Теперь на мистера Смита глядело невинное кокетливое личико, причём, одухотворённое восторгом. – Ваша школа, мистер Смит! – тоненьким голосом, но так, что уличить в фальши было практически невозможно, протянула Эйприл.Шеф ошалел окончательно. Сотрудники, уже не сдерживаясь, расхохотались, хлынув потоком к столу Эйприл. Гоготали, узнавая себя в мыльных пузырях. Кто-то уже тянул руку за фломастером, чтобы усовершенствовать шедевр по своему вкусу. Эйприл хлопнула ладошкой по руке выскочки. Ни для кого не было секретом, что в молодости мистера Смита выгнали из колледжа за то, что юный математик повадился рисовать карикатуры на преподавателей, причём не всегда в рамках пристойности. Намёк Эйприл добил шефа: позабыв про эскиз, заказ и свои прямые обязанности кнута для нерадивых художников, мистер Смит с позором удалился к себе в отгороженный прозрачной стеной закуток. Откуда и зыркал на покатывавшихся художников.– Ну, все! – Эйприл подняла руку ладонью вверх, призывая к всеобщему вниманию. – Давайте, давайте, отсюда! В следующие пять секунд беру за просмотр шедевра деньги.Веселье, вспыхнувшее от вынужденного безделья, потихоньку угасло и скоро вовсе сошло на нет.Эйприл, скатав в трубочку злополучные пузыри, засунула их в мусорку, топорщившуюся прошлыми шедеврами на ту же тему.Пока сотрудники хохотали, любуясь собственными изображениями, Эйприл времени не теряла. Ей пришла в голову неплохая мыслишка. Стоило попробовать.Эйприл углубилась в эскиз: мистер Смит лишь с виду мямля и с него станет к концу дня. У тебя уже билеты на самолёт, а он подкатит с милой улыбкой и задержит отпуск «ещё на недельку».Эйприл вовсе не была энтузиастом рекламного дела. И ей в высшей степени было безразлично, купят ли шёлковое одеяльце на пуху, к которому Эйприл придумала бирку или не купят. Мечты о призвании и признании давно остались в прошлом. Единицы могут похвастать, что их желания и возможности совпадают. Приходилось работать там, где на руки Эйприл был спрос. Слава Богу, на мысли пока никто не покушался. Эйприл осторожно, словно лист ватмана был тоньше папиросной бумаги, провела извилистую линию, напоминающую контур елового леса в сумерках. Нажала сильнее, пытаясь передать воздушность пенистых облаков – грифелек коротко хрустнул и обломился.Пришлось искать точилку. Было бы чудом, если б она нашлась. У Френка точилка была. Вот она, жёлтенькая, в форме озорного утёнка. Но заговорить с Френки Эйприл побоялась: вдруг он прямо в бюро бросится перед ней на колени, умоляя выйти! Нет, не замуж: на это Френк решится, Эйприл прикинула, пожалуй, к началу нового тысячелетия. Он попросит выйти с ним в парк, а в такую жару… В общем, Эйприл решила бороться с трудностями самостоятельно. Извлекла опасное лезвие и приступила к делу, причём стружки и мелкую пыльцу грифеля она стряхивала на забытую мистером Смитом газету.Заметка была маленькой, в каких-то десять-двенадцать строк. И не будь Эйприл сотрудником рекламного агентства, она бы никогда в жизни не увидела набранный мелким шрифтом столбик в самом низу полосы. Но Эйприл знала законы журналистики: даже студентов учат, что читатель всегда обращает внимание на то, что кажется неприметным. Эйприл никогда в это правило особо не верила. На спор, девять из десяти читателей газеты на заметку внимания не обратили.«В некоторых высотных домах в Нью-Йорке завёлся монстр, – довольно шутливо повествовали «Городские сплетни», – сидит в мусоропроводе и скалится на пугливых одиноких домохозяек и мнительных холостяков. Людям семейным чудовище в мусорке не мерещилось. Сделаем вывод: лучшая защита от призраков – законный брак!»Эйприл почувствовала, как у неё пересыхают, покрываясь липкой противной плёнкой, губы. Украдкой бросила взгляд через плечо: Френки точно выгонят с работы – кажется, с самого утра он так и не отводил глаз от Эйприл. Девушка буквально кожей ощущала этого придурка! Посидела, не шевелясь. Небрежно, будто случайно, смахнула газету в корзинку.Теперь оставалось дотянуть до пяти часов, хотя бежать следовало бы немедленно. Сдерживалась. Сдерживала дыхание. И уже люто ненавидела назойливого Френки, у которого до сегодняшней заметки был кое-какой шанс на ужин вдвоём.Наконец, муравейник начал затихать. Эйприл из окна наблюдала, как пустеет здание: людишки с высоты выглядели, как бактерии под микроскопом. Наконец на служебной стоянке почти не осталось машин. Тогда Эйприл вернулась к столу и перечеркнула готовый рисунок – пусть не думают, что раз сие творение – не шедевр, то Эйприл постесняется в этом признаться.Можно было уходить. Но тут у молчаливого Френки прорезался голос. В другой день Эйприл не преминула бы с ним вместе отметить это событие коктейлем, в баре за углом.