– Могу ли я для вас еще что-нибудь сделать, мадам? – спрашивает он, устраиваясь рядом со мной на диване.
– Нет.
А сама думаю: «Разве что сознаться в грязной измене и предложить кастрировать себя вон той открывалкой для бутылок».
– Отлично, – с улыбкой отвечает он и, чмокнув, добавляет: – Тогда бон аппетит.
– Не «аппетит», а «аппети». «Т» на конце не произносится, – хмуро отвечаю я, втайне ненавидя его веселость и любезность.
Так еще труднее злиться.
– Простите, мадемуазель, я не очень хорошо говорю по-французски. Придется, наверное… э-э… жениться на какой-нибудь наполовину француженке, чтобы немного подучиться.
– Сильно сомневаюсь, – огрызаюсь я, когда он игриво подталкивает меня локотком.
Довольно потирая ладони, Коннор тянется за ломтиком чесночного хлеба. Откусывает немного и медленно пережевывает, буравя взглядом мою щеку.
– Надо полагать, выход в город дался тяжело, Ангелочек? – в конце концов, говорит он. – Кери действовала на нервы? Таскала тебя по магазинам, где цены напоминают телефонные номера?
Пожимаю плечами, с трудом сглатывая застрявший в горле кусок. Лучше молчать, а то разревусь.
– Искала подарок на годовщину?
Нет терпения: поворачиваюсь к нему и в упор смотрю в его голубые глаза – ох, какой лукавый взгляд. Нечисто у тебя на совести, ой, нечисто.
– Да, искала. Хотя с чего так утруждаться…
– Ах, и я тоже, – восторженно встревает он, не дав мне договорить.
– Даже так? А я думала, Коннор, ты сегодня был на работе, – отрезаю я.
– Ага, и на работе был, просто смылся днем по городу походить. – Он закусывает нижнюю губу своими безупречными белыми зубками, а сам так и светится от счастья. – Вообще-то это должно было стать сюрпризом, но мне не терпится все тебе рассказать.
«Мамочки, – думаю я, а в животе настоящая свистопляска, – кажется, приехали».
– Думал, может, застану тебя в магазине вместе с твоими ведьмочками, но вы, наверное, сменили маршрут, – продолжает он, а на губах играет улыбка.
Так бы и поцеловала.
– Хотя, наверное, это и к лучшему, потому что я был не один, и мы искали кое-что особенное.
Дыхание так и сперло. Сижу на диване, не в силах и пальцем пошевелить, а саму так и подмывает вскочить и, разоравшись во все горло, броситься прочь, лишь бы не слышать его откровений. Натягиваю на лицо самую злую мину, на какую только способна, и жду развязки.
– Я сказал своим на работе, что хочу тебе кое-что подарить, однако не знаю, что выбрать. И Бет предложила составить мне компанию.
– Бет? – сплевываю я.
– Ага, Бет. Жена нашего нового режиссера.
«Вот как».
– Довольно милая леди и очень дружелюбна. На ваш, женский, взгляд она, может быть, чуть-чуть броская, а так вполне приличная девушка и обаятельная к тому же…
Ну, как обычно: когда Коннор волнуется, он начинает болтать без умолку.
– … конечно, интеллектуалкой ее не назовешь – шарики вроде на месте, а вот с роликами не все в порядке. В общем, своеобразная девица. Зато вкус у нее отменный. Вот я и подумал, раз девушка сама предлагает помощь – так почему бы не согласиться.
– Вкус отменный? – ухмыляюсь я, и перед глазами встают лохматая шевелюра и огромные подкладные плечики.
Да, похоже, мужчины все-таки прилетели с Марса. А она – с планеты лака для волос.
– Хотя, должен признаться, непривычно бродить по Бьюкенен-стрит с другой женщиной. – Он продолжает объяснять прописные истины. – Кошмар. Куда приятнее ходить за покупками с тобой. Долго мучились, но, в конце концов, кое-что подобрали. Очень надеюсь, что тебе понравится. Только я пока его попридержу – как сюрприз. То-то у тебя будет лицо… – Коннор склоняется ко мне и целует в затекшую от широчайшей улыбки щеку. – Тринадцать лет. Подумать только, малыш, даже страшно становится! А ты все так же неотразима.
Мысленно хватаю рычаг переключения эмоций и срочно врубаю заднюю передачу, молниеносно выезжая из эмоционального тупика и сворачивая на улицу Живи Припеваючи. Разве зря я хвасталась своим парнем? Уф, хорошо все-таки, что я не из тех, кто рвет на себе волосы по каждому пустяку, – ведь ни на секунду в нем не усомнилась!
