), и просить их подавать апелляцию означало бы злоупотребить их щедростью. Рэтклифф и Петерс тоже хотели меня видеть, чтобы я еще помог им в расшифровке моего файла, но я отказался. Поскольку судья Верней не принял во внимание мою помощь им в прошлом, не было никакого смысла помогать им сейчас.
На обратном пути в Белмарш со мной в фургоне оказался еще один заключенный. Все прояснилось, как только мы прибыли в отсек.
- Томлинсон, ты больше не числишься в книге, - объявил мистер Ричардс. Начальник тюрьмы заменил мне категорию А на В: это означало, что я смогу чаще ходить в спортзал и меня могут посещать не только ближайшие родственники.
На Рождество охрана тюрьмы предприняла попытку поднять настроение у заключенных нашего отсека, на стол Ричардса поставили маленькое дерево и украсили его. Разрешили лишних полчаса полежать и дали горячий завтрак, а затем мы могли целый день общаться. Нас ненадолго заперли лишь во время обеда, на который нам дали куриную ножку, жареный картофель, брюссельскую капусту, рождественский пудинг и настоящий деликатес в виде мороженого. А на следующий день нам организовали соревнование в пул, которое, конечно, выиграл Добсон, а затем молодая женщина-охранник, которую мы раньше не видели, устроила игру в бинго с главным призом в виде телефонной карты на 5 фунтов, которую не без некоторого мошенничества выиграл Луковка.
- Мы должны отдать им должное, - пробормотал Добсон, когда Луковка подскочил к хорошенькой охраннице за призом и поцеловал ее в щеку. - Они отказались от своего выходного на Рождество, которое могли провести дома, ради нас, ублюдков.
Добсон был прав - охранники Белмарша отлично работали, и не только в Рождество. Отношения между ними и заключенными были довольно сердечными, в них было мало от конфронтационного стиля управления - "мы и они", характерного для других тюрем. Охранникам было отнюдь не легко проводить целые дни в тесноте с возбужденной разнородной массой подавленных, психически неуравновешенных и буйных преступников. Они часто слышали ругань в свой адрес, на них даже нагадали обозленные заключенные, и они постоянно рисковали быть взятыми в заложники или даже убитыми. Опасности, которые их повседневно подстерегали, были намного большими, чем те, которым подвергался разведчик-болтун Редд. И после такого наполненного стрессами дня охранники шли домой и пытались жить на свое скромное жалованье в самом дорогом в мире городе.
- Ты ушам своим не поверишь, Рич, - возбужденно проговорил Добсон в канун Нового года. - У нас будет настоящая вечеринка!
Несколько зэков раздобыли баранью ногу, и даже прошел слух, что будет немного выпивки. Обычно в этот день заключенные били тяжелыми предметами по трубам отопления, дверям камер и решеткам на окнах. Я подумал, что это бессмысленно.
- Ты не соблазнишь меня, чтобы я присоединился к этой глупой затее, ответил я. - Я укроюсь одеялом и буду лежать на кровати. - Я утешал себя мыслью, что хоть раз проснусь на следующее утро после Нового года без головной боли с похмелья.
- Ну ты, мудрец, - пошутил Добсон, - ты будешь ступать вместе с нами.
Первые отдельные удары и крики начались около 23. 30, набирая силу, и поэтому стало невозможно сосредоточиться на чтении. Я только выключил свет, как кто-то ударил по трубе мусорным ведром, и я вскочил. Скоро еще кто-то начал стучать, полночь приближалась, и шум превратился в какофонию, поскольку каждый зэк старался дать выход накопившимся за год разочарованиям в диких выходках - стуках и криках. Радостное настроение было слишком заразительно. Я вылез из кровати, схватил свое мусорное ведро и ударил им о дверь, потом еще и еще и стал кричать вместе со всеми. Единственным преимуществом особо опасных преступников категории А было их автоматические расселение в одиночных камерах в надежно охраняемых местах. После того как меня из этой категории перевели в категорию менее опасных - В, дни моей роскоши в одиночке были сочтены. В воскресенье в час утреннего общения, когда нам выдавали чистое постельное белье и безопасную бритву, охранники перераспределяли камеры. В первое воскресенье января Ричардс прокричал, сидя за своей конторкой:
- Томлинсон, забирай свои пожитки.
Я побросал свои вещи в мешок, свернул матрац, простыни, подушку и одеяло в узел и предстал перед его столом.
- Вон туда, - показал он на двухместную камеру рядом с его конторкой и как всегда усмехнулся.
- Ты ублюдок, - пробормотал я. Слова не предназначались для его слуха, но они выскочили из моих уст слишком громко.
- Томлинсон, я отправлю тебя в карцер, если ты еще раз повторишь это, пригрозил он невсерьез. Мистер Ричардс держал камеру No 2 рядом с его столом для особо беспокойных "шизиков" или потенциальных самоубийц, чтобы он мог за ними присматривать. Два "шизика" или самоубийцы не могли находиться в одной камере, поэтому их помещали с тихим зэком. Итак, меня выбрали нянькой для психа из нашего отсека.
