«Не стоит удивляться, – подумал он, – если выяснится, что я хочу для своей дочери совершенно противоположного тому, чего я хотел когда-то для себя».За окном светало, и предметы в комнате обрели серые очертания. «Нужно смотреть на вещи реально, – думал он, – видит Бог, я достаточно прожил и пережил, чтобы сказать Молли что-то вразумительное. Я не могу сказать дочери, чтобы она приветствовала страсть, гордилась красотой и находила радость в том, что кому-то отдает ее. Может, это и заманчиво, но вряд ли такой совет сейчас был бы уместен».Конечно, он слышал о «современных родителях», которые дают своим детям полную свободу и даже снабжают их противозачаточными средствами, но это, по его мнению, так гадко, что может вызывать только отвращение. «Такое может происходить только в семье развратников, – думал он, – это вовсе не поощрение любви, а ее разрушение. Такие вещи говорят лишь о полной деградации и родителей, и детей».«Итак, – спросил он себя, – что же я посоветую дочери? Изредка целуйся, но не слишком много. Не позволяй молодому человеку заниматься с тобой любовью, но не сердись, если он будет пытаться делать это, не замораживай себя. Не будь слишком целомудренной или недостаточно целомудренной для семнадцатилетнего возраста. Будь полудевственницей, поскольку таковы правила игры в вашем мире, а их нельзя нарушить. Мы живем не на Самоа, нет; у нас свои странные обычаи. Пусть тебя ласкают; если необходимо, отдавайся на задних сиденьях автомобилей, но только наполовину – главное, вовремя остановиться; сдерживай себя; не доводи все до конца с молодым человеком, которого любишь. А если не можешь быть целомудренной наполовину, стань полной, вечной девственницей, как Хелен или покойная Маргарет; пусть секс тебя шокирует, оставайся стерильной. Или осуществи идеал, бытующий в мире: полностью воздерживайся до замужества и отдайся целиком, вступив в брак. Будь артисткой, умеющей быстро менять свое амплуа».«Как все это странно, – подумал Кен, – совершенно невозможно дать честный совет по этой вечной проблеме, которая встает перед каждым новым поколением. Может, нам всем следует хранить пугливое молчание?»«Послушай, Молли, – скажет он ей, придав голосу некоторое отчаяние. – Люди, живущие здоровой эмоциональной жизнью, могут любить и без немедленного физического воплощения любви. Любовь только выиграет, если ты сможешь ее поберечь. Непременным условием любви в этой стране является экономическая способность родителей содержать детей».«Что за идиотская торжественность, – думал он, – я начинаю изъясняться, как член правления Христианской ассоциации молодежи; как разрастаются слова, когда за ними не стоит правда! „Экономическая способность родителей является непременным условием любви", вот уж действительно!Бедная Молли; после всех испытаний, выпавших на ее долю из-за меня и Хелен, я еще хочу, чтобы она была идеально благоразумной. „Укроти свои чувства, не голодай так по любви – вот что я хочу ей сказать, – жди ее терпеливо, жди, пока наступит подходящий момент"».«Это моя дочь, – думал он, – в этом-то вся и беда; она – моя дочь, и, видит Бог, она уже наблюдала в своей жизни любовь горячую и любовь холодную. Отец не имеет права приходить в ужас оттого, что видит в дочери свое собственное отражение. Я, великий моралист, такого терпения в молодости не проявлял; нет, той ночью с Сильвией под соснами я не читал лекций о нравственности, не призывал к добродетели и никогда об этом не жалел».«Не становись похожей на меня», – вот что я скажу ей на самом деле, – думал он. – «И не будь такой, как Хелен, не надо уподобляться и Сильвии, такой, какой она была в твоем возрасте; не замыкайся в себе, но и не отдавайся своим чувствам целиком; ты просто жди, в юности лучше на время заморозить свои чувства». А я почти уже забыл и свое одиночество, и голод, и нетерпение, и впустую растраченные чувства, но это хорошо: если бы я помнил это слишком отчетливо, то не смог бы дать отеческого совета».– Кен, – спросила Сильвия, – ты еще не спишь?– Нет.– О чем ты думаешь?– Пытаюсь представить себе, что мы скажем детям.– Если бы я могла поговорить с Джоном! Но я не могу, – вздохнула она. – В его глазах я буду выглядеть законченной лицемеркой.– Наверное, Молли подумает обо мне то же самое. Одному Богу известно, что ей наговорила про нас Хелен.Наконец Кен погрузился в тревожный сон. Проснувшись в девять, он быстро оделся и спустился к завтраку. Ни Молли, ни Джон еще не вставали. В одиннадцать Кен поднялся наверх и с неожиданной для себя робостью постучал в дверь Молли.– Кто там? – резко спросила она.– Это я, – пробасил Кен. – Если ты не спишь, я хотел бы поговорить с тобой пару минут.