – Почему его нет здесь?– Потому что он сражается с саксами на юге. – Слова Ланса звучали убедительно. – Битва при горе Бадон была решающей, и он не хочет уезжать, не доведя дело до конца.Это звучало довольно разумно, и я немного успокоилась и стала с опаской всматриваться в мир, открывающийся за – пределами надежных объятий бретонца.Комнатка была небольшой, почти пустой, очень похожей на келью Игрейны в монастыре. Солнечный свет струился из окна и заливал побеленные стены. На камышовой крыше чирикали воробьи, со двора доносилось воркование голубей. По сравнению с призрачными странами, в которые я попадала, здесь все было светлым и живым.Присутствие бретонца тоже вселяло уверенность. Его бы здесь не было, если бы Артуру угрожала опасность. Чтобы убедиться, действительно ли он здесь, я провела пальцами по его руке, ощутив крепость мускулов и мягкость волос. Вздохнув, я склонила голову к нему на грудь и вдруг застонала, почувствовав внезапную острую боль в спине.– Бригит говорит, что тебе нужно лежать спокойно, – увещевал Ланс, опуская меня на подушки, – опасность заражения еще не миновала.– Бригит? Так где мы?– В монастыре. Я привез тебя сюда, потому что она искусный лекарь. Скоро приедут Лавиния и Нимю.Он помолчал, а я слабо улыбнулась, довольная, что соберутся дорогие мне друзья. Мне не приходило в голову спросить, почему я должна лечиться.– Я обещал сказать Бригит, когда ты придешь в себя, – продолжал Ланс. – Она будет бесконечно счастлива.Я смотрела, как уходит бретонец, испытывая пьянящее чувство свободы, которое приходит после долгой болезни, когда ты знаешь, что будешь жить, но на тебя еще не навалились ежедневные заботы. И все же мое жизнерадостное настроение было отравлено чем-то… чем-то ужасным и вызывающим отвращение, что таилось за пределами моего понимания и угрожало мне. Отвернувшись к стене, я молилась, чтобы скорее пришла Бригит, потому что мне не хотелось одной встречаться с этой опасностью.Наверное, сон снова пришел ко мне, потому что, когда я открыла глаза, Бригит сидела рядом и молча возносила свои вечерние молитвы. Я тихо наблюдала за ней, восхищаясь самообладанием и ласковой умиротворенностью, исходившей от нее. Мне всегда хотелось, чтобы она вышла замуж за Бедивера, стала матерью, но я не могла отрицать, что, находясь в монастыре, Бригит выглядела счастливой.– Значит, ты сделала правильный выбор? – спросила я, когда девушка посмотрела на меня.– Да, – она ласково улыбнулась мне, поправила выбившуюся прядь волос и села около кровати. – Принять как неизбежное свою судьбу – это значит наполовину выиграть сражение… Как ты себя чувствуешь?Мы снова оказались в нашей старой жизни, когда добродушно подтрунивали друг над другом и делились секретами, как будто никогда не расставались. Бригит откинула одеяла и, когда я повернулась на бок, стала осматривать мою спину и спрашивать, где болит.– Больно, но не очень. Что случилось, Бригит? Почему я здесь? Я не могу вспомнить, что произошло.– Ты была очень тяжело больна… мы боялись, что потеряем тебя. Такое случается после изнасилования.Слово повисло в воздухе, дрожа, как стрела, только что попавшая в цель. Я замерла, когда полузабытые страхи превратились в реальность.– Маэлгон… этот мерзавец Маэлгон, – простонала я, чувствуя отвращение при воспоминании о нем. – О боже, а что случилось с Грифлетом? Он жив? А мои фрейлины?Бригит торопливо положила руку мне на плечо.– Ланс говорит, что Грифлет жив и никто не пострадал. Разбойникам была нужна ты.– Грифлет предупреждал меня… боги свидетели, ему не хотелось, чтобы мы уезжали из дома. – Мной овладел ужас, когда у меня в голове стали проноситься картины похищения и изнасилования.Мой голос был глухим, а произносимые слова не имели никакого смысла, они казались далеким, бесстрастным изложением того, что ко мне не имело никакого отношения. – Мне не нужно было пытаться перехитрить Маэлгона. Если бы я была… поразумней, не вела бы себя так вызывающе. Мне нужно было следить за своими словами…Я вспомнила эту ужасную встречу с моим кузеном, хотя мне хотелось забыть ее навсегда. Я подробно рассказывала, что случилось, а Бригит молча слушала, понимая, вероятно, что, для того, чтобы я смогла спокойно жить снова, мне нужно освободиться от воспоминаний.Ночью звонили колокола к службе, но Бригит оставалась со мной, слушая, рассказывая, иногда просто держа мою руку, когда я начинала вспоминать то, что случилось. К рассвету я лежала измученная, истерзанная воспоминаниями, и мне хотелось спать. Мне предстояло долго лечиться, но начало выздоровлению уже было положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56