– Я слышал, как она что-то кому-то отвечает.
– Буду через десять минут.
Я передал трубку Майлсу, чувствуя внезапный прилив благодарности. Мне даже стало несколько не по себе: ведь в моей жизни появился человек, благодарить которого мне придется до конца своей жизни.
– Я буду вам вечно признателен. И на случай, если мы больше никогда не увидимся, я хочу вам сказать, что вы не менее симпатичный человек, чем миссис Кэдуоллер-Бофорт, и достойный сын своей матери.
– Ничего, – сказал Майлс. – Думаю, мы еще увидимся.
– Ах да, наверное, надо подписать какие-то документы.
– Да, и сыграть в карты.
– Простите, не понял?
– Вам предстоит игра, мистер Баркер, – сказал Майлс, наклоняясь ко мне из кресла. – Игра, которой вы так хотели.
– Но… мне показалось, вы раздумали… Что у вас нет желания…
– Еще меньше у меня желания видеть, что вы так охотно отказались от этой перспективы!
Он меня поймал. Почти так же, как я его. Он блефовал: как я сразу не раскусил его! Майлс хотел довести меня до отчаяния: показать перспективу светлого, безоблачного будущего, а потом сразу же прикрыть ее решительно и жестоко.
Я услышал два голоса, исходящих из глубины души. Один завопил: «Нет!» – другой решительно крикнул: «Да!» Сейчас я был как допотопный видеомагнитофон, который неохотно, с жужжанием заглатывает кассету и долго жует ее, размышляя, прежде чем что-то выдать на экран.
Майлс передал мне трубку, на сей раз более решительным жестом.
– Звоните.
– Кому?
– Номер Тиббса в записной книжке.
– Вы уже разговаривали с ним?
– Пока еще нет. Скажите ему, что вы готовы сыграть с ним и его компанией по самой высокой ставке.
– Но он может заподозрить, что в дело вмешались вы…
– Пустяки. Такие люди не видят ничего, кроме денег. Естественно, когда перед ними большие деньги. Давите на него. Назовите любую сумму ставки. Сто, двести тысяч. Достаньте этого подонка, прижмите его к стенке.
Он говорил это с искренней ненавистью. Брови у меня поползли вверх.
– Так вам… показалась привлекательной эта идея – раскрутить его в карты?
– Да, отчасти.
Похоже, я начал узнавать в Майлсе родственную душу. Такой человек ни перед чем не остановится.
В трубке раздалось несколько гудков, после чего Тиббс ответил.
– Тиббси, – заговорил я. Как же мне хотелось сейчас поставить этого негодяя на место, а еще лучше, чтобы он почувствовал себя в моей шкуре.
– Кто это? – спросил он хорошо поставленным голосом. Даже не зная Тиббса, можно было сказать, что это голос опасного человека.
– Дэвид Баркер, – назвался я.
– Сегодня Рождество, – сказал он, ничуть не удивившись. – В свободное время я занимаюсь банковскими счетами. И у меня нет ни малейшего желания обсуждать с вами что-либо.
– Но почему?
– Потому что вы меня подставили с этим поместьем. Я вложил в него кучу денег, а между тем инвестиции не окупают себя. Не знаю, как вы там договаривались с хозяйкой, но, по-моему, я совершил очередную благотворительную акцию, купив это захолустье.
Э, да тебя голыми руками не возьмешь. Он уже заранее приготовил пути отступления. Он тут, получается, ни при чем.
– Все в порядке, Тиббс, наш разговор не прослушивается и не записывается на пленку. У меня есть предложение.
– Достаточно с меня ваших предложений, благодарю.
Этим подонком можно было восхищаться: до того искусно вел он свою игру. Теперь он представал жертвой в сделке с Чартерстауном и отводил от себя все громы и молнии правосудия. Майлса ждал на судебном процессе нелегкий поединок с достойным соперником.
– Дело в другом. Я хочу сыграть с вами. Как тогда, в вашем клубе. Ставка две большие сотни. Что скажете?
«Две большие сотни» всегда звучит лучше, чем «двести тысяч». Серьезные люди не называют вещи своими именами. Вообще, так можно закамуфлировать любую сумму. Сказать, например, «два гаража в Мэйфейр» вместо «двести тысяч».
– Мы давно не играем на такие суммы, – отозвался Тиббс, некоторое время помолчав. – Откуда у вас такие деньги?
– У меня есть резервы, – сказал я. – И потом, мне предстоит защищаться в суде против нашего общего друга, так что мне понадобятся средства на адвокатов. Поэтому рискну немного приподняться. Если проиграю, мне все равно ничего не светит, деньги там уже не понадобятся. – Я почувствовал, как он скалится у телефона. Он наслаждался моим отчаянием. – Все будет зависеть от того, сколько вы можете предложить со своей стороны, может быть, пару…
– Миллионов? – закончил Тиббс.
– Идет, – согласился я. На миг он задумался.