– Эйприл, – голос, хоть и прорезался, но был похож на блеяние барашка, которого сию минуту поволокут на заклание. – Может, нам по дороге?Эйприл задумчиво изучала Френка – это уникальнейшее творение его невезучих родителей. Зрелище удовольствия не доставило.– По-ка! – раздельно, по слогам проговорила Эйприл.– Может, шоколаду горячего выпьем? – Френк попытался уцепиться за крайне ненадёжную соломинку.– В такую жару? – Эйприл остолбенела: Френк держал в руках «Городские сплетни»! Это было похоже на солнечный удар.Эйприл вырвала газету: так и есть, всё тот же злополучный номер!– Где ты это взял? – рявкнула Эйприл на попятившегося Френка.– Что? – испуганно захлопал тот ресницами.– Вот эту мерзость?! – Эйприл потрясла газетой.– Так всем же давали сегодня утром! У входа стояли какие-то дюжие ребятки и разъясняли, что у газеты это такая компания, – залепетал, оправдываясь, Френки.У Эйприл в глазах даже позеленело. Она зажмурилась и покачнулась.– Тебе плохо? – всполошился Френк, порываясь обхватить девушку.– Да, – невидяще глядя перед собой, машинально отозвалась Эйприл. – Мне плохо, мне очень плохо. Но, – тут она погрозила кулаком, – я узнаю, кому будет ещё хуже!Эйприл, уже забыв, что на свете существует Френки, сгребла со стола кое-какие мелочи: книжечку с телефонами, фотографию якобы её возлюбленного, целый год отпугивавшую воздыхателей бицепсами-трицепсами, карандашик, который всё же заточен был неважно.– Так мы выпьем шоколада?Эйприл пожалела, что под руку не попался пистолет. Пусть даже спортивный, стартовый.– Да, – выпалила девушка. – Выпьем. Мы поедем с тобой, Френки, в предместье. Найдём забытую Богом ферму, где проезжающих потчуют парным молоком прямо из ведра, не процеживая. Сядем за засиженный мухами стол под раскидистым тополем и – закажем горячий шоколад!– Почему под тополем? – только и выдавил из себя Френк.Но Эйприл была уже у входа. Выбегая, добила Френка окончательно – послала воздушный поцелуй:– Уговорил: под дубом!Эйприл рысцой кинулась в раскрывшийся лифт и нажала кнопку первого этажа. Только тут она немного расслабилась. Но сердце по-прежнему всполошённо колотилось: Эйприл не представляла, что будет, когда её приятелей вычислят, и жадные до всяких новинок и зрелищ искатели кинутся в канализационные люки. Старушки будут караулить мусоропроводы со шваброй наперевес. Детишки раскрутят в домах водопроводные краны. И, в конце концов, любопытствующие, шастая по подземным коммуникациям, вспомнят о заброшенной ветке метрополитена…Съесть – не съедят. Но спокойная жизнь, прощай!Эйприл представила уютное гнёздышко, которое они под руководством хитрюги Мика, обустраивали. Только со сводов, стрекоча кинокамерой, свисает оператор. В глазах звёздочки и чёртики от пышущих жаром «юпитеров». Ноги путаются в телевизионных кабелях. А полицейский кордон сдерживает толпы, ринувшиеся поглазеть на обитателей подземных апартаментов.– Ужас! – выдохнула Эйприл.И только тут заметила, что в лифте она не одна. В уголке, поджав колени к подбородку, фальшиво мурлыкала что-то маленькая чернокожая девочка. * * * В миллионах парсек от несущейся вниз кабины лифта, от Земли, в далях, о которых в Солнечной системе даже и не подозревали, в этот самый миг с разных планет стартовало сразу несколько десятков космолётов.Полёты в Галактике назывались полётами по старой привычке астронавтов, пришедшей из тех немыслимо давних времён, когда космические лайнеры и в самом деле медленно, только приближаясь к скорости света, летали на весьма недалёкие расстояния.Теперь, когда сеть станций времени связала Вселенную этакими маленькими узелочками, достаточно было заплатить пошлину той Звёздной системе, которую пришла охота посетить. Остальное было делом техников, обслуживавших станции.Космолёт стартовал, как обычно, из ангара в космопорту. Потом выходил на орбиту планеты или её спутника и – просто-напросто исчезал.Станции не увеличивали скорость, они прессовали в секунды месяцы и недели, а порой, при дальних исследованиях, и годы.Экипаж корабля делал своё дело, пассажиры коротали время за едой и сном – через недельку-другую, когда корабль выходил из гиперпрыжка, оказывались за десятки и сотни парсек.Станции времени были настоящим чудом. И ещё – сокровищем. А, как известно, у сокровищ есть неприятное свойство – их всё время кто-то хочет украсть. Утащить станцию, огромный полый астероид, набитый техникой и людьми, как улей пчёлами, конечно, можно, но достаточно было украсть и скипетр времени, небольшой и удобный для того, чтобы затем спрятать.