– Эй, третий номер! – В голове не укладывается, что она открыто нумерует своих ухажеров.
И что самое удивительное – они откликаются.
– Повеселись без меня, моя прелесть: кое-что стряслось. Завтра позвони.
Ни злобных упреков, ни сцен – третий номер, как послушный (и богатый) мальчик, молча улыбнувшись, заводит «мерседес» и исчезает в ночи. Поразительно.
– Так, моя милая, – усаживается Кери, накинув плащ на спинку дивана. – А теперь рассказывай!
Глава 7
ПОЗВОНИ МНЕ, ПОЗВОНИ
– Значит, ты не уверена? – интересуется Кери, изящно извлекая сочную маслянистую сердцевину из ломтика чесночного хлеба.
Пытаюсь спрятать лицо, которое помимо моей воли стало заливаться стыдливым румянцем, за сочным куском вегетарианской пиццы с двойным пепперони. (Я заметила, что в ней обычно больше всего начинки.)
– Ну как тебе сказать… Пока раздумываю.
– Энджел! – пронзительно взвизгивает Мег в опасной близости к моему правому уху. – Что я слышу?! Ты сомневаешься, выходить ли замуж? Да не за кого-нибудь, а за Коннора?!
Отчаявшись подобрать верные слова, беспомощно пожимаю плечами:
– Я вроде бы и сомневаюсь, и не сомневаюсь. Никак не пойму, что же правильнее.
– Насколько я знаю, – говорит Кери, скрещивая свои длинные ноги, – женитьба – это для тех, кто либо исчерпал все темы для беседы, либо хочет прикупить в дом барахлишка, а самому раскошеливаться неохота. Видишь ли, – она тянется к коробке с пиццей, откладывая на нее очередной кусок сочного хлебца, а затем воротит нос, – приятно, конечно, получать подарки на свадьбу, но это не повод связывать себя на всю жизнь, согласись.
– Я как-то не задумывалась, – хмурюсь я. – Коннор вроде бы тоже не собирается ничего покупать. А барахлишка у меня и так хватает.
– Ну уж тут ты совершенно права, – фыркает Кери, обводя взглядом камин, над которым разместилась полная коллекция пустых баночек «Принглс».
Мы заняли свои обычные субботние места: Кери – на диване, Мег развалилась на полу, опустив голову на пуфик, а я на «фасолине» – мягком креслице без каркаса, которое принимает контуры тела благодаря своей набивке: мелким пластмассовым шарикам. Единственное исключение из заведенного порядка – сегодня не суббота, а пятница, и у нас ЧП. Наконец-то я решилась взглянуть правде в глаза и поделиться с подругами своим беспокойством насчет замужества. Никто другой не знает нас с Коннором лучше, чем Мег с Кери, и в то же время обе наслышаны о плачевной участи, постигшей брак моих родителей. Теперь мне как никогда нужен совет. Мы нередко обсуждали мужчин – порой и замужество (излюбленная тема нашей Мег, которая, невзирая на обстоятельства, до сих пор не теряет надежды). Мы делились сплетнями и измышлениями, но никогда еще на наших девичниках вопрос о браке не стоял ребром. А теперь шутки в сторону – все серьезно до мурашек по спине.
Кери снимает пряную веточку с ломтика чесночного хлеба и аккуратно кладет ее на язык.
– Никак в себя не приду: мы все прекрасно знаем Коннора, но вообразить, чтобы он взял и сделал предложение – вот уж увольте. Я знавала его еще десятилетним мальчишкой: он никогда не был безнадежным романтиком. Безнадежным – не исключено, а вот романтиком – вряд ли.
Переливчатый смех Кери действует мне на нервы, а я, поверьте, и так уже на взводе из-за телефона, который, судя по всему, дал обет молчания. Ох, и любительница же она напоминать, что знала Коннора (и лапала его в автобусе), когда меня еще и в помине не было, – и ничего тут не попишешь, это правда. Мне остается только терпеть, стиснув зубы, и гнать от себя мысли, что я исключена из той части его жизни, в которой была Кери. Поверьте, все-таки хочется быть единственной, да еще порой кажется, что подруженька информирована о моем парне больше меня.
