– Ларри простудился, и у нас сейчас новый человек ухаживает за собаками. – Она поцеловала Пола. – Не забудь, мы ждем тебя на Рождество. Тим приедет, так что все будут в сборе.
– Какая она все-таки милая, – сказала Лия, когда Мег ушла.
– Да. И всегда была такой.
Его радовало, что две его кузины были подругами несмотря на полное несходство характеров. Лия с Ильзой тоже дружили и тоже были такими разными. Общим у троих женщин было то, что они честны и благородны, а это, в конечном счете и есть главное в человеке.
Пол сидел в кресле у окна, за которым виднелась Ист-ривер; на другом берегу реки каменной грядой вздымались дома с торчащими трубами, сейчас едва различимые из-за снегопада. Пол открыл рот, решив наконец-то сказать Лие то, что вертелось у него на языке каждый раз, когда они оставались вдвоем в этой палате, но опять передумал и, помолчав минуту, сказал совсем другое:
– Настоящая зимняя метель. Рановато, пожалуй.
– Ты ведь не это хотел сказать.
– Разве?
– Да. Ты хотел рассказать мне о том, что постоянно занимает твои мысли.
Пол не мог более держать это в себе.
– Ну, хорошо. Ты знаешь, кто меня оперировал?
– Нет, ты не говорил.
– Теодор Штерн. – Увидев, что Лии это имя ничего не говорит, он добавил: – Муж Айрис.
Она откинулась назад и с шумом выдохнула:
– Господи, Пол, зачем ты это сделал?
– Я просто проснулся однажды ночью, и меня вдруг осенило. Я не мог устоять перед этой идеей, вот и все.
Лицо Лии посуровело.
– Нет, не все, проклятый ты идиот. Ты ищешь неприятностей на свою голову. Ты что же, хочешь, чтобы все стало известно, да? Предположим, он расскажет о тебе ей… Анне. Что тогда?
– Я не думаю, что, вернувшись домой, он обсуждает всех своих пациентов. Ну а если мое имя и всплывет, что же… Она, Анна, знает, что на меня можно положиться.
– По-моему, ты мазохист. – Лия погрозила ему пальцем, отчего зазвенели все ее браслеты. – Все эти годы я храню твою тайну, и даже Билли ничего об этом не знает, хотя, вообще-то, у меня нет от него секретов. А почему? Да потому, что это твоя тайна, не моя. И ты же сам сознательно поступаешь так, что все может всплыть наружу. – Она надела меховое пальто и встала, все еще хмурясь. – По-моему, тебе нравится мучить себя. Черт тебя возьми, Пол!
– Ничего подобного. Наоборот, после разговора с ним у меня на душе стало легче. Притупились боль и снедающее меня ненасытное любопытство. Правда, Лия.
Строгий взгляд Лии смягчился.
– Но разве ты удовлетворишься этим? Выписавшись из больницы, ты не сможешь больше встречаться с ним. Для тебя же было бы лучше и вовсе его не знать.
– Может, ты и права. Но что сделано, то сделано.
– По крайней мере не пытайся завязать с ним более близких отношений. Мой тебе совет – не заводи с ним разговоров на личные темы.
– Мы ни о чем таком и не говорим, – быстро проговорил Пол.
– И не надо. Выпишешься из больницы, забудь об этом. Все равно ты ничего не сможешь изменить.
– По крайней мере, я теперь знаю, что у Айрис хороший муж.
– Что ж, это прекрасно. Послушай, мне пора идти, я договорилась встретиться с Биллом. Но помни, что я тебе сказала – чем меньше разговоров с доктором, тем лучше.
После ее ухода Пол долго сидел, держа на коленях книгу, которую он даже не раскрыл, и глядя на метель за окном, усиливающуюся с каждой минутой. Примерно в это время доктор Штерн обычно заходил к нему, но оставался не больше пяти минут, которых хватало на то, чтобы осмотреть плечо Пола, обменявшись попутно парой ничего не значащих слов. Вчера, правда, он задержался на пару лишних минут, потому что застал Пола за чтением «Уолл-стрит джорнэл», и задал ему какой-то вопрос о финансовой ситуации. Этим, собственно, и исчерпывалось все их общение после той первой встречи в кабинете Штерна. Пол должен был признать, что это краткое общение мучительно и бессмысленно. После выписки ему снова придется довольствоваться обрывками информации, которыми будет снабжать его Лия, если Айрис или Анне случится зайти в ее салон за новым платьем.
Большие мокрые снежинки прилипли к стеклу, закрыв и без того слабому свету осеннего дня доступ в комнату. Поднявшись, Пол выглянул в окно: снег густыми хлопьями падал на угрюмую черную реку. Испытывая теперь какое-то непонятное беспокойство, он включил телевизор. Передавали сводку погоды; диктор сообщал то, что Пол мог видеть собственными глазами в городе разыгралась настоящая метель, повсюду были снежные заносы. Железнодорожное сообщение с Нью-Хейвеном и Лонг-Айлендом прервано. Пассажиры спешили сесть на поезда, которые еще ходили, но многие уже опоздали и будут вынуждены либо снять где-то комнату, либо провести ночь на вокзале. Он выключил телевизор, снова уселся в кресло и задремал.