– Входи, – сдавленно произнесла Молли.Он открыл дверь. Молли полусидела в кровати, натянув одеяло до самого подбородка. Кену сразу стало ясно: она знала, о чем пришел он говорить; в ее глазах одновременно светился и страх и вызов. Он присел у нее в ногах.– Чего ты хочешь? – спросила она. Под ее пристальным взглядом, устремленным на него в упор, он на какое-то мгновение почувствовал себя скованным.– Я просто хотел немного тебя предостеречь… – начал он.– От чего?– Вы с Джонни…– Я люблю его, – промолвила она почти шепотом. Он не дал себе времени подумать, слова вылетели как бы сами по себе.– Тебе слишком мало лет! – выпалил он. – Ты должна быть благоразумной!Кен вовсе не хотел, чтобы в его голосе был слышен гнев. Он увидел, как меняется ее лицо; она словно надела маску, и внезапно, придя в отчаяние, он понял, что доверия между ними больше не будет.– Мы будем благоразумны, – произнесла она бесстрастным ироническим тоном.– Я имею в виду… – начал он снова, но сейчас уже не знал, что же имеет в виду на самом деле. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.– Я просто хотел помочь, – произнес он наконец. – Мне тяжело видеть, как ты сама на себя накликаешь беду.– Я знаю, – опустив глаза, согласилась Молли. – Если не возражаешь, мне нужно одеться.– Хорошо, – угрюмо сказал он. Он неловко поднялся с постели и поцеловал ее в лоб. Чувствуя полную беспомощность, он вышел из комнаты. В гостиной он встретил Джона. В эту минуту Кен не хотел его видеть; холодно бросив ему на ходу «С добрым утром!», он вышел из дома. При этом Кен с такой злобой ударил кулаком по своей ладони, что в этом звуке Джону послышался раскат грома. Глава 26 – Я рад, что ты стал активнее участвовать в общественной работе, – сказал мистер Колфилд. Было это в мае, полтора месяца спустя после пасхальных каникул.– Да, сэр, – ответил Джон.– Без сомнения, твоя успеваемость у нас в школе была превосходной, но в твоей характеристике для приемной комиссии Гарвардского университета я счел своим долгом указать на твою не совсем нормальную склонность держаться обособленно. Это твой единственный отрицательный показатель.– Да, сэр.– Тебя выбрали руководителем оркестра – что ж, это очень хорошо тебя характеризует, дополняя твои успехи в науках и спорте, – продолжал мистер Колфилд. – Всесторонне развитый молодой человек– вот чего требуют все университеты. Думаю, ты можешь попытаться подать заявление на повышенную стипендию.– Благодарю вас, сэр.– У них есть несколько стипендий, предусматривающих бесплатное проживание и питание. Постараюсь чем-нибудь посодействовать, – заключил мистер Колфилд.Каждую пятницу вечером школьный оркестр, состоящий из девяти человек, репетировал в гимнастическом зале. Тэд Фарлоу хорошо играл на трубе, Фрэд Кон мастерски владел искусством ударника, а остальные подыгрывали, как могли. Когда Джон вошел в зал на репетицию, Тэд с остальными ребятами уже играли.– Давай, Джонни, – сказали они. – Бери микрофон.Оркестр начал исполнять старую мелодию «К западу от солнца, к востоку от луны». Джон дал им разок сыграть без слов, а потом запел: «К западу от солнца, к востоку от луныПостроим мы волшебный дом.Ночью при луне, на солнце днемБудем мы с тобой вдвоем…» – Слушай, это великолепно! – сказал Арт Брэдшоу. – Старик, ты зря тратишь время на латынь.– Спасибо, – смутившись, сказал Джон. – Вообще-то, эта песня мне никогда не нравилась. Что там у нас еще есть?В тот же вечер в дверь комнаты Джона постучал мистер Нили, который только что после долгого отсутствия вернулся в школу.– Тебя к телефону, – позвал он. – Междугородний.Джон поспешно направился в будку, установленную на первом этаже общежития.– Джонни? – в голосе Молли слышалось напряжение.– Да! С тобой все в порядке?– О, Джонни! – последовала мучительная пауза.– Молли, что произошло?На другом конце провода послышался глубокий вдох.– Это случилось, – наконец произнесла она.– Ты уверена?– Почти.– Где ты находишься? Где ты сейчас?– В аптеке, – сказала она. – Рядом со школой. Хотела сообщить тебе.– Кому-нибудь еще говорила об этом?– Только доктору! – она задыхалась от волнения. – Я ездила в город к врачу!– Не плачь! – сказал он. – Прошу тебя, не надо! Мы что-нибудь придумаем.– Что? Ты можешь приехать? Ты так нужен мне, Джонни!– Конечно, я приеду.– Когда?– Сегодня. Сегодня же выеду.– О, Джонни, спасибо! Я воображала страшные вещи, – она говорила так, словно у нее гора свалилась с плеч. – Я боялась, ты скажешь, что тебе нет до этого дела.– Молли, мы – муж и жена!– Да!– Может, ужасно говорить это, но я рад.– О, Джонни!– Если не считать того, что ты страдаешь.– Что мы будем делать?– Поженимся!– Как?