Вожделеющий гул разнесся по залу. Еще бы. Не верьте хвастливым россказням курсантов о том, какие они отпетые пьяницы – на самом деле больше всего курсант любит пожрать, а уж если дело касается сладкого – тут уж он… ну, пусть не Родину продаст, но на многое способен, на многое. А что вы хотите – организмы молодые, здоровые, растущие, постоянные дикие нагрузки – энергии требуется, как реактивному истребителю, а углеводов в армейском рационе – строго по норме.
– Этот приз получит пара, которая лучше всех исполнит… Танго! – провозгласила тетенька, не сумев полностью скрыть в голосе злорадные нотки.
Гул толпы мгновенно стал возмущенно-разочарованным. Ну не падлы, а? Нашли танцоров.
– Ну же, товарищи! – ярмарочным голосом зазывала массовичка. – Смелее! Смотрите, какой замечательный приз! – все у нее шло по плану, у заразы.
Из казны Дома офицеров положено выделять средства на такие вот мероприятия. Сотрудниками Дома покупается на казенные деньги шикарный торт, объявляется невыполнимое задание, и за отсутствием желающих принять участие в конкурсе приз остается организаторам. И по окончании танцев уверенно съедается под чаек или что-нибудь покрепче: не пропадать же добру. Если же вдруг появляется дерзкий претендент на приз, то претендент этот, как правило, оказывается пьяненьким, и только по этой причине решившимся на столь безрассудный поступок. Его тут же с удовольствием сцапывает патруль – а как же, им тоже план выполнять надо. Беспроигрышная лотерея, короче говоря.
– У-у, с-сволочи! – страдальчески шмыгнул носом Цунь. – Издеваются над людьми! Блин, хотела же меня маманя в детстве на танцы отдать – чего я уперся, ишак отвязанный…
Окружающие высказывались примерно в том же духе.
– Сергей, а почему никто не выходит? – невинно поинтересовался Маргус, оглядываясь по сторонам. – Мне кажется, этот приз хотели бы получить многие…
– Марик, паразит такой, хоть ты не издевайся! – возмутился Цунь. – Иди, да спляши, раз такой умный! Маргус Лиепа…
– Сергей, почему ты так нервничаешь? – недоуменно проговорил Маргус. – Если ты этот приз так хочешь, я могу его взять.
– Э-э, Марик, ну тебя на фиг! – встревожился Цунь. – Ты что, чокнулся – четыре патруля в зале! Повяжут в момент и смыться не успеешь!
– Зачем повяжут? – не понял Маргус. – Она же сама предлагает?
– Так танцевать же надо, деловая колбаса! Танго! Ты хоть слово такое слышал?!
– Да, я слышал. Я по телевизору видел один раз. Я смогу, – Ауриньш уже не смотрел на Серегу, а внимательно оглядывался вокруг.
– Вот, – остановился он на ком-то прицельным взглядом. – Мне кажется, она подойдет, антропометрия хорошая…
Мягко, но непреклонно раздвигая плечом толпу, он направился к неприметной девчонке в черном платьице, одиноко скучавшей у колонны. Серега глянул на нее – и аж затосковал от жалости. Маргус, козел ты электронный, что ж ты делаешь, а? Девчонку и так судьба обидела: такая страшненькая, что даже поддатые солдаты на нее не клюют, так еще и ты над ней поиздеваться решил. И ведь хрен остановишь гада – у него там уже какая-то программа врубилась!
Маргус между тем приблизился к девушке и, вытянувшись перед ней в струнку, уронил в поклоне свою гладко причесанную белобрысую башку. Сказать, что девчонка растерялась – значит, ничего не сказать. Опешила, обомлела, вспыхнула, бедная – аж глаза слезами набухли, отшатнулась было смыться, да куда там: все уже это дело заметили, мигом расступились и стоят, гады, заржать готовые. А Маргус все стоит – стройный, элегантный, как графин: прибалт – он и есть прибалт, недаром только им и доверяют у нас в кино эсэсовцев да иностранцев играть. И девчонка перед ним вздохнуть не смеет – нет, ну как же ее угораздило такой страшненькой-то уродиться? Разве только что волосы у нее шикарные – вороные, тяжелые, конским хвостом схвачены, да фигурка, в общем, ничего – стройненькая такая, тонконогая. И тут она с Маргусом взглядом встретилась – и будто отключилась: чуть улыбнулась, ресницы опустила (да они у нее какие длинные, оказывается!) и в самом настоящем реверансе присела! Тут уж все притихли и быстренько к стенам оттянулись, чтобы им простор дать – для маневра, значит.
Маргус уверенно, словно только этим всю жизнь и занимался, вывел девушку в центр зала. И они замерли в классической позе – стройные, легкие. Сама меньше всего ожидавшая такого развития событий массовичка ткнула пухлым пальчиком в клавишу магнитофона. Запись оказалась на удивление хорошей: чисто и сильно вступил старомодный оркестр и его звукам мгновенно откликнулись тела танцоров.