– Дайте мне час, – сказал он. – И получите ответ.
– Надо решаться, – сказал я, желая поддразнить его. – Кот вы или кошка?
– Ты еще долго будешь вспоминать эти слова, – посулил Тиббс.
– Вижу, ты заглядываешь вперед, Тиббси, – сказал я. – Наверное, уже видишь мои деньги в своем кармане.
Такие приемы проверки психики в ходу у профессиональных игроков. Так прощупывается соперник, так начинается блеф. Это чем-то сродни грозным выкрикам боксеров-профессионалов перед боем.
Мы с Майлсом расправлялись со своими пудингами практически в полном безмолвии, воцарившемся на сорок пять минут, пока не зазвонил мобильник.
– Ты попал, – сказал Кот. – Называй время и место.
– Двадцать седьмого, – сказал я, учитывая, что раньше этого дня Майлс не сможет раздобыть наличные, – и где угодно, была бы миска с водой.
37
СТАЙНОЕ ЖИВОТНОЕ
Вот каков был мой план.
Я собирался зайти в зал для игры с двумястами тысячами в кармане и выйти оттуда с довеском в миллион фунтов стерлингов, а разномастные босяки, которых я оставлю на месте сражения, похлопывая меня по плечу, будут желать мне удачи и доброго пути.
Все должно пройти нормально. Ведь я имею дело не с гангстерами. Согласно гангстерской иерархии, эти люди могли находиться ближе к дону Корлеоне, чем его собственные зубы, однако дело как раз в том, что они не имели к нему никакого отношения.
Тут важно заметить: единственное, почему этих субъектов нельзя назвать гангстерами, так это потому, что они были слишком умны. Они нашли способ делать огромные деньги, не нарушая закона.
Ну да, кое-кого избили, быть может, даже «убрали», если тот полицейский тип не блефовал, но это не их стиль. Если они и нанимают кого-то для такой цели, то наверняка пользуются услугами со стороны, у них нет постоянной армии головорезов, в которой нужно поддерживать боевой дух все новыми и новыми «разборками», разжигая их примитивные инстинкты зрелищем насилия. Так, во всяком случае, представлялось мне.
Игре предшествовали достаточно сложные приготовления, разыгрывалась целая прелюдия. Что было весьма предусмотрительно, так как все доверяли друг другу лишь отчасти.
Каждая из сторон определяла свое место игры: паб, отель, любое публичное место, где имеются камеры слежения и сложнее устроить налет; каждый учитывал интересы собственной безопасности.
Единственное место, где можно было устроить подобную встречу, – Лондон.
Причин тут несколько. Во-первых, у многих, с кем мне предстояло играть, были дела в Лондоне. Во-вторых, здесь полно подходящих заведений, отвечавших вышеупомянутым условиям, и в случае несогласия всегда можно было подыскать поблизости альтернативное решение, не разъезжая по городу в поисках нового места.
Итак, выбиралось два места, где могла состояться игра, как два набора лент для проигравших в Кубке Футбольной Ассоциации, из которых один остается неиспользованным.
Мы встречаемся в каком-нибудь баре и просим любое незаинтересованное лицо бросить монету, чтобы определить, в каком из двух мест мы будем играть. После чего звоним по телефону, чтобы туда доставили деньги. Никто, как вы понимаете, с собой таких сумм не носит. Деньги доставляются как минимум двумя проверенными людьми в охраняемое место, доступ куда можно получить с помощью пароля.
Эти люди заранее обо всем позаботились и приняли все необходимые меры предосторожности – в чем можно было не сомневаться. Речь не обязательно шла об оружии, хотя и это приходило мне на ум. Возможно, такая мера тоже была не лишней. Я имею в виду хотя бы какой-нибудь баллончик с красным перцем или дубинку. Подобные предметы в наше время доступны даже детям, они запасаются ими во время каникулярных туров во Францию. Если вы похлопаете по плечу сынишку какого-нибудь из своих знакомых и подскажете, в какой магазин ему нужно зайти, то получите свою выгоду, хотя он и без ваших советов зайдет куда надо.
К подготовке игры привлекается еще один человек – какой-нибудь наблюдательный парень из частного детективного агентства, в обязанности которого входит очистка помещения от всяких подслушивающих и подсматривающих устройств, камер и «жучков», потому что никогда не знаешь, кто и зачем мог их наставить. А иногда как раз наоборот, знаешь очень хорошо. Ни в коем случае не следует нанимать для этой цели кого-то из местной конторы, поскольку такого человека легко подкупить. Нет, тут стараются пригласить сыщика из Шотландии или откуда-нибудь с севера, знакомство с которым любого из участников игры исключено.
Суммы на оплату всего этого выделяют сами участники игры. Когда идешь «доить» змей, следует помнить, с кем имеешь дело.
В мою «команду» входили – я использовал это название лишь для значительности – Майлс, который не тянул на роль моего подстраховщика, но имел право видеть, что произойдет с его деньгами, и мой бывший сосед Мартин Морячок.