– Придумаем что-нибудь.– Мне так стыдно! – снова муки в голосе.– Чушь! – его слова прозвучали, словно удар хлыста. – Не говори так, Молли! Брось пороть чепуху! Мы вместе займемся этим, и все будет в порядке, только ты перестань стыдиться.– Я попробую…– Если кто-то и должен стыдиться, так это я. Давай уж я буду стыдиться за нас обоих. Мне это легче.– Ладно, – в ее голосе послышалось смирение.– Теперь слушай. Вытри глаза, иди назад в школу и жди меня. Пока мы не решим, что делать дальше, нам нужно держать это в тайне. Не знаю, сколько займет у меня дорога, но я сделаю все, чтобы добраться поскорее. Нам нужно поговорить и пораскинуть мозгами. Когда я приеду, соври, что я твой брат или что-нибудь в этом роде.– Им известно, что у меня нет брата.– Хорошо. Я буду твоим кавалером, приглашающим тебя на свидание. Вам в школе разрешают встречаться с ребятами?– Только по выходным. В обычные дни можно встречаться в общем зале.– Завтра четверг, – сказал он. – Буду в общем зале сразу, как приеду.– Но что же мы будем делать? – спросила она.– Дай мне подумать. Что-нибудь сообразим. Годится?– Годится, – согласилась она.– Я скоро буду. До свидания, милая.– До свидания, – сказала она и, перед тем как положить трубку, добавила: – Спаси нас Бог, Джонни.До этого момента он был спокоен, но выйдя из телефонной будки, неожиданно пришел в замешательство. Чтобы уехать из школы, необходимо получить разрешение; если он просто убежит, они будут его искать, а это вызовет новые осложнения. Нужно немедленно достать денег. А сколько стоит билет на поезд до Вирджинии? Он не имел понятия. Можно ли улететь самолетом? Опять же неизвестно. Главное – достать денег. Ему понадобится долларов сто: сейчас он пожалел, что разрывал присылаемые Сильвией чеки. На его счету в школьной кассе после пасхальных каникул оставалось всего лишь семь долларов.Денег нет.Занять сто долларов в Колчестерской академии не у кого. Учителя будут задавать ненужные вопросы, а у учеников просто не найдется такой суммы.Денег нет. Им овладела паника. Может быть, уехать немедленно будет просто невозможно.Конечно, он уедет. Если нужно, на попутных машинах. Получится так же быстро, если повезет.Или занять денег у директора? Сказать, что дома непредвиденные обстоятельства. Заболел отец. Все равно нужен какой-то предлог, чтобы получить разрешение уехать. Нет смысла заставлять Колфилда вызывать на его поиски полицию.Но если бы действительно были какие-то непредвиденные обстоятельства, разве семья не выслала бы деньги телеграфом? Если Джон захочет уехать без официального вызова от семьи, да к тому же еще попросит взаймы денег, старый Колфилд наверняка что-нибудь заподозрит. А если у него будут подозрения, он может помешать Джону уехать даже на попутных – он станет приглядывать за ним, а если поймает на выходе с чемоданом, может даже запереть его в комнате. А тогда он вообще не сможет поехать.Нет. Нужно проделать все как полагается, подумал восемнадцатилетний Джон. Никаких ошибок. И тут же у него созрел план– ложь, основанная на правде.– Мистер Колфилд, – говорил Джон директору пятнадцать минут спустя. – Я только что получил неприятное известие. Дома сложились чрезвычайные обстоятельства.– Печально слышать, – ответил мистер Колфилд полным заботы голосом. – Что случилось?– Неприятно говорить об этом, сэр.– Мне ты можешь сказать, мой мальчик! – мистер Колфилд всегда считал себя очень понимающим человеком. Мальчики могут приходить к нему с любыми своими проблемами, говорил он.– Как вам сказать… Тут дело в отце, сэр. Вы знаете, иногда он пьет слишком много.– Это очень печально, – сказал мистер Колфилд, хотя слышал об этом раньше из других источников. Он очень внимательно следил за «обстановкой дома» у своих учеников и все фиксировал.– Видимо, последнее время он очень много пил, то есть я хочу сказать, больше, чем обычно, и заболел. Женщина, которая работала у нас, два дня назад ушла – она с ним не справилась. Эта женщина – старая Марта Халберт – поехала в сторону Флориды в поисках работы, но в Вирджинии стала волноваться, что с отцом что-нибудь могло случиться. Сказала, что ее замучила совесть, что оставила его одного. Поэтому она сделала остановку и позвонила мне. Она сказала, мне нужно съездить домой, может, определить отца в больницу. Только что она звонила мне по междугороднему из Вирджинии.– Все это очень неприятно, – согласился мистер Колфилд. – Разве у тебя нет родственников, к кому ты можешь обратиться за помощью?– Вы же знаете, папа и мама развелись.– Нелегкое дело для юноши, – сказал мистер Колфилд. – Положить отца в больницу. Особенно при таких обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33