И конечно, желающие припрятать скипетры вокруг станций водились в избытке: кому-то действительно хотелось самостоятельно пошастать по будущему, а денег не было. А кое-кто норовил пробраться в прошлое – и на этих космические патрули охотились активно. Теоретически, в прошлое попасть так же легко, как и сжать будущее. Были даже попытки хранить сжатое при гиперпрыжках время: если к примеру, вы не хотите попасть домой некстати.Но всякий раз, когда учёные пытались проникнуть в ушедшие годы, в сегодняшнем кое-что, пусть неприметно, но изменялось. И тогда Всегалактический Совет под страхом вечной ссылки на необитаемый астероид запретил любые попытки посещения прошлого.Скипетры пока не смогли украсть лишь по одной простой причине: не нашлось опытного вора.Хотя возможность, причём единственную, похищения муссировали от домохозяек до политиков – все, кому не о чём было поговорить.Скипетр времени не украсть ни при входе в гиперпространство, ни при выходе из него. Лишь в краткий миг самого прыжка злоумышленник может стащить скипетр оттуда, где его обычно держат – из командной рубки космолёта. Весь фокус в том, что грабителю некуда деваться в несуществующем пространстве и несуществующем вне стен корабля времени. Скипетр, словно эстафетная палочка, соединял импульсами станцию отправления и станцию прибытия – и лишь эти две точки Вселенной. Значит, всё, на что может надеяться грабитель, это с недельку подержать машинку времени при себе, да сесть под арест, когда скипетр вернёт космолёт в обычное пространство.Случалось и такое: мало ли фанатиков и психов. Но разум, получив в игрушки время, от новой забавы отказываться не собирался, лишь ужесточая наказание преступникам.Были отчаянные, которые со скипетром времени, отпугнув разрядами бластеров экипаж корабля и пристрелив для острастки парочку крайтов (те всё равно через час-другой оживали), бежали на спасательных космошлюпках. Но о них больше никто и никогда не слышал. * * * – Так, – только это и не хватало! – Эйприл нажимала все кнопки подряд, но кабинка лифта, словно примороженная, повисла между небом и землей.Лифтовые техники, конечно же, глядели футбол в дежурке и на всякие там вызовы застрявших не реагировали.Эйприл покосилась на девочку: её юная спутница, кажется, по-английски не понимала. Но Эйприл считала своим долгом успокоить ребёнка. Девчушка испуганно поскуливала. Эйприл погладила курчавую головёнку и вложила девочке в руку размякшую на жаре шоколадку, завалявшуюся в сумочке.По крайней мере, мы не в джунглях – и нам не грозят голодные гепарды! Как ты думаешь, к нам придёт смелый избавитель? – присела Эйприл рядом.Девочка, словно вырезанная из чёрного дерева статуэтка, прижалась ещё плотнее к стене, и тихонько подвывала, время от времени поглядывая на Эйприл из-под ладошки.Но, кроме противного писка, в девчонке, – Эйприл дала бы ей на вид лет пять-семь, – было и что-то забавное: на девчушке был голубой атласный халатик, расписанный традиционными японскими дракончиками.– И долго будешь выть? – дружелюбно осведомилась Эйприл, из опыта своего детства усвоив: начни успокаивать всхлипывания, рискуешь оглохнуть от рёва.Девочка ещё раз шмыгнула пуговкой носа, мельком глянула на Эйприл, утёрла рукавом глаза и деловито осведомилась:– Вы Эйприл? Агент по рекламе в издательстве «Сантик»?– «Сантин», – машинально поправила Эйприл, уже заинтересованная: отчего бы этакой крохе интересоваться рекламой.Издательство, в котором работала Эйприл, всегда было на высоте. Нет, не в том смысле, что там работали профессионалы, а в том, что находилось оно на двадцать шестом этаже стеклянного аквариума.– Отсюда наши слёзы и мольбы до Бога дойдут быстрей! – шутили сотрудники, опасавшиеся приближаться к подоконнику.Лифт вдруг ожил. Панель лифта опять отсчитывала этаж за этажом. А маленькая девочка в углу самым непостижимым образом стала на глазах меняться; увеличиваться и светлеть.Когда дверь лифта, мягко всхлипнув, открылась в холле нижнего этажа, рядом с Эйприл стояла невысокая шатенка с мелкими остренькими зубами. Кимоно обернулось изящным мини, открылись стройные ножки, на которые каждый встречный мужчина обращал внимание.– Кажется, отпуск начинается потрясающе! – Эйприл окинула взглядом улицу, запруженную автомобилями, перед тем, как за ней само собой захлопнулась дверца автомобиля. Негритянка, так неожиданно перевоплотившаяся, невозмутимо повернула ключ. Машина, словно мяч с хорошей подачи, рванулась с места. Эйприл на всякий случай обернулась: за ними никто не гнался. Это был просто сильный старт.Френки, спустившийся следом в соседнем лифте, увидел лишь, как Эйприл садилась в автомобиль к какой-то крашеной девице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25