- Ты получишь своего нового сокамерника завтра днем, - хитро улыбнулся мистер Ричардс.
Бросив пенопластовый матрац и постельные принадлежности на металлический каркас кровати, я оглядел свою новую камеру. Ее только что освободил Паркер - толстый неряшливый наркоман, известный своими причудами с оружием. До Белмарша он жил с матерью в доме в графстве Эссекс и собирал оружие. Однажды он перепил пива и заснул как мертвый на кровати. Мамаша-наркоманка обнаружила его, подумала, что он умер, и вызвала "скорую помощь". "Скорая" определила, что ее сын просто пьян, но, найдя ружье под его кроватью, вызвала полицию, которая и арестовала Паркера. Его приговорили к двум годам тюрьмы за Незаконное хранение оружия. Он был известен тем, что почти целыми днями лежал на кровати, курил, ел пирожные и редко выходил на прогулки во двор. В его камере стоял неприятный запах, пол, очевидно, не подметался неделями и даже навозные мухи улетели из туалета. В ту ночь, лежа в кровати и прислушиваясь к реву бури за стенами тюрьмы, я молился, чтобы мой будущий сокамерник-"шизик" был хотя бы чистым.
Помимо приобретения сокамерника, категория В разрешила мне работать, что давало возможность бывать больше времени вне камеры. Работа повышала также мое дневное тюремное довольствие с 1,26 фунта до 1,76 фунта. В результате я мог купить дополнительно фрукты, продукты и туалетные принадлежности в тюремной лавочке. К моему удивлению, меня приписали к компьютерному классу, несмотря на характер моего правонарушения. Майк, терпеливый и добрый инструктор, быстро понял, что я уже умею работать с персональным компьютером, и разрешил мне делать все, что я хочу, а не выполнять учебный курс. После того как я вернулся с занятий в компьютерном классе, задвижка на дверном окошке хлопнула и узкие глаза мистера Ричардса обежали всю камеру. Затем послышался звон тяжелых замков в двери.
- Томлинсон, вот твой новый сокамерник, - объявил он с дьявольской усмешкой, распахнув дверь. Я отложил карманную компьютерную игру в шахматы и встал, чтобы поздороваться с моим новым компаньоном. Вонь известила о появлении Стонли, прежде чем я его увидел. Как только Стонли ступил в камеру, мистер Ричардс инстинктивно отшатнулся назад к свежему воздуху, захлопнув дверь.
Стонли прошел к свободной кровати, положил на нее свои вещи, а пластиковую кружку и столовый прибор в тумбу и начал сердито ходить по кругу, схватив себя за бороду. Он, казалось, не замечал моего присутствия. Я наблюдал за ним несколько минут в молчании, пока мне не стало ясно, что он так и будет ходить без перерыва.
- Эй, Стонли, - сказал я вежливо, - ты не мог бы сделать перерыв?
Стонли остановился, удивленно посмотрел на меня, как будто я был говорящим цветочным горшком.
- Сядь, посиди, - предложил я. Стонли выполнил мою просьбу, присел на край кровати и, держась за бороду, сердито уставился в окно.
- Я. - Ричард, а как тебя зовут? Стонли даже не посмотрел в мою сторону, но после небольшой паузы бросил:
- Стонли.
- Нет, я спрашиваю твое первое имя. Стонли отвернулся от окна, бросил на меня сердитый взгляд и ответил:
- Не знаю.
Я повторил вопрос, но ответ был тот же, только более сердитый. Он сидел не двигаясь на краю кровати, но вонь все равно доходила до меня. Дверное окошко хлопнуло, и хитрые глаза Луковки, недавно назначенного уборщиком в отсеке, показались в окне:
- Все в порядке, Рич? - засмеялся он, гримасничая, как Стонли. Я погрозил ему пальцем, он, хихикая, захлопнул окошко. Сумею ли я сохранить здравый ум, всецело зависело от того, найду ли я способ отделаться от своего соседа Стонли, хотя мои возможности были очень ограниченными. Они не снимут меня с крючка так легко, потому что никто не мог бы находиться в одной камере с таким соседом. Охранники точно угадали, что не в моем характере было затевать драку, то есть выбрать тактику, к которой прибегли бы другие заключенные.
Во время вечернего часа общения я попробовал прямо попросить мистера Ричардса.
- Стонли должен находиться в больнице, а не в тюрьме. Вы меня превратите в психа, если я с ним останусь, - сказал я. Мистер Ричардс рассмеялся:
- Ты никуда не денешься, Томлинсон. Приказ врача. Стонли должен находиться в двухместной камере, чтобы научиться общаться с другими зэками.
- Ну, если так, пожалуйста, скажите, чтобы он выстирал свою одежду и вымылся в душе.
Мистер Ричардс приказал Стонли принять душ и сдать свое грязное белье в стирку несчастному турку-прачке.
