Державу. В царствах языческих есть закон и правда, есть милосердие к людям. В России их нет! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Но есть Судья Всевышний наш и твой! Как предстанешь на суд, обагренный кровью невинных, оглушаемый воплями их мучений, даже камни под твоими ногами вопиять станут против тебя. Государь, я говорю как пастырь душ , который боится только одного Бога. Ни ты мне не страшен, ни смерть не страшна. Так лучше уж принять смерть и мучения, нежели иметь митрополию при твоих мучительствах и беззакониях...
Откуда ж взялся этот взбунтовавшийся против владыки земного митрополит Филипп? В миру до пострижения в монахи - Федор Колычев из новгородцев, до принятия сана митрополита - игумен Соловецкого монастыря. Царь Иоанн заточает его в монастырские застенки, но задумывается: сжечь ли мерзавца на костре или зашить в шкуру медвежью и бросить голодным псам на съедение. Опасаясь народных волнений, решает несколько обождать и приказывает содрать кожу со всех родственников Филиппа, доставить их головы на подносе ему в камеру. Не пасует-таки царь перед страхом Господним, бросает митрополита заживо в тайник-могильник Тверского монастыря, где его и убивает монах-опричник.
Монастырь в Александровской слободе недалеко от Москвы пользуется в ту пору опекой Ивана Грозного, служит лагерем для его охранных отрядов. Опричники там облачены в одежду нищенствующих монахов, под нею - меховые тужурки из куницы и соболя, у каждого в руке длинный железный посох с острым наконечником, под рясой на ремне - нож. Блаженные братья во Христе уже в четыре утра стоят смиренно вместе с царем в храме и часами поют молитвы. Потом гуртом идут в трапезную насыщаться пищей земной и слушать поучения царя-игумена в духе евангельской любви к ближнему. В это время внизу в подвалах одни арестанты мучаются под пыткой, другие гадают, будет ли день грядущий последним в их проклятой Богом жизни. Вечерами пронзительные вопли вздернутых на дыбу заглушаются пьяными воплями товарищей по гульбе, блуду и молитве. Оргия буйствующей плоти свершается тут же у настенных ликов святых...
Веками Русская Православная Церковь собирает, теряет и вновь обретает материальные ценности для своих духовных нужд. Что-то перепадает монашеской братии, но редко кто из иноков может похвастаться солидным брюшком. Отдельные дома Божии держатся уверенно благодаря щедрым дарам царским да боярским, монахи в них не чуждаются и праздной жизни. Гораздо же чаще встречаются в российской глубинке богоспасаемые обители, где даже не мечтают о больших подаяниях, где сами на жизнь праведным трудом зарабатывают. В убежищах оных разорившиеся крестьяне и беглые каторжане смиряют свою гордыню, удаляют от себя страсти, всячески во всем себя ограничивают. У таких затворников одинаковые пища, одежда, распорядок рабочего дня и про "моё" или "твоё" нет нужды говорить.
После преподобного Сергия Радонежского, положившего начало пустынножительству, отшельничество становится настолько естественной формой бытия, что даже задаются вопросом: "Не монах ли, в сущности своей, русский человек, коли способен так легко избрать для себя уединение от мира?" Князья же удельные и великие стараются привлечь к себе иноков в видах укрепления своей власти. При этом всяк украшает личные владения собственной монашеской обителью, предназначая лицам ангельского чина важную роль в склонении простого люда к беспрекословному подчинению властям. Монастырям придаются крестьяне, земельные и промысловые угодья, однако верховное правление в скиту и в миру остается за князьями. Попросту говоря, живет благородное сословие праведно: с нищего дерет да на церковь кладет.
В богатых монастырях, особенно когда те ещё владеют крестьянами (за Троице-Сергиевой лаврой, например, одно время закреплены боле ста тысяч душ), пьют - едят сладко, живут хорошо. Вот кому худо, так это заштатным, безместным попам и старцам-бродягам. Гуляки и бражники, шатаются они по притонам блуда и разврата, подвизаются в экспедициях казаков по покорению новых земель для империи или в бандах Стеньки Разина и Емельки Пугачева. Бродят они по базарам, среди скопищ народа и договариваются в своих скаредных речах до того, что на их артель падает сильное подозрение в кровавых событиях московской чумы 1771 года. Бомжей-монахов и попов скапливается в первопрестольной великое множество, особенно в районе Большой Лубянки, Солянки и Китай-города. Они либо просто побираются, либо налаживают свой собственный бизнес, нанимаясь на рынке торговать словом истины, править заупокойные или заздравные обедни. Как говорят про них в народе, "от вора отобьешься, от подьячего откупишься, а от батюшек - черта лысого". Такой чернец, если дорогу перейдет, не к добру.
