Кин-Чин краем глаза видел, как двое оставшихся преступников сиганули с помоста вниз и были таковы.Но юношу заботило иное.– Отец! – Кин-Чин рванул князя за плечо. – Посмотри на меня! Наринаго следил напряжённым взглядом за удаляющейся погоней.– Чего тебе, Кин-Чин? – нетерпеливо отмахнулся князь.Было ясно: Ямато удастся скрыться. Уж слишком много недовольства горело в пьяной толпе – преступника спрячут.– Отец! – повторил Кин-Чин отчаянно. – Ты нарушил слово! Ты не выполнил обряд!Князь обернулся. Смерил сына с головы до ног. Сжал зубы, отчётливей проступили скулы:– Ну, и что? Тебе пора повзрослеть и выбросить из головы младенческие бредни!Принцу показалось, что его окатили ушатом воды.А князь добавил, раздосадованный неудачей:– Лишь глупцы, называющие себя праведниками, цепляются за правду.Лишь недотёпы искренне верят в суд совести. Думай лучше вот о чём: что было бы со мной и с тобой, если бы этот мерзавец потребовал не бочку вина и девку, а мою власть? Моё княжество?– Но ведь этого не просил ещё никто!– Может, и так, – коснулась усмешка губ князя. – Но этот попросил бы, уверяю тебя!– Отец! – не унимался Кин-Чин. – Но ты всегда говорил, что самое ценное – слово князя. И можно рискнуть даже жизнью ради чести. И даже если преступник в самом деле захотел бы присвоить власть, ты должен был уступить ему.– Ты ещё поучать! – разъярился Наринаго.Ответить Кин-Чин не успел. Перед ними, бледно-жёлтый, как коробочка созревшего хлопка, возник из темноты начальник стражи:– Князь! Ямато исчез.– Значит, ты тоже исчезнешь, – бросил князь.– Прости! Я найду его! – начальник стражи полз на коленях за удаляющимся к замку князем, пытаясь поцеловать край одежды.– До утра! – предупредил Наринаго.Ночь притаилась. Люди попрятались по домам, забились в щели. До рассвета ходили с обысками, громко ругались воины Наринаго.Кин-Чин вернулся в замок лишь тогда, когда на сторожевой башне сменился караул. Принц и вообще бы не вернулся. Но человек чаще бежит тогда, когда надеется на удачу. Кин-Чин был никому во всём свете не нужен.Кин-Чин проскользнул мимо спальни отца – их покои разделял неширокий коридор. Раньше Кин-Чина радовало, что перед сном можно прошмыгнуть к князю – теперь было неприятно, что человек, нарушивший слово, так близко. Принц физически ощущал, как по спине пробежали мурашки: любимых мы всегда способны возненавидеть.Лучше б его самого так кошмарно унизили перед народом, чем жить сыном бесчестного человека.Зажигать светильник Кин-Чин не стал, довольствуясь скудным светом луны. Оставшись один, принц бросился на постель и разрыдался.– Ну вот, фокусы! Мужчина не должен плакать!Кин-Чин подскочил, нашаривая кинжал под подушкой.Загорелась тусклая коптилка. Над принцем склонялось нежное девичье лицо с обиженно поджатыми губами. За спиной девушки маячили две тени.– Кто вы? Что вы делаете в моей опочивальне? – возмутился непрошеному вторжению Кин-Чин.– Прости, принц, – девушка глядела прямо и ясно. – Я попробую объяснить лучше моих спутников – они люди простые!– Но-но, потише! – хохотнул знакомый Кин-Чину голос.– Мы, – продолжала девушка, – те, кого ты видел на помосте преступников.– Теперь я узнаю вас, – пригляделся Кин-Чин. – Это – Ямато, вор и убийца. Тот худой – воровал лошадей у соседей. А ты, – принц припомнил, – ты виновна в том, что отравила собственного мужа!Девушка всплеснула руками. Коротко звякнул колоколец смеха.– Какими глупостями тебя кормят! Да я ещё даже не невеста!