Тяжкие сомнения одолевали меня, и я решил ничего не предпринимать до возвращения господина д'Орсана; увидев же его снова, я прежде всего попросил его помочь мне выполнить долг вежливости и благодарности; но, как выяснилось, в тот же вечер, когда мы расстались с госпожей де Вамбюр, она уехала к себе в деревню.
Не странно ли, что оба мы, казалось, избегали друг друга? А между тем, последний наш разговор требовал безотлагательной встречи. Я пришел к заключению, что госпожа де Вамбюр по деликатности не хотела объяснений накануне моего отъезда, боясь, что разлука станет слишком тяжелой для нее; ведь она не знала, что ее опасения напрасны и никакого объяснения не может быть, потому что я женат.
Граф д'Орсан разрешил мне не делать ему прощального визита. Я должен был уехать рано утром на следующий день. Уходя от меня, граф вручил мне по поручению госпожи де Вамбюр кошелек. Я хотел посмотреть, что в нем содержится, но граф не разрешил мне сделать это при нем. Он быстро удалился, попросив меня почаще писать ему и пообещав моей жене навещать ее, чтобы скрасить дни разлуки со мной.
Только он ушел, жена моя безутешно расплакалась, твердя, что она больше меня не увидит. Что до меня, я уже не разделял ее печали; если бы она была не так ослеплена любовью, она вероятно почувствовала бы, что простился я с ней довольно холодно.
На другой день я выехал с утра в дорожной коляске графа и вскоре прибыл в Реймс, где меня ждал помощник. Он разъяснил мне мои обязанности, и могу сказать без хвастовства, что за короткое время я усвоил все самое главное из того, что мне следовало знать.
По прошествии примерно месяца после приезда в Реймс, я получил от господина д'Орсана письмо, удивившее меня своим слогом. Я с каждой почтой получал от него письма, полные веселых шуток. Это же письмо резко отличалось от предыдущих своим неестественным, принужденным тоном. В конце же его граф сообщал, что жене моей очень плохо, но что пока нет оснований опасаться печального исхода и потому он советовал мне не покидать мой пост без специального разрешения; в конце он умолял меня не очень беспокоиться и положиться во всем на него.
Это письмо ошеломило меня. Настойчивая просьба остаться в провинции и наряду с этим сообщение о тяжелом состоянии жены… Все это открыло мне глаза. Я больше не сомневался в том, что ее уже нет в живых. Холод пронизал меня; я снова и снова брал письмо в руки и откладывал его, не читая. Я сидел у себя потрясенный и растерянный, когда один из лакеев, приставленных ко мне графом, доложил, что главный викарий епархии, приходившийся родственником графу, желает меня видеть. Я вышел к нему.
Задав мне несколько вопросов относительно различных статей моего брачного контракта с мадемуазель Абер, он сообщил, что она скончалась, хотя врачи не замечали у нее никаких признаков болезни, кроме крайней слабости, на которую она жаловалась все последнее время. Я не мог удержаться от слез при этом известии и смело скажу, что слезы мои были искренними.
– Сударь, – прибавил викарий, – господин д'Орсан до последней минуты делал все, чтобы избавить вас от неурочного возвращения домой. Но теперь вам надо вернуться и как можно скорее: мадемуазель Абер-старшая опечатала ваш дом, вот вам разрешение прервать на время вашу поездку по провинции.
Я уехал, не теряя времени, этой же ночью; прибыв домой, я облачился в траур и с помощью графа д'Орсана уладил все деловые вопросы.
Не успел я вернуться, как ко мне пожаловал господин Дусен, достопочтенный духовный наставник мадемуазель Абер.
– Мы с вами, думается мне, знакомы, – сказал он, входя. – Я пришел к вам по поручению мадемуазель Абер-старшей. Эта благочестивая особа ожидает, что вы по справедливости вернете ей состояние покойной сестры. Думаю, вы слишком порядочный человек, чтобы присвоить себе наследство, принадлежащее ей по праву кровного родства.
– Если вам думается, что мы знакомы, – ответил я, – то признаюсь, я удивлен, что вы посмели явиться ко мне. Невестка моя никоим образом не может претендовать на наследство моей жены. А чувство справедливости и сан, которым вы облечены, должны были бы подсказать вам, что надо вразумить мадемуазель Абер-старшую, чтобы она не затевала тяжбы, которая ни к чему не приведет.
Он долго разглагольствовал елейным тоном, пытаясь сломить мое упорство, но убедившись в моей непреклонности и заключив по моим ответам, что нет никакой надежды на успех, сказал на прощанье:
– Посмотрим, кто возьмет верх: вы или я.
Я не мог без смеха думать о сердечной привязанности пастыря к его духовной дочери: он считал ее интересы своими собственными. Отец Дусен ушел взбешенный, а я даже не проводил его до двери.
Я был столь невежлив не со злости, а из-за смущения, в какое повергли меня его угрозы; ведь я был совершенным профаном во всех правовых вопросах.