"Человек украшает то, в чем живет его сердце, во что вкладывает он свою душу, свои умственные и нравственные усилия, - подводит итоги историк Василий Осипович Ключевский. - Современный человек, свободный и одинокий, замкнутый в себе и предоставленный самому себе, любит окружать себя дома всеми доступными ему житейскими удобствами, украшать, освещать и согревать свое гнездо. В Древней Руси было иначе. Дома жили неприхотливо, кой-как. Домой приходили будто только поесть и отдохнуть, а работали, мыслили, чувствовали где-то на стороне. Местом лучших чувств и мыслей была церковь. Туда человек нес свой ум и свое сердце, а вместе с ними и свои достатки. Иностранцы, въезжая в большой древнерусский город, прежде всего поражались видом многочисленных каменных церквей, внушительно поднимавшихся над темными рядами деревянных домиков, уныло глядевших своими тусклыми слюдяными окнами на улицу или робко выглядывавших своими трубами из-за длинных заборов. В 1289 году умирал на Волыни Владимир Василькович, очень богатый, могущественный и образованный для своего времени князь, построивший несколько городов и множество церквей, украшавший церкви и монастыри дорогими коваными иконами с жемчугом, серебряными сосудами, золотом шитыми бархатными завесами и книгами в золотых и серебряных окладах. Он умирал от продолжительной и тяжкой болезни, во время которой лежал в своих хоромах на полу на соломе."
А вот что мы находим в записях другого исследователя российской истории Николая Ивановича Костомаров: "Давать в монастыри считалось особенно спасительным делом - "что имате потребно, несите к нам, то бо все в руце Божии влагаете." Кроме денежных вкладов и недвижимых имений, некоторые дарили одежды и посылали братии кормы, то есть съестные припасы. Некоторые знатные люди доставляли в монастыри каждоугодные пропорции. Во время болезни или перед кончиною страждущие думали уменьшить тяжесть грехов вкладами в церковь и завещали иногда в разные церкви и монастыри особые клады и кормления на братию. Если умирающий не успевал распорядиться формально, то наследники, зная его волю, считали долгом поскорее её исполнить для успокоения души усопшего. Нередко старый человек, чувствуя истощение сил, поступал в иноческий чин и при этом всегда давал дар или доход; в таких случаях богатые помогали бедным, давая им на пострижение. По народным понятиям, сделать вклад по душе значило проложить ей верный путь к спасению, и это верование было причиной больших монастырских богатств... Сама же вера в то, что подача нищему есть достойное христианское дело и ведет к спасению, порождала толпы нищенствующих на Руси. Не одни калеки и старцы, но люди здоровые прикидывались калеками. Множество нищих ходило по миру под видом монахов и монахинь, просили как будто на сооружение храма, а в самом деле обманывали."
Для объективности можно обратиться и к зарубежным свидетельствам.
"В монастыри направляются из бедности, частью по старости и дряхлости, частью вследствие супружеских несчастий, частью же приходится идти сюда и ради иных причин против собственной воли, - описывает свое путешествие в Россию немецкий ученый ХУ11 века Адам Олеарий. - Иные идут добровольно из особого благочестия, причем поступают так и весьма богатые люди. Если богатый человек направляется в монастырь, он берет с собой часть своего наличного имущества, а остальное остается его наследникам, как немного лет тому назад установлено в их новом Соборном уложении. Раньше они забирали с собой в монастырь все свое имущество, вследствие чего большая часть земли попала под власть монастырей и царь в конце концов мог остаться без земли и крестьян. У некоторых монастырей по этим причинам богатые доходы, между тем как иные совершенно бедны. Устав монастырский должен соблюдаться твердо и неуклонно. В определенное время дня и ночи монахи совершают свои молитвенные часы и богослужение, имея почти всегда при себе свои четки. В монастырях они ведут суровый образ жизни, никогда не едят мяса и свежей рыбы, а питаются лишь соленою рыбою, в особенности сырыми и солеными огурцами, медом, молоком, сыром и огородными овощами. Пьют при этом квас, или кофент, иногда кроша сюда огурцы и хлебая затем ложками. Вне монастырей, однако, они охотно дают себя угостить добрым друзьям, так что иной раз приходится везти их пьяными из домов в монастырь. Многих монахов можно часто видеть идущими, едущими верхом или в санях - вроде мужиков или ямщиков. Занятия или поступки у них те же, что у мирян, от которых их можно отличить лишь по черному их костюму. Имеются и такие люди, которые из особого благочестия уединяются в монастыри, строят здесь у дороги часовни и в них ведут суровую жизнь, как отшельники."