Обожаю воскресенья – единственный день недели, когда ни мне, ни Коннору не нужно вставать на работу и мы целый день можем провести в обществе друг друга. Обычно остаемся в моей квартире на Байрс-роуд, которая находится в модном, можно даже сказать, процветающем районе Уэст-Энда. Отсюда примерно пятнадцать минут до центра Глазго, если ехать на «Заводном апельсине», нашем мини-эквиваленте лондонской подземки, такое прозвище заработавшем благодаря оранжевому цвету миниатюрных поездов, что как заводные катаются по кругу. Я, Коннор, Мег и Кери живем рядом – в пяти минутах ходьбы друг от друга и от Гибсон-стрит, иначе известной как аллея Карри, где подобралось внушительное собрание индийских ресторанов. Кери эта роскошь нисколько не вдохновляет, ее и чечевичную лепешку не уговоришь съесть; что же до остальных, мы успели по достоинству оценить здешнее кулинарное изобилие.
Квартира – мое единственное имущество, плюс-минус сотня пар обуви и портрет одной балерины Роберта Хайнделя (оригинал!), который мама купила на мой шестнадцатый день рождения в надежде, что я стану следующей Марго Фонтейн, а не пойду по стопам Тони Блэкберна, Джона Пила и им подобных. Номер с балетом не вышел, но со стены в коридоре по сей день взирает изящная танцовщица, совершенно не гармонируя с обстановкой, зато крайне удачно прикрывая отвратительную трещину в стене.
Коннор снимает квартиру в старом здании из красного кирпича, расположенном сразу за углом. Видите ли, хотя мы встречаемся уже бог знает сколько лет, наши отношения так и не перешли на следующую ступень, когда молодая, но зрелая пара берет заем и официально въезжает в общий дом. Коннор большую часть времени околачивается у меня – его зубная щетка прочно заняла позиции в пластмассовой черепашке, подставке для щеток, у него есть свой ключ, и именно он заполняет полки в холодильнике едой. Но при всем при этом я невероятно горжусь тем, что мне посчастливилось стать собственницей квартиры. Столь ценное приобретение стало возможным благодаря небольшому наследству от моей французской бабушки, пять лет назад, к превеликой радости матери, отошедшей в мир иной. Так уж сложились отношения, что они друг друга на дух не переносили, между ними царила жесточайшая борьба: каждой хотелось перещеголять другую в красоте, худобе и неотразимости. К счастью, со мной Дельфина даже не пытается конкурировать – она всегда будет стройнее и красивее, чем ее беспутная дочь-дурнушка. Мать воспитала в себе такую самооценку, что Бритни Спирс по сравнению с ней – скромный полевой цветок.
Здание, где располагается моя квартира, новое и довольно ухоженное, хотя едва вы ступите на порог моего дома, как ни стыдно в этом признаться, вам сразу захочется навести здесь порядок. Дело в том, что я барахольщица, коллекционер, собиратель – как хотите. Я не могу выбрасывать пустые банки-склянки, пакетики-билетики и прочий хлам. Назовите любой предмет – у меня скорее всего он найдется. Складирую все. Я далека от минималистской обстановки, где все по делу и со вкусом, – такой дизайн обожают люди, ведущие упорядоченный образ жизни, и в частности Кери. Моя прихожая в форме буквы «Г» выкрашена в сочный красный цвет и чудовищно контрастирует с лаимово-зеленой кухонькой. Впрочем, я не вижу в этом особой проблемы не успеете и глазом моргнуть, как контрасты войдут в моду – любая тенденция имеет шанс стать всеобщей любимицей. Стены и мебель украшены сотнями фотографий, охватывающих почти каждый год моей жизни: черно-белые, фото на паспорт с неестественными улыбками, втиснутыми в крохотный квадратик, наши с Коннором снимки с отдыха: здесь и Турсо, и юг Франции, и Ланзароте. Некоторым кадрам посчастливилось занять почетные места в рамках, другие прикреплены разноцветными магнитами к дверце холодильника, третьи собраны в объемистые коллажи. Фотографии – моя вторая страсть после музыки, и потому им приходится конкурировать с дисками и кассетами за место в гостиной. Коннор говорит, здесь удобно, что на его языке по-дружески означает бедлам. Сюда хочется прийти, закинуть ноги на стол, есть чипсы, не опасаясь накрошить на диван. Здесь любой чувствует себя как дома – а именно к этому я и стремилась. Не могу жить в квартирах где позволительно только любоваться обстановкой, хотя детство и юношество мои прошли именно в таком доме. Мне не хватает воздуха в комнатах с белыми чехлами на мебели и натертым до блеска деревом. Я люблю свою квартиру – в особенности, когда Коннор рядом. Мужчина – это то, что делает жилье домом.
Проснувшись в десять, мы целуемся, обнимаемся и… Задействуйте воображение и сами догадайтесь, чем можно заняться после долгого здорового сна, когда не надо идти на работу и у вашего молодого человека наметился «утренний подъем». Потом очень приятно бывает забраться под одеяло с чашечкой кофе и тостами с белковой пастой и смотреть телевизор. Знаете, чем старше я становлюсь, тем больше мне нравятся программы, нацеленные на зрителя младшего возраста. Если у меня есть выбор, я, конечно, предпочту музыкальную передачу для подростков «Завтраку с Фростом» или выпуску новостей. Мое поколение начало ценить беззаботность и с куда большим интересом смотрит развлекательные программы, чем информационные. Так здорово оставаться детьми – тогда груз повседневных проблем и ответственности, которую навязывает нам мир взрослых, остается в стороне. Наверное, в восемьдесят я полюблю телесериалы про школьников и мультики про космических крыс, а важные текущие события будут оставаться за гранью моего разумения, к той поре уже затуманенного старостью. Сильно подозреваю, что наше поколение не сможет даже выбрать премьер-министра, если только кандидаты не согласятся выступить в каком-нибудь общеизвестном ток-шоу, а выборы не будут проводиться по телефонному голосованию с популярными ведущими.