– Да если хочешь знать, Коннор настоящий романтик, – обиженно возражаю я, обхватив подушку. – Он очень красиво сделал предложение. Сам выбрал кольцо и все что полагается в таких случаях.
– Где же оно? – интересуется подружка.
Вскакиваю и направляюсь в спальню, беру серебряный футляр, который на всякий пожарный оставила на ночном столике на стопке книг. Некоторые из них лежат тут месяцами – руки не доходят убрать на место. Крепко сжав в кулаке заветную коробочку, возвращаюсь в гостиную и дрожащей рукой протягиваю свою драгоценность Кери. Она нажимает на замочек, крышечка отскакивает, подружки одновременно заглядывают внутрь, и их челюсти отваливаются с идеально отточенной синхронностью. Ну вот, настал час моего триумфа.
– Гос-с-поди, – выдыхает Мег, – огромное-то какое.
– Что верно, то верно, – фыркает Кери, впившись взглядом в перстенек. – Где он откопал такого монстра? Напал на трансвестита?
Час триумфа оказался краток.
Выхватываю футлярчик, захлопываю крышку и, пристально глядя в насмешливое лицо Кери, уточняю:
– Премного благодарна. Между прочим, Кери, ты говоришь о моем обручальном кольце.
– Я так и подумала, – усмехается она, – неудивительно, что ты не можешь решиться, если придется носить такое безобразие.
– Какая ты злюка, Кери! – вступается Мег, дружески похлопывая меня по руке. – Симпатичное колечко.
Кери неторопливо обводит глазами оранжевый наряд моей преданной подруги.
– Симпатичное безобразие.
Меган явно задета: надувается и обиженно складывает руки на груди. Я забираю футляр, отказываясь говорить до тех пор, пока с губ Кери не сойдет триумфальная улыбка: ведь наша защитница справедливости искренне считает своим высшим предназначением наставлять таких дурнушек, как мы, в вопросах изысканности и стиля. Наступило тягостное молчание, и мой взгляд сам собой вернулся к телефону. Коннор давно должен был приехать и позвонить. Что же он тянет? Сначала я ждала его звонка с ужасом, теперь мучусь оттого, что он до сих пор не объявился. Уже девять часов: самолет сел утром – полдня прошло. Откровенно говоря, мне не по себе: такое чувство, будто со мной поступают непорядочно.
– Так зачем было соглашаться, если не уверена? – спрашивает наша сплетница.
– Я, э-э, хм…
– Боялась задеть его чувства?
– Да нет.
– Раньше не сомневалась?
– Нет.
Пригубив вино и облизнув верхнюю губу, Кери продолжает:
– Тогда не понимаю. Вы давно знакомы, так неужели до сих пор не отучились друг другу врать?
– Послушайте, – начинаю я дрожащим голосом и осекаюсь: как подумаешь обо всем на трезвую голову, жуть берет.
«Кого я обманываю?»
– Честно говоря, девчонки, это была оплошность с моей стороны.
Перевожу взгляд с одной на другую. Нижняя челюсть Мег опять отваливается до самых туфель. Кери сидит мрачнее тучи.
– Оплошность? – переспрашивает она. – По-моему, тут невозможно перепутать, Энджел. Ты либо отвечаешь «да», либо «нет».
– Я с тобой вполне согласна, – робко пожимаю плечами. – Пойми, я дала маху. Коннор разбудил меня ни свет ни заря: он собрался ехать – в дверях уже стоял и был как на иголках. Я имела в виду, что согласна подумать, а он не дослушал. Как пойдет на радостях куролесить…
– Да, дело дрянь, – вздыхает Кери.
– Ой-ой, – говорит Мег, – бедняжка Коннор.