Проснулся он уже вечером. Снаружи царила мрачная непроглядная темнота, и теплая, ярко освещенная комната показалась ему благословенным убежищем. Он вспомнил, как в детстве во время летних каникул, которые проводил в Адирондаксе, всегда внутренне вздрагивал от удовольствия, чувствуя себя в безопасности в доме, когда снаружи грохотал гром, и ветер с шумом раскачивал и ломал деревья. Вспомнив об этом, он стал размышлять об изумительной способности человека извлекать из глубин памяти ощущения, испытанные им много лет назад, и в этот момент дверь в палату отворилась.
– Я уже заглядывал к вам, но вы спали, – сказал вошедший доктор Штерн, – поэтому я ушел и провел занятие с ординаторами.
Резкий порыв ветра сотряс оконную раму, словно ветер попытался ворваться внутрь.
– Похоже, метель разыгралась не на шутку, – сказал Пол. – О такой и полвека спустя будут вспоминать.
– Да. Говорят, такси достать невозможно. – Штерн сделал гримасу. – А поезда не ходят. Да в любом случае до Центрального вокзала не добраться. Слишком скользко.
– Да, – согласился Пол. – А вам-то уж ни в коем случае нельзя сломать ногу. Не то что мне, банкир может работать и сидя.
– Ну, вам тоже лучше ничего не ломать.
Штерн снял повязку с плеча Пола. Прикосновения его пальцев были почти неощутимы. Вот что значат «умелые руки», подумал Пол, часто морщившийся от боли, когда повязку меняли другие. Штерн тем временем успел заново перевязать плечо.
– По виду все в полном порядке. Думаю, больше оно не будет вас беспокоить.
– Вы и сейчас считаете, что к весне я смогу играть в теннис?
– Если не случится чего-то из ряда вон выходящего. Например, вы снова рассечете себе плечо или отправитесь еще на одну войну.
– Этого уж точно не случится, – рассмеялся Пол. Штерн вздохнул и сел.
– Не возражаете, если я тут у вас немного переведу дух? Сегодня был какой-то особенно тяжелый день. Бывают такие дни время от времени.
– Садитесь, посидите. Знаете, я как раз ждал случая поговорить с вами на тему, не относящуюся к моему плечу.
– Вот как? О чем же?
– О, ничего важного. Простое совпадение. Два года назад я был в Иерусалиме и встретил там человека, который знал вас в Вене. Его звали Хеммендингер.
Штерн покачал головой.
– Имя мне ничего не говорит.
– Возможно, это какая-то ошибка. Он ювелир, забавный старомодный человечек, очень любезный. Он спросил меня, не знаю ли я доктора Теодора Штерна, специалиста в области пластической хирургии в Нью-Йорке. Я ответил «нет», а вчера почему-то вспомнил о нем и решил у вас спросить.
– И имя, и профессия довольно необычные, – чувствовалось, что Штерн заинтересовался, – я пытаюсь вспомнить.
– Он сказал, что у него был магазин неподалеку от Рингштрассе. Дело основано еще его дедом. По словам Хеммендингера, он хорошо знал вашу мать.
– О, ну конечно. Теперь я вспомнил. Я просто тогда не слишком обращал внимание на его имя. Моя мать очень любила всякие украшения и в этом магазине купила великое множество ювелирных изделий. Позже она попыталась продать их, чтобы спасти нам жизнь. Ужасные то были времена, мистер Вернер. Вы и представить себе не можете.
– Думаю, что могу. В свое время я был знаком со многими европейцами как по деловой линии, так и по работе в организациях, занимавшихся делами беженцев. И я при любом удобном случае расспрашивал своих европейских друзей, как им удалось вынести тяготы тех страшных лет. Меня вообще интересуют люди, людские судьбы. Я люблю задавать вопросы, – сказал Пол, словно удивляясь этой своей слабости, и быстро добавил: – Если, конечно, эти вопросы не вызывают возражений.
– Я не возражаю, – ответил Штерн, печально улыбнувшись. – Если хотите, я расскажу вам свою историю. Короткая история, в которой, к сожалению, нет ничего необычного. – Улыбка исчезла. – Вся моя семья, вплоть до дальних родственников, погибла в концентрационных лагерях. По чистой случайности я находился за границей, пытаясь организовать их отъезд из Австрии, когда Гитлер захватил страну. Тогда я перебрался в Англию и всю войну сражался в рядах английских войск. – Он развел руками. – Как я и сказал, это самая обычная история.
– Да, мне все это хорошо известно. Я работал в Объединенной комиссии по размещению иммигрантов. Мы немало сделали, чтобы помочь тем, кто попал в Америку после войны, обустроиться здесь. Мне всегда казалось, что врачам приходилось особенно трудно – им ведь надо было сдавать на чужом языке экзамен на подтверждение квалификации и начинать все сначала, не имея денег, кроме тех небольших сумм, которые мы могли им предоставить.