Ну а чтобы уж совсем выдержать паритет отечественных и зарубежных мнений, воспользуемся впечатлением французского маркиза Астольда де Кюстина от посещения им Троице-Сергиевой лавры в 1839 году.
"Несмотря на дурное настроение, я во всех деталях осмотрел знаменитую лавру, - пишет он. - В общем, лавра не имеет внушительного вида, свойственного нашим древним готическим монастырям. Конечно, люди стекаются к обители не для того, чтобы любоваться архитектурными красотами. Но, с другой стороны, наличие последних не умаляет их святости и не лишает заслуг набожных пилигримов...
На плоской и незначительной возвышенности стоит город, окруженный мощными зубчатыми стенами. Это и есть монастырь. Подобно Москве, его позолоченные главы и шпили горят на солнце и издали манят паломников. По гребню стен идет крытая галерея. Я обошел по ней вокруг всего монастыря, сделав около полумили. Всего в лавре девять церквей, небольших по размерам и теряющихся в общей массе построек, разбросанных без всякого плана. Все православные церкви похожи одна на другую. Живопись неизменно византийского стиля, то есть неестественная, безжизненная и поэтому однообразная.
Все прославленные в истории России личности делали богатые вклады в этот монастырь, казна которого полна золота, бриллиантов, жемчуга. Весь мир, можно сказать, вложил свою лепту в его несметные богатства, но во мне они вызывали скорее изумление, граничащее со столбняком, нежели восторг. Императоры и императрицы, набожные царедворцы, ханжи-распутники и истинно святые подвижники, соперничая друг с другом в расточительности, одаряли, каждый по-своему, знаменитую обитель. И на мой взгляд, простые одежды и деревянная утварь Святого Сергия затмевают все великолепные сокровища, включая богатейшие церковные облачения, принесенные в дар самим Потемкиным...
Несмотря на мои настоятельные просьбы, мне не пожелали показать библиотеку. На все доводы я получал (через переводчика) один и тот же ответ: "Запрещено". Эта стыдливость господ монахов, прячущих сокровища знания и выставляющих напоказ суетные богатства, показалась мне весьма странной."
При знакомстве с разными, в том числе нелицеприятными, мнениями, не грешно, наверное, иметь в виду, что христианство переходит на Русь из Византии именно в ипостаси черного монашества и, уживаясь с русской верующей совестью, приобретает свой собственный мотив евангельского милосердия, смирения и братолюбия. Начиная с Валаамского монастыря времен Андрея Первозванного, иноческое царство праведников воплощает в себе высший идеал Небесного Града, но безжалостная правда ещё и в том, что на территории почти каждого монастыря непременным атрибутом становится тюремное узилище, где в строжайшей изоляции содержат бунтарей против царя и веры.
С мудрыми философами иноземными наши иеромонахи в беседах не участвуют, да и знаться с ними не желают. Тем не менее, вряд ли можно ставить под сомнение весомость вклада монастырей в национальную культуру, архитектуру, живопись и духовное воспитание народа. Иноки создают школы грамоты, сиротские приюты, мастерские живописных, золотошвейных и других ремесел. В годину войн организуют у себя госпитали, в мирное время - центры по перевоспитанию малолетних преступников. Вместе с Посольским приказом члены Духовной Миссии Иерусалимской под "крышей" монастырей усердствуют и в работе по тайной надобности на благо развития закордонных связей государства Российского, расширения влияния православия по всему миру. На землях ближнего и дальнего зарубежья русские дипломаты, разведчики и проповедники всегда идут рядом, по разным дорожкам, но рядом.
Ну и пусть относительно невысок культурный уровень учителей Закона Божия в гимназиях и приходских школах, пусть вся мысль сановников Святейшей Патриархии сводится обычно к пастырским поучениям, увещаниям о соблюдении душевной чистоты и об угождении Всевышнему, все равно монастыри продолжают служить уникальной лабораторией, где совершается синтез богословия, живописного искусства и ремесел, хорального песнопения и литургического обряда. Рожденные этим синтезом биотоки обогревают невидимым светом духовные силы народа, высшей ценностью неизменно почитающего святость. Немало среди монахов и сочинителей акафистов: литургия для них становится творчеством, религия обретает дух поэзии упорного поиска душевного покоя, внутреннего согласия с Сыном Божиим и Пречистой Девой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46