– Вот девушки, одно на уме, – Ямато отстранил Мицу. – Лучше послушай о другом, принц!И Кин-Чин узнал, что когда-то задолго до его рождения, городом и княжеством правил отец Ямато. Его правление, насколько это возможно, было мудрым и справедливым.Но как-то в праздник Трёх Лун в город пришёл чужеземец. Платье было истрёпано, щеки обросли щетиной. Веки покраснели от усталости и дорожной пыли.Он, веселя толпу, взошёл на помост преступим ков, показывая только что стянутый у стражника меч, – и объявил, что готов понести наказание. Его явление всех позабавило. Легко и остроумно отвечал пришелец на выпады толпы. Прежний князь, человек добродушный и любивший юмор, не возражал, когда народ выбрал бродяжку в князя праздника Трёх Лун. А пришелец, приняв скипетр княжеского отличия, потребовал себе титул навечно. Себе и своим потомкам.Так в княжестве воцарился род Наринаго.– И мой отец безропотно выполнил долг чести – отдал Наринаго город, – довершил рассказ Ямато. – Но, по-моему, и твоему отцу время вспомнить: долги возвращают!Кин-Чин окаменел: слишком много событий принесла Чёрная Ночь. Мало того, что на принца обрушилось презрение народа, так, оказывается, его отец был вором.– Но вам нельзя тут оставаться, – только и нашёлся, что ответить, принц. – Вас ищут.Откликнулся Ямато:– Ну, твоя спальня – последнее место, где нас станут разыскивать. А, во-вторых, отсюда, поговаривают, начинается подземный ход, выводящий к лесу.Кин-Чин нырнул в омут с обрыва:– Я помню этот лабиринт. Я выведу вас!– Ты славный парень, – хлопнул по плечу Ямато. – Вот и Мицу говорит, что ты симпатичный! * * * – Эй, ты, – смутилась девушка, покраснев.С той ночи существование Кин-Чина делилось на две половинки: в замке, где всё стало ненавистным, и в рощице, где его влюблёнными глазами встречала Мицу.Принц бы и вовсе ушёл в лагерь повстанцев, но Мицу была непреклонна.– Сейчас время войн, и нет места любви, – убеждала девушка принца. – Стоит тебе исчезнуть из замка, твой отец перевернёт небо и землю. Мы готовим восстание – и не можем рисковать, потакая твоей прихоти. Будут искать тебя, а наткнуться могут на склады оружия, припасы зерна. Кто-нибудь и место лагеря пронюхает.Неохотно, но Кин-Чин подчинился. Он и сам не понимал, как эта хрупкая девушка в считанные недели приобрела над ним власть: возразить Мицу принц не смел.Но сейчас у принца был повод: Кин-Чин узнал, что князь, шкурой чувствуя настроения в народе, решил не ждать, а выступить первым. Повстанцев нужно было предупредить.Наринаго ускорил события. В замок спешно собирались воины из дальних и близких предместий. Склады были набиты оружием. Вокруг Наринаго так и вертелся торговец Уокер. События набирали ход…Кин-Чин ещё раз попытался оторваться от погони. Скачки продолжались не первый час. Солнце успело добраться до заката и покатиться по другой стороне небесной горки.Лошадь принца сбивалась с шага. Сам Кин-Чин чувствовал себя вяленой дыней. Предупредить повстанцев он не смог, но теперь хотя бы нужно было увести погоню от лагеря Мицу и Ямато.Кин-Чин свернул с морского побережья к ближайшему перелеску. Из-за деревьев оглянулся.– Демон вас побери!Всадники, спешившись, проследили следы копыт. Помчались к лесу. Солнце садилось у них за спиной, окрашивая прибрежные скалы в алое. Принц подпустил погоню ближе. И снова рванул через лесную просеку. Но воины не отставали, ориентируясь уже по стуку копыт.Кин-Чин решил заканчивать игру в прятки. Он развернул лошадь навстречу стражникам. Начальник гвардейцев хлестнул лошадь.