– Ну, мне в этом отношении повезло больше других. До войны отец перевел кое-какие средства в Штаты, так что небольшой начальный капитал у меня был. Потом я породнился с чудесной семьей, и они помогли мне залечить раны, душевные, я имею в виду. У меня снова появился дом и близкие люди. Что это для меня значит… – Штерн покачал головой. – Вам не понять. – Он замолчал.
На мгновение Полу стало совестно, что он затронул болезненную, судя по всему, для Штерна тему. Штерн заговорил снова:
– Они приняли меня в свою семью, отнеслись как к родному. Моя теща… не часто мужчина с любовью отзывается о своей теще, – он попытался усмехнуться, – но я вам не лгу. Она изумительная, тонкая женщина и так похожа – я никого не хочу обидеть – на европейских женщин, которых я знал в юности. А тесть… этот человек – соль земли. Я употребил правильное выражение? Соль земли. Боюсь, люди его типа выходят из моды.
– Да, когда у человека есть семья, на которую можно опереться – это здорово, – заметил Пол, испытывая стыд от того, что, по сути, вытягивает у ничего не подозревающего человека сведения о чужой жизни, которая, в общем-то, его не касается.
– Сейчас он как раз участвует в кампании по сбору средств, чтобы расширить отделение пластической хирургии в нашей пригородной больнице. Нам не хватает места. – Штерн взглянул на часы. – Я уже не успею вернуться домой сегодня. Пойду лучше позвоню.
– Можете воспользоваться моим телефоном, – предложил Пол и, увидев, что Штерн колеблется, добавил; – А почему нет? Воспользуйтесь, я просто настаиваю.
И опять испытав чувство вины, взял газету, заставляя себя не обращать внимания на телефонный разговор, ведущийся в его присутствии. «Ты же просто обманщик, ты соглядатай», – сказал ему внутренний голос. «Но я же не приношу никакого вреда, – возразил Пол самому себе. – Мое желание естественно и безобидно. Кто бы на моем месте поступил иначе?»
Он представил голос на другом конце провода, голос Айрис, и попытался воссоздать ее реплики.
– Да, очень жаль, – говорил Штерн. – Нет, вряд ли я смогу это сделать. Поезда не ходят. Не беспокойся, я перекушу в кафе и переночую у кого-нибудь из ординаторов.
Пол попытался представить лицо Айрис, но это ему никак не удавалось, потому что от их последней короткой встречи в памяти остались лишь темные глаза, смотревшие на него с неприязнью. Но это же нелепо! У нее не могло быть никаких причин для неприязни. Нелепо.
– Что? – сказал Штерн. – Если дороги не расчистят, они могут не ходить завтра в школу. Конечно. Холм слишком скользкий. Да. Хорошо, дорогая. Позвоню утром. Да, у меня теплое пальто.
Он повесил трубку и улыбнулся немного сконфуженно.
– У меня хорошая жена. Беспокоится обо мне. Полу хотелось слушать еще и еще.
– Вам повезло, – сказал он. – После всего, что вам пришлось пережить, вы обрели счастье.
– Да, – ответил Штерн после недолгого молчания. – Это моя вторая семья. Первая жена и маленький сын погибли. Но такое не забывается. – И продолжал чуть ли не мечтательно: – Странно, говорят, что мужчина каждый раз влюбляется в женщин определенного типа, но вот со мной это не так. Лизель была блондинкой, спортивного типа, очень живая по натуре. А Айрис темноволосая, серьезная и медлительная. – Штерн слегка пожал плечами. – Кто знает? Кто может понять, почему мы поступаем так, а не иначе?
Он вспоминает о той, другой женщине, с сожалением, пронзила Пола мысль, так же, как я всегда вспоминал о матери Айрис.
– Кто знает, почему? – туманно сказал Пол, стремясь продлить разговор, прежде чем доктор Штерн, который уже направился к двери, уйдет. Следующая их встреча несомненно будет последней. – Любовь между мужчиной и женщиной… – продолжал он с легкой усмешкой. – Я прожил намного больше вашего, но так и не разобрался, что же это такое.
К его удивлению, Штерн ответил так, будто Пол сказал нечто, исполненное глубокого смысла, а не одну из банальностей, которыми заполняют паузы в разговоре.
– Мне часто приходит в голову, что на самом деле все значительно проще, чем кажется. Мужчина может немного пофлиртовать, завести небольшую интрижку, а у жены тут же начинается распад личности, и она разрушает семью. У вас есть дети, мистер Вернер?
– Нет.
– Что ж, может, это плохо, а может, и хорошо. Иной раз трудно сказать, что лучше. Я знаю, мне не следует так говорить, потому что на самом деле я так не думаю, и у меня у самого их четверо, но вот один доставляет нам столько хлопот, больше, чем все другие вместе взятые. Я очень тревожусь за него. Он самый старший, одаренный мальчик, наша гордость. У него блестящий ум, великолепная память. Ему достаточно бросить один взгляд на страницу текста, и он сразу ухватывает суть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55