В тот же день я описал графу свою беседу с преподобным Дусеном. Граф повез меня к своему адвокату; тот сказал, что мне нечего беспокоиться и что он возьмет на себя ведение этого дела, а я могу больше о нем не думать.
Тем не менее я еще целый месяц жил в Париже и все это время ежедневно подвергался атакам госпожи д’Ален, которая задумала пристроить за меня свою дочь Агату. Чтобы отвязаться, мне пришлось обойтись с этой милейшей дамой довольно нелюбезно.
Я уже собирался вернуться в Шампань, когда господин д'Орсан сообщил мне, что госпожа де Вамбюр в Париже и я должен посетить ее, не откладывая. Я, не колеблясь, последовал его совету. Я уже не так боялся встречи с ней, хотя траурное одеяние было наглядным свидетельством моей неполной откровенности.
– Какой мрачный наряд! – воскликнула она, увидев меня. – Я думала, вы в отъезде.
– Я приехал в Париж, сударыня, – сказал я, – по приказанию графа д'Орсана, чтобы привести в порядок свои дела. Смерть моей жены…
– Как! Вашей жены! – воскликнула она. – Что это значит? Д'Орсан никогда не говорил, что вы были женаты:
Она умолкла и задумалась. Я упал перед ней на колени.
– Простите графа д'Орсана, сударыня, – сказал я. – Ради меня он пожелал скрыть от вас мой брак. Он опасался.
– Чего же он опасался? – прервала она. – Неужели он думал, что из-за этого я откажусь вам помогать? Или он полагал, – продолжала она в волнении, – что у меня были какие-то виды, которым мог помешать ваш брак?
– О нет, сударыня, – ответил я, – господин д'Орсан хорошо знает, кто вы и кто я. Он никак не мог подумать, что вы способны снизойти до меня, и я не настолько дерзок, чтобы обратить к вам мои взоры.
– Ах, встаньте, пожалуйста! – воскликнула она. – Я уже говорила, что разница в происхождении не может влиять на мой выбор, и если я выйду когда-нибудь замуж, то только по велению сердца; и того же буду ждать от моего избранника.
– Ах, сударыня, – сказал я с неудержимым порывом, – если ваше сердце ищет того, кто вас любит, кто вас обожает, не может ли оно сделать свой выбор сейчас?
– Что вы хотите этим сказать? – сказала она в смятении. – Вы с ума сошли! Едва успев похоронить свою жену, вы решаетесь говорить мне о любви! Вы плохо беретесь за дело; такая поспешность отнюдь не завоюет мое сердце, она может лишь уменьшить мое уважение к вам.
– Не торопитесь осудить, не выслушав! Узнайте сначала историю моего первого брака, узнайте, как завязался этот узел, и вы поймете, что женился я по причинам, не имеющим ничего общего с любовью. Да будет мне позволено сказать, не оскорбляя вас – вы первая, кого избрало мое сердце.
– Я буду очень рада услышать все это, – сказала она, – так как я твердо решила устроить ваше благополучие, и мне очень важно знать о вас все.
Как изобретательна истинная нежность, когда она ищет доводы, чтобы поддержать пламя любви, даже сознавая, что его лучше погасить! Чем сильнее любовь, тем легче она находит себе пищу.
Не стоит приводить здесь то, что я рассказал госпоже де Вамбюр; это было повторение чистосердечной повести, уже известной читателю моих записок.
– Вы сами видите, сударыня, – добавил я, – много ли места занимала любовь в моем союзе с мадемуазель Абер. И если продолжить признания, то скажу одно: вы первая женщина, чья красота пробудила мое сердце, и оно страдает жестоко, потому что мне не позволено питать никакой надежды.
– Я рада, что узнала обо всем, – ласково ответила дама, – и вижу, что могу вернуть вам свое уважение. Ваша скрытность встревожила меня, но теперь я успокоилась; самое главное – позаботиться о вашей карьере.
– Ах, что мне карьера, если я лишился вашего благоволения, – сказал я с горечью.
– Довольствуйтесь тем, Ля Валле, – сказала она, – что я питаю к вам дружбу; больше пока ничего не могу сказать. Вы знаете мой образ мыслей, и этого достаточно.
Мягкий взгляд, прояснившийся после моей исповеди, сказал в тысячу раз больше, чем ее уста.
Охваченный радостью, я снова бросился к ее ногам, надеясь вырвать у нее более ясное признание, но в прихожей раздался шум, и она жестом остановила меня. Вошел граф д'Орсан.
– Вот я здесь и жду (ваших распоряжений, – сказал он госпоже де Вамбюр. – Но, кажется, я помешал? – он сказал это с улыбкой, лукаво поглядев на Меня. – Меня привело сюда наше общее дело; надеюсь, на меня не будут сердиться.
– Нет, граф, вы нисколько не помешали, – тотчас отозвалась госпожа де Вамбюр, – я как раз хотела с вами поговорить. Мне нужна ваша помощь, ваше влияние, чтобы поскорее помочь господину де Ля Валле занять подобающее место. Вчера я видела Боно, и он дал мне дельный совет. Славный человек этот Боно!