Теперь между принцем и стражниками было расстояние в длину меча.Принц Кин-Чин! Ты должен вернуться в замок! Это приказал князь Наринаго!– Отдай оружие, принц! – добавил маленький и толстый.Требование возмутило:– Лучше убейте меня! – потряс мечом Кин-Чин.Начальник гвардейцев парировал удар. Завязалась схватка – ловкие выпады, звон металла – впрочем, никому не причинившая вреда: гвардейцы и оцарапать принца не посмели бы.Одному из стражников, наконец, удалось выбить меч из рук Кин-Чина. Другой тут же ухватил лошадь принца под уздцы.Принц, порядком запыхавшийся, больше не сопротивлялся.Кавалькада двинулась в сторону замка.Спектакль закончился счастливым финалом. По крайней мере, единственный зритель – прятавшаяся в ветвях дерева Мицу – подумала именно так. Она несколько раз порывалась вступить в бой. Но благоразумие одержало верх.Мицу вздохнула: неприметно для неё принц стал частью её мыслей, надежд. Ей нравилось, как он говорит, с какой непритворной искренностью смотрит.И ещё Мицу немножко задирала нос: она, видно, и в самом деле необыкновенная, раз её любит такой красивый и мужественный воин. У подружек приятели были попроще. Зато и заботы мучили другие. А Мицу в будущее не заглядывала. Там вряд ли их с принцем ждало что-нибудь хорошее. Наринаго никогда не примирится с подобным союзом единственного сына. А Кин-Чин не сможет жить в хижине, крытой соломой. А ещё эта глупая борьба мужчин за власть! Ямато, Мицу знала, рассказал Кин-Чину не всю правду. Были времена, когда княжеством и впрямь правил род Ямато и Мицу. Но были целые эпохи, когда власть принадлежала роду Наринаго.И конца бесконечной борьбе не предвиделось.Эта вражда продолжалась столько лет, что люди уже успели позабыть её истоки. Лишь древние манускрипты могли бы поведать правду, но кому была охота копаться в них?Лишь песни и легенды намекали об истинной причине вражды двух некогда великих родов.Кин-Чин, понурившись, плёлся за стражей. Молчали.Принц вздыхал: так и не успел предупредить Мицу.Мицу проводила принца, пока прибрежные скалы не скрыли всадников. Свистнула. Из кустарника выбежала лошадь Мицу.Хищник обрадовался: оказывается, симбионты на этой планете могут обходиться друг без друга.Хрупкий гуманоид показался Хищнику недостойным партнёром. И потом: иметь дело с сам кой?!Хищник нагнал всадников у самого замка. Остановился невдалеке от лагеря Уокера и врубил гипноприбор. Гипнополе покрыло пространство. Когда в лагере торговцев появилось странное, полу прозрачное существо, никто не удивился.– Ты знаешь меня давно. Мы – партнёры. Я – твой повелитель и господин! – Уокер не знал и не помнил, откуда в его мозгу появилось твёрдое убеждение, что Хищника нужно слушаться. Он был теперь пешкой в чужой игре, и, удивительно, Уокера это вполне устраивало.Убедить остальных, что он – зло давнее и неизбежное, Хищнику тоже проблем не составило.Когда опустился подвесной мост для торговцев, Хищник затесался в толпу. * * * Мик наконец-то добрался до подземки. Теперь надо было как-то почиститься и принять независимый вид. Мик с младенческих лет усвоил: лучшая форма защиты – нападение. Но до конца отрепетировать образ не успел. Из-за поворота на Мика накинулся Раф, злой и решительный. Вцепился в непутёвого братца. И черепашки покатились рычащим и кусающимся клубком.– Бей его! – подзуживал наставник Сплинтер, сидя на возвышении. Сам не вмешивался.– Вот я тебя! – пыхтел Мик, пытаясь вывернуться из-под навалившихся братьев.