– Это я бедняжка: взяла и все испортила.
Наш скептик откидывает за спину прядь волос и прочищает горло.
– Ты обязана поставить его в известность. Нельзя вводить человека в заблуждение: он будет считать, что помолвлен, а на самом деле все вовсе не так. Ты должна ему все рассказать: объясни, что вышло недоразумение, и ты за него не выйдешь.
– Но я не говорила, будто не собираюсь за него замуж, – причитаю я. – Я пока не решила. Мало ли – а вдруг захочу. Надо хотя бы с мыслью свыкнуться.
– Что ж, времени на размышления у тебя предостаточно, – соглашается Мег. – Коннор не скоро приедет.
– Вот именно, – улыбаюсь я. – Значит, пока дело терпит. И вообще, я думаю, нам уже самое время пожениться. Что скажете, подружки?
– Решать тебе, цыпочка моя, – отвечает Кери. – Вы давно встречаетесь. Впрочем, я понимаю твои опасения, ведь не зря говорят: лучшее – враг хорошего. Может, и не стоит рисковать – как бы хуже не вышло.
Киваю, закусив губу.
– А раз сомневаешься, значит, ты не из тех, кто спешит выскочить замуж.
– Только имей в виду, цыпуль: отказом ты его без ножа зарежешь, – испуганно встревает Мег. – Ты же сама рассказывала, как он обрадовался; ну вот, дня не прошло – а ты уже решила обломать парня.
Пока подруги дискутируют, мне остается слушать скрепя сердце.
– Ну, на этот счет не беспокойся: Коннор быстро оправится, – небрежно отмахивается наша ехидна.
– Слушай, кроха, вы ведь с Коннором идеальная пара, – уверенно заявляет Мег. – Лучшего мужа и желать не приходится, да и из тебя получится отличная невеста, даже не сомневайся.
– Только не забывай принять в расчет, что свадьбой все не закончится. У вас впереди будущее.
– И я о том же: не отказывай хорошему человеку – всю жизнь себя корить будешь.
Такое чувство, что я попала на теннисный турнир: одна посылает аргумент, другая его берет, я считаю подачи.
– Поговори с ним, – настаивает Кери. – Поделись своими сомнениями.
– А если он ее бросит? – возражает Мег, качая головой. – Предложения, между прочим, не каждый день делают.
– В прошлом месяце мне трое делали предложение, – ухмыляется красотка, – и ни одному я не ответила согласием. Говоря по чести, двоим я вообще не сочла нужным отвечать.
– Наверное, не знала, как их зовут, – ворчит Мег, а в глазах так и беснуются чертенята. – У нас другая ситуация.
– Господи, ну я не знаю, – хватаюсь за голову. – Я очень люблю Коннора, только вся эта белиберда с замужеством на меня как снег на голову свалилась. Да еще и он в отъезде – я совсем запуталась. С одной стороны, мне кровь из носу надо с ним посоветоваться, а с другой – не знаю, как все преподнести.
– Ничего не говори! – взвизгивает Мег.
– Скажи, что он неправильно понял, – перекрикивает ее Кери.
Звонок! Звонок!
Все затаили дыхание, три пары глаз устремлены на телефон Кери, вскакивая с дивана, делает Мег знак, хватает замшевый плащ и, крепко стиснув запястье подруги (та свободной рукой пытается ухватить оставшиеся в коробке кусочки пиццы), тащит ее в коридор.
– Куда вы? – жалобно вскрикиваю я, понимая, что теперь придется самой расхлебывать ужасную кашу, что я заварила сегодня утром, объясняя своему парню, будто невестой я сделалась по ошибке, которую хочу исправить.
Ну спасибо, подруженьки.
– Это конфиденциальный разговор, в таких делах третий лишний, – кивает на телефон Кери, увлекая толстушку за собой.
Исчезли быстрее, чем школьники с последнего в учебном году урока…
– Смельчаки сваливают, когда жарко, – ворчу я и отвечаю дрожащим голосом; – Да, алло.