Впрочем, вернемся к нашему времяпрепровождению. Просмотрев все утренние мультики, школьные комедии и интервью со звездами ранга «Атомик Киттен», мы вдохновляемся на доброе начало дня – а именно сходить в кафе через дорогу, слопать нечто среднее между завтраком и полуденным чаем с бутербродами и заглянуть одним глазком в воскресные газеты. Да, не удивляйтесь, я все-таки читаю и новости, а не одни гороскопы и страницы моды – я же не совсем глупая. Несколько чашечек кофе, бекон и темный заварной пудинг вдогонку – и мы отправляемся побродить по Байрс-роуд, предаваясь другой общей страсти: наблюдению за людьми.
Тут и там попадаются вчерашние гуляки с мутными взорами – обычное дело воскресным утром, – жадно прикладывающиеся к бутылочкам «Айрн брю» (шотландское национальное средство от похмелья, или «запой-долой», как прозвала сей апельсиновый слабоалкогольный напиток Мег). Есть и заплутавшие американские туристы, которые ищут ботанические сады Глазго, располагающиеся чуть дальше по Байрс-роуд. И когда они восторженно восклицают: «Ого, ух ты, шотландцы! Потрясно балакают! Ну-ка скажите что-нибудь», – Коннор отвечает с неизменной учтивостью; и никаких вам «Засунь карту куда подальше и шевели своими жирными ляжками, пока не наподдали. Думают, они тут лучше всех. Янки поганые». Какой-то человек разложил чемоданчик на тротуаре и продает одноразовые зажигалки и ножницы. Минуя девицу с длиннющими дредами, выкрашенными во все цвета радуги, покупаем у нее номер «Биг иссью».
– Скажи на милость, эти забавные юбочки а-ля райская птица снова входят в моду, – смеется Коннор, когда мимо нас вышагивает, цокая шпильками, компания девчонок-школьниц – все в кружевах и оборках.
– Судя по всему, – отвечаю я, кивая в сторону совершенно идентичной группы девчонок прямо через дорогу.
– Куда катится мир? Они даже гамаши не носят. Кажется, меня занесло в восьмидесятые.
– Ты из них и не вылезал, дорогой мой. – Предосудительно надуваю губки и наигранно осматриваю своего спутника с ног до головы.
– Ах ты, кокетка, – вспыхивает он, подталкивая меня локотком. – И это говорит женщина, которая до сих пор боготворит Марти Пеллоу.
– Не ври!
– Ты на днях купила его сольный альбом и осмотрительно припрятала под буквой «М». Я на него наткнулся.
– Только по долгу службы – я диджей, не забывай, – вспыхиваю я. – И между прочим, кто бы говорил – я видела, как ты слюни пускал по Ким Уайлд в передаче про огородничество.
Коннор поднимает руки и в шутку капитулирует, заходясь смехом.
– Ну все, все, победа за тобой. На самом деле меня больше интересовала пикировка зеленого горошка, если честно.
Берет меня под локоток, и мы переходим дорогу – пора возвращаться.
– Боже мой, наверное, это старость, Ангелочек. Этак, глядишь, и «Лучшие попсовые хиты» станут казаться назойливым грохотом, и будешь раздавать подзатыльники своим сорванцам за то, что посмели подняться на тротуар на скейтборде. Не успеешь и глазом моргнуть – жена, на горбу восемь детей, собака и пенсионный план.
– Коннор, у меня уже есть пенсионный план.
– Разве? Ничего себе, да ты, крошка, у меня настоящая Леди Здравый Смысл и Предусмотрительность. Пенсионный план, закладная на дом – я за тобой не поспеваю.
– Тогда лучше подсуетись, – кричу я через плечо и, отцепившись от его, руки, припускаю бегом по улице (правда, бегом – громко сказано; вернее было бы сказать «размашистой трусцой»). – Наш автобус подходит. Давай наперегонки!
Бьем баклуши, лениво развалившись на диване, и следим за ходом событий в полуторачасовом сериале. А поскольку эту серию мы уже смотрели на неделе, легко изображать сразу по несколько героев. Коннору, как проигравшему в забеге, выпадает участь болеть за самых непривлекательных персонажей. На мою долю выпадают самые смазливенькие. При последних аккордах мелодраматического сериала я торопливо смываюсь в коридор и звоню Мег на работу.
– Приветик, золотко, как торговля?
– Ох, вообще-то неплохо. Набежала какая-то компашка в футболках с «Лимп-бизкит», атаковали бесплатные приставки и заигрывают с девицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47