Клубок распался. Мик грозно махал в воздухе кулаками, но к братцам не приближался.– А теперь давай серьёзно, – Лео уселся на широкую кровать и взбил подушку. – Рассказывай!Лео шлёпнулся на живот, подперев лапами морду. Раф и Дон устроились рядом. Мик гордо молчал, потирая ушибы.– Где ты был? – подал голос Сплинтер, стукнув для убедительности лапой по панели.– И куда ты ходил вчера? – подхватил Раф.– И позавчера где-то шатался, – напомнил Дон.– Нам – надоело! – заключил Лео.– Ишь, прицепились, – пробурчал Мик, направляясь к буфету.Братья, хмыкнув, переглянулись.Мик откинул голубую крышку контейнера. Одной лапой пошарил внутри, другой включил автономную скороварку. Лапа ни с чем вынырнула из контейнера. Мик ошарашенно разглядывал пальцы: в них ничего, ну, ничегошеньки не было.– Так, – покосился Мик на ехидные рожи. – Решили уморить голодом? Хорошо же! – мстительный Мик сцепил лапы на урчащем брюшке. – Перекусив, я как раз собирался рассказать, в какой странной компании видел нашу Эйприл, а теперь – ничего подобного!– Эйприл! – братья разом вытянули шеи. Даже Сплинтер, никогда в ссоры не вмешивавшийся, выглянул из за перегородки. * * * Сплинтеру повезло в этом мире ничуть не больше, чем черепашкам-мутантам.Правда или нет, но Сплинтер клялся, что помнит день, когда появился на свет. Первое впечатление – ярко огненный шар далеко вверху. И крысёнок потянулся к теплу через прутья решётки. И тут же с писком отпрянул: обожжённые лапки болели невыносимо.– Получилось! Оно соображает! – разнеслось громовым раскатом.Две огромные лапы подняли крысёнка:– Я назову тебя Сплинтер, малыш! Крысёнок обнюхал большой палец человека и.примерившись, цапнул. Так он познакомился сё своим хозяином.Потом, подрастая, жуя корм или возясь с безмозглыми сородичами, крысёнок обнаружил, что только он один понимает слова хозяина.Вскоре Сплинтер выяснил, что и клетка, и огненный шар, и весь дом принадлежат сухопарому одинокому холостяку. Хозяин любил горький кофе и смрадные сигареты. А ещё Хозяин очень любил разговаривать сам с собой и с подрастающим крысёнком.Было у Хозяина и имя. Поглаживая большим пальцем мягонькую шёрстку крысёнка, он говаривал:– Я – гений, малыш! – И зло добавлял: – А эти глупые не верили, что я способен создать ген роста! Идиоты! Ослы! – грозил Гений своему отражению в оконном стекле. – Вот погоди, – обещал Хозяин, – когда ты вырастешь с откормленно го дога, я им всем утру нос!Эти все, их ещё называл Хозяин завистниками, представлялись Сплинтеру чем-то вроде его сестричек и братьев, вечно голодных, злых, готовых вырвать последний кусок сыра.Потом крысёнка отсадили. Жить стало полегче, но тоскливей.К этому времени крысёнок научился различать не только слова, но и интонации Хозяина. Запоминал всё, что услышит. Научился читать, подсматривая за цепочками чёрных жучков на белых книжных страницах. Ночами любил послушать, как читает вслух Гений. Но сам предпочитал помалкивать.Правда, кормил Хозяин скверно. Эта химически биологическая смесь на крыс не была рассчитана. Но Гений старался соблюдать правила игры: кормил крысу, как обычную кошку.Сплинтер не привередничал, хоть было и невкусно. Спасибо, что хоть кормили регулярно.Но однажды Гений не пришёл. Не пришёл и на следующее утро. Сплинтер на своей шкуре узнал, что значит быть голодным по-настоящему. Брюшко подвело, в желудке поселился кто-то злой и ненасытный. Хоть первый опыт с током не очень понравился, крысёнок решил рискнуть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25