Жду, затаив дыхание. На том конце провода молчат – наверное, какой-нибудь телефонный хулиган. Ну, камикадзе, погоди! Добалуешься ты у меня.
– Алло, – повторяю уже настойчивее. В трубке щелчок – и отвечают:
– A1lo, allo, oui, Angelique, c'est maman a l'appareil. Cа va?
Черт, мамуля.
– Oui. Јa va, maman.
Спасибо мамуле, что я знаю французский, а все потому, что она больше английского языка ненавидит только саму Англию. Конечно, это не классический слог Пуаро, а скорее сленг, за что мне частенько попадало на уроках французского языка в старших классах. Честно говоря, с тех пор как я окончила школу, редко выпадал случай попрактиковаться – кроме, разве что, разговоров с мамулей. Видите ли, на радиостанции, где Уэльс считают «заграницей», не слишком велик спрос на «беглый» французский. В лучшем случае я могу заказать по-французски круассан в пекарне за углом – к этому и сводится вся моя разговорная практика.
– Решила дома вечерок скоротать? – спрашиваю я, беспокойно поглядывая на часы, чтобы не слишком долго занимать телефон.
– En frangais, Angelique, s'il te plait.
– Нет, мамуль, избавь меня от этого – я слишком устала. К тому же я в Шотландии, здесь говорят по-английски.
Подумать только, у нас рекорд – прошло всего двадцать секунд, а я уже перечу матери. Пожалуй, лишь родителям под силу превратить двадцатидевятилетнюю дочь во взбалмошную девчонку-грубиянку.
– Фи, – фыркает Дельфина, – ты должна гордиться своим французским пррроисхождением, cherie.
Ее акцент сильно напоминает выговор воображалы из «Алле, алле», только у нее все всерьез.
– Горжусь, мамуль, – ворчу я. – В субботу купила круассан.
Боже мой, так и хочется получить хорошенькую оплеуху. Всегда так – когда звонит мамочка, я становлюсь сама не своя.
– Мама, давай ближе к делу, – говорю я с напускным радушием.
– О-о, charmant, уже нельзя позвонить родной дочери, чтобы поинтересоваться, как у нее дела! Позволю себе заметить, что ты позвонила первая, вчера вечером.
– А-а, припоминаю. Просто хотела узнать, как поживаешь. Все в порядке, так что, пожалуйста, не беспокойся. Рада была тебя слышать, мамуля, но, честно говоря, я не могу сейчас долго разговаривать… Мне должны позвонить.
– Ах вот как… Попробую догадаться, кто этот человек, который должен тебе позвонить.
Французская грамматика предполагает массу вспомогательных слов; то же правило матушка переносит и на довольно лаконичный английский язык.
– Коннор, мамуль.
– Ай-ай-ай, я так и знала. Шляется где-то, заставляет ждать мою бедную девочку.
– Нет, – вздыхаю я, – он уехал в Штаты и обещал оттуда позвонить. Так что мне действительно надо освободить линию. Из-за границы трудно дозвониться.
– А как же я? Разве я не за границей, cherie? Знаешь ли, Франция – отдельное государство. Вы даже не европейцы, а все из-за вашего правительства: сборище ксенофобов, несущих вздор о защите национальной валюты и неприкосновенности монархии. Вам не помешало бы набраться ума-разума у цивилизованных людей.
Ну все, пошло-поехало. Ей каждый раз непременно нужно читать нотации. Матери только дай повод – вскочит на трибуну и примется размахивать гордым стягом Франции, пропагандируя политическое и культурное превосходство своей нации. Я предпочитаю в таких случаях не вмешиваться и не спорить – только хмыкаю, всячески выражая одобрение, да, превозмогая бешенство, выслушиваю упреки в адрес «моего» фунта и «моего» правительства, словно королевский монетный двор и парламент Шотландии находятся под моим непосредственным контролем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47