Мое предложение заинтриговало его.
– Я же говорил, Дэви, ты – темная лошадка, – лишний раз напомнил он мне. Эти слова Мартин произносил при каждой нашей встрече. И, честно говоря, я уже стал к этому привыкать, как к чему-то само собой разумеющемуся.
– Ты первый, о ком я подумал, – сказал я. Обычно так говорят люди, которые прекрасно знают достоинства друг друга. Он был ломовой вышибала, я – темная лошадка, нам ли не сработаться? Разве может у нас что-то сорваться?
Так ли уж необходимы были все эти предосторожности? Наверное, нет. Не было поводов подозревать Кота, что он станет мошенничать. Он регулярно устраивал у себя дома «собрания за покерным столом», и многие уходили оттуда с большими выигрышами живыми и здоровыми, и по дороге домой с ними ничего не случалось. Но эта игра была особенной, даже исключительной, никто из нас прежде не играл по таким ставкам, и возможный исход игры волновал каждого. Игроки душой, мы не могли не играть и поэтому хотели свести риск к минимуму.
Я выбрал местом встречи модный арт-клуб недалеко от Букингемского дворца. Здесь все было безумно дорого, но это меня и привлекало.
Первое, чего я добивался, – это вывести Кота и компанию из равновесия, пустить им пыль в глаза. Они были богачи, само собой, но у них отсутствовал вкус. В подобном месте они будут чувствовать себя неловко, неуютно, осознавая свое бессилие постичь высокий мир искусства. Это неплохой прессинг, во всяком случае, для начала сойдет. Они сразу наполнятся презрением, но что такое презрение, как не проявление того же страха, а я хотел, чтобы они боялись.
Почетное место в арт-клубе занимала «экспозиция» – перевернутое кресло посреди комнаты. Неплохой символ, будораживший воображение, даже на меня это подействовало. От созерцания этого символа неизвестно чего я наполнился презрением. Так что даже подумал, не слишком ли все это экстравагантно.
А вот псу это сразу понравилось.
– Классно! Можно бегать вокруг сколько хочешь. Вот это я называю искусством. И-и…
– Никакой беготни, – предупредил я. – Ты не на улице. – И оттащил его от кресла.
Отрадное ощущение вызывала также близость дворца. Здесь постоянно тусовались сотни две полисменов и находилась пара полков охраны, которые могли пресечь любые попытки освободить меня от законного выигрыша, что их, конечно, не остановит, но усложнит задачу.
Вечером перед игрой я надел на Пучка новый ошейник из шотландки, приобретенный после того, как Люси побывала у Робинсонов и забрала мой пиджак вместе с мобильным телефоном и кредитной карточкой. К счастью, дока Робинсона в этот момент дома не оказалось, а его жена Пенни была только рада вернуть мне мою собственность, когда Люси объяснила случившееся.
– Он все еще твердит о том, что надо вернуть ту, другую собаку, но детям понравилась эта, – сказала хозяйка. – Почему ваш муж оставил пса в приюте?
– Он мне не муж, – ответила Люси. – Просто у него в последнее время очень много проблем.
– О, в таком случае держите его подальше от нашего дома! – попросила Пенни, провожая Люси до дверей.
Новый ошейник Пучку сразу не понравился.
– В чем дело?
– Слишком новый, – надулся он. – Мне нужно что-нибудь с запахом. Можно я надену свой старый домашний?
– Это старье? – спросил я, доставая то, что было на нем, когда Робинсоны забирали его из приюта.
– Вот именно, он как раз для выходов в свет. Более «уличный» вариант. А в этом меня засмеют.
Я застегнул на нем старый ошейник с полустершимся номером – приютской кличкой собаки.
– Вот теперь все поймут, что перед ними пес, а не щен, не мальчик, но муж, – заметил Пучок, гордо разминая плечи, как опытный крикетист, только что натянувший на себя любимый джемпер.
Встреча была назначена в пабе «Локо Локо» в Виктории, напоминавшем уменьшенную модель станции техобслуживания, только здесь было гораздо грязнее.
Явились помимо Кота четверо членов «Бумажного Сообщества»: полицейский, адвокат, еще пара других – и трое «белых воротничков» из Сити, с которыми я не был знаком, а это всегда настораживает.
– С собаками нельзя, – крикнул «протирала» из-за стойки бара, как только я к ним приблизился.
Я поинтересовался, не потому ли, что пес может распугать местных мышей. Бармен пообещал немедленно вызвать охрану. Я посоветовал ему поторопиться. У меня был прекрасный настрой перед игрой, я был тверд, уверен и готов к любой неожиданности.
– Все таскаешь за собой этого доходягу? – спросил Кот. – Я думал, у такого пса, как ты, должен быть вкус получше.
Двое из Сити тут же услужливо расхохотались.
– Приступим? – предложил я, минуя эти вступления, и Пучок стал пристально рассматривать Кота, настраиваясь на игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52