– Согласен с вами, сударыня, – сказал граф. – Он принимает большое участие в судьбе господина де Ля Валле, и этим очень мне симпатичен. Вы можете рассчитывать на меня. Но должен вам признаться, – добавил он шутливо, – что если бы я не видел моего друга в этом траурном одеянии, я был бы больше удивлен вашей горячностью; чувствую, что вы оставили меня позади. Я никогда не пытаюсь проникнуть в тайные намерения моих друзей, – продолжал он тем же тоном, – но желаю, чтобы наш друг Ля Валле скорее занял подобающее положение, более достойное внимания, какое вы ему оказываете.
– Богатством меня не прельстишь, – с улыбкой отвечала госпожа де Вамбюр, – господину де Ля Валле не нужна будет моя помощь, когда карьера его будет сделана. По вашей просьбе я охотно взялась помочь ему, чем могла. Но полагаю, что теперь, если ничто больше не удерживает его в Париже, ему следует продолжать свою поездку.
– Но мне грозит тяжба, затеянная моей свояченицей, – заметил я.
– Об этом не тревожьтесь, – сказал господин д'Орсан. – Я говорил с Дусеном и полагаю, что он утихомирит свою духовную дочь; но если ему не удастся выполнить обещание, все равно вы можете пренебречь его угрозами.
Тут граф заметил по глазам госпожи де Вамбюр и по моим взглядам, что мы еще не все сказали друг другу и, напевая что-то вполголоса, отошел к окну, выходившему на площадь.
– Господину д'Орсану, – сказал я госпоже де Вамбюр, как только граф отвернулся, – легко советовать мне не тревожиться! Но у сердца моего есть тревоги поважнее, чем карьера. Вы велите мне разлучиться с вами…
Я умолк, не в силах побороть охватившую меня печаль.
– Не горюйте, – ласково сказала госпожа де Вамбюр, – помните, что это мой приказ; я хочу, чтобы вы мне повиновались.
– Если бы вы разрешили мне хотя бы писать вам время от времени! – воскликнул я.
– А разве я вам запрещаю? – отвечала она. – Напротив! И мне самой придется отвечать на ваши письма, чтобы ставить вас в известность о шагах, предпринятых нами здесь в ваших интересах.
Господин д'Орсан снова подошел к нам и назначил мне срок отъезда. Я попрощался с госпожей де Вамбюр, чей взгляд еще раз приказал мне не тревожиться. Быть может, желая подсказать мне правильный путь, граф, прощаясь, взял руку госпожи де Вамбюр и поднес ее к губам; я с трепетом решился на подобную же вольность и должен признаться, что этот знак преданности был принят с явным благоволением.
Описанная выше сцена многих удивит. В самом деле, редко бывает, чтобы вдовец в первые же дни траура так далеко зашел на пути к новому браку. Впрочем, ведь вся моя история нарушает общепринятые законы; вообразите любого на моем месте, и вы перестанете удивляться.
В самом деле, я женился без любви, овдовел, когда во мне только пробудилась любовь к той, с которой я по долгу благодарности должен был иногда встречаться – и думаю, что никто не упустил бы открывшейся передо мной возможности и не поступил бы иначе. Если этих резонов мало, ничего не поделаешь. Мое дело написать правду, а вы читайте.
Выйдя от госпожи де Вамбюр, я отправился к брату и застал его в отчаянном положении. Жена покинула его несколько дней назад, заявив, что вернется в свой дом только тогда, когда его уже там не будет. Брат хотел было прибегнуть к правосудию, чтобы по закону добиться своего права, но я ему отсоветовал судиться; а чтобы лучше его убедить, попросил его подыскать мне небольшой домик в Марэ, перевезти туда за время моего отсутствия мебель и из дружбы ко мне поселиться там и ждать, когда я вернусь в Париж. Я рассчитывал на то, что в дальнейшем мы с ним больше не расстанемся.
Затем я привел в порядок свои денежные дела с мадам Ален, которая стала менее вежливой, когда узнала, что у меня хотят отобрать наследство, и, наконец, отправился к месту службы, с тем чтобы продолжить объезд Шампани.
Мне следовало изучить до тонкости свое дело, и я прожил в провинции гораздо дольше, чем предполагал. В течение этих полутора лет я поддерживал аккуратную переписку с госпожей де Вамбюр. В одном из писем она просила меня от имени графа д'Орсана заехать в одно из его имений, расположенных на границе вверенной мне провинции.
Каково же было мое удивление, когда приехав в поместье графа, я увидел там госпожу д'Орвиль. Граф д'Орсан сказал, что счастье его не будет полным, если я не буду свидетелем его бракосочетания с прелестной вдовой. Церемония состоялась на следующий день. Мать господина д'Орсана, которая уступила мольбам сына, с радостью согласилась принять участие в торжестве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64