Вернувшись обратно после часа общения, я обнаружил, что Стонли неаккуратно пользовался унитазом. Он никогда не стал бы чистить туалет, а так как другого выхода не было, я вычистил его сам. Пока я этим занимался, он сидел на краю кровати, сердито глядел в окно и теребил бороду. Я знал случаи, когда психи нападали на спящих сокамерников, поэтому боялся заснуть раньше его и продолжал играть в шахматы. Стонли быстро сходил в туалет, лег в кровать, накрылся одеялом с головой и занялся мастурбацией.
После беспокойной ночи меня утром осенило:
- Стонли, ты куришь? - спросил я, как только он проснулся.
- Не знаю, - ответил он сердито.
- Ты должен знать.
- Не знаю! - прокричал он. Как только нас отперли, я схватил свою телефонную карту, использованную только наполовину, два "Твикса", тюбик со сладким кремом и бросился к камере Луковки, где он пил чай с Добсоном.
- Привет, Рич. Как псих? - спросил он.
- Заткнись, ублюдок, - ответил я с улыбкой. - Луковка, у тебя есть табак?
- Что случилось, Рич? - усмехнулся Добсон. - Ты начинаешь курить? Что, так уж плохи дела?
Я выложил на кровать Луковки телефонную карту, "Твиксы", тюбик со сладким кремом.
- Я отдам тебе все это за унцию табака.
Глаза Луковки загорелись от удовольствия при таких щедрых условиях. Я поспешил уйти с кисетом и с остатками табака "Голден Вирджиния" и газетой.
Когда мы вернулись в камеру после завтрака, я спросил Стонли, не хотел бы он закурить. Он смотрел на меня подозрительно какое-то мгновение. Возможно, впервые кто-то предложил ему что-то в тюрьме. Я подтолкнул к нему кисет и газету.
- Это тебе, я не курю.
Он рассматривал все это подозрительно несколько секунд - так бездомный кот смотрит на лакомый кусок, предложенный незнакомцем, - затем набросился на мои дары, умело свернул самокрутку и зажег ее. Как только камера наполнилась дымом, я встал и нажал кнопку, чтобы вызвать охранника. Предполагалось звонить только в случае чрезвычайных обстоятельств, и я рисковал быть наказанным. Мистер Ричардс явился через несколько минут и спросил через дверное окошко:
- Томлинсон, что тебе надо?
- Мистер Ричардс, вы не сказали мне, что Стонли заядлый курильщик.
Мистер Ричардс посмотрел на меня в недоумении.
- Ну и что? - сказал он.
- Тюремные правила, пункт 12, - пояснил я. - Некурящий заключенный не может быть помещен с курильщиком против его воли.
- Томлинсон, я до тебя еще доберусь, - проговорил Ричардс раздраженно. Но он понял, что проиграл. Большинство зэков не знали этого, но мне помогло то, что я внимательно изучил книгу тюремных правил.
- Хорошо, забирай свои вещи, камера номер восемь на втором этаже свободна. - Мистер Ричардс подержал дверь открытой, пока я не собрал в узел свои вещи, и препроводил меня в мой новый дом - в одиночную камеру.
Несмотря на принимаемые изощренные меры предосторожности, чтобы не допустить проникновения контрабандных предметов в отсек, наркотики имелись в наличии в Белмарше. Для некоторых заключенных, особенно осужденных на длительный срок, единственным облегчением было наркотическое опьянение, которое на время избавляло их от цепенеющей скуки тюремной жизни. Наркотики проносили двумя способами. Один - через нечестного охранника, с которым договорился еще предыдущий жилец. Другой - через комнату для свиданий. Я теперь стал заключенным категории В и поэтому мог посещать более открытые помещения для визитов и лично увидел, как это делается.
Открытые свидания проходили в большом зале, заполненном шестью рядами кабин, в каждом ряду было по 20 кабин, отделенных низкими перегородками. По краям комнаты были приподнятые мостики, с которых могли наблюдать охранники. Мы ожидали в большой накуренной камере своей очереди, сначала нас быстро обыскивали, затем мы получали цветной фартук с номером. Цвет фартука и номер соответствовали кабине. Когда все заключенные усаживались в своих кабинах, разрешалось войти посетителям. Их проверяли с собаками, но обыскивать их тюремные служащие не имели права. Жены и девушки обманывали собак, завертывая наркотики в клейкую пленку и пряча пакетики под одеждой. Пакетики передавали в начале или перед окончанием свидания, когда разрешалось поцеловать друг друга. Нас всех тщательно обыскивали, особенно тех, кто подозрительно целовался, у таких осматривали даже рот. Контрабандисты поэтому вынуждены были проглатывать свои пакетики, рискуя умереть, если пакетики лопнут. Позже они возвращали эти пакетики, как говорил Ронни, "из того или другого отверстия".
К концу срока заключенные встречаются с инспекторами, наблюдающими за поведением, чтобы обсудить условия освобождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56