То, что происходило дальше – трудно передать словами. Исчез гарнизонный зал с аляповатой лепниной на потолке. Пропала эстрада с пошленькой группой и накрашенной солисткой. Улетучился неистребимый казарменный запах, исходящий от десятков разгоряченных тел. В зале воцарилась аргентинская ночь – знойная, страстная, с шумом океанского прибоя и шелестом пальмовых листьев. И королевской парой этой ночи были эти ребята – бог ты мой, как же они танцевали! Лед и пламень – ни убавить, ни прибавить. Сдержанно-холодный, с отточенными, властными движениями белокурый Ауриньш, пожираемый изнутри синим огнем еле сдерживаемой страсти. И – порхающая вокруг него угольной тропической бабочкой, обжигающая его черным пламенем девчонка с ледяным сердцем, в самый последний момент властно не позволяющая пересечь ему последнюю, самую тонкую грань страсти. Зал ошеломленно смотрел на них, и было совершенно ясно – научиться так танцевать – невозможно, как невозможно научиться у птиц летать, для этого надо самому родиться птицей.
Прозвучал последний аккорд, и танцоры замерли, брошенные друг к другу последним порывом: Маргус одной рукой обнимал девчонку за талию, другой рукой подхватил ее дерзко вздернутое бедро. Одна рука девчонки обхватила шею Маргуса, другая – легла ему на грудь, готовая как оттолкнуть, так и прижать к себе. И – глаза в глаза, сердце к сердцу – вместе с бешеной страстью столько целомудрия было в этих двоих, что ни одна зараза даже не гыгыкнула, ни одной соленой шуточки не прозвучало. Только штык-нож патрульного неловко звякнул в звенящей тишине.
Танцоры изящно, по всем правилам, поклонились. И вот тогда грохнули аплодисменты! И восторженный свист, и вопли! Девчонка, словно внезапно проснувшись, растерянно озиралась по сторонам и стремительно краснела. Маргус что-то тихо говорил ей, мягко похлопывая по ладошке, а к ним уже спешила-спотыкалась восторженная тетенька-массовичка с тортищем на вытянутых руках.
– Зам-мечательно! – провозгласила она рыдающим голосом. – Я с огромным удовольствием вручаю этот приз… Как, ребята, вас зовут?.. Лиле Марлиной, радиоинститут, и Маргусу Ауриньшу, десантное училище! Похлопаем, товарищи!
– Спасибо, сударыня, спасибо! – подхватил у нее торт расторопный Цунь. – Нам уже пора, у нас увольнение кончается.
– Ой, мальчишки, вы что – уходите? – окружили их знакомые девчонки. – Да вы что – идемте к нам! Чаю попьем, поболтаем!
– Не, не, девочки – в другой раз! – решительно отмел все поползновения Колдин. – Вы мне телефончик оставьте, мы к вам потом обязательно зайдем, а сейчас мы уже опаздываем. Все, все, Маргус! Пошли, говорю! – и, балансируя коробкой с тортом в одной руке, другой рукой он ухватил за рукав Ауриньша, ведущего светскую беседу с партнершей по танцу и шустро потащил его к выходу.
– Лилька, халда такая, ты откуда этого пацана знаешь? – накинулись девчонки на подругу. – И не говорила ничего!
– Да вы что! – беспомощно отбивалась та. – Я в первый раз его вижу!
– И танцевала в первый раз? – ехидно сморщила нос Лариска. – Ну, ты тихушница! Честно скажи – где занималась?
– Ой, девки, да я правду говорю! – ухватилась за виски бедная Лиля. – Он как на меня глянул – все! Ни о чем больше не думаю, только музыку слышу, и все само собой как-то выходит. Прямо дышать не могу, вся как на автомате – чуть не описалась!
– Марик, ну ты ваще! – Колдин восхищенно хлопнул Маргуса по спине и припустил по направлению к улице Каляева. – Я уж думал – все, звездец, сейчас какую-нибудь корку отмочишь. Видел, как патруль в стойку встал? Думал, повяжет…
– Не спеши, времени еще достаточно, – догнал его Ауриньш.
– А торт заныкать? А то, а се?.. Слушай, а ты правда – где танцевать так классно научился? Прямо – этот… кабальеро, блин!
– Я же сказал – один раз по телевизору видел, и запомнил.
– Ну ты даешь! А откуда узнал, что эта Лилька танцевать умеет?
– Она не умеет. Я же говорил, у нее просто антропометрия подходящая для танцев. А я ее под контроль взял.
– Это как? – остановился Цунь.
– Ну, во мне заложена такая специальная командирская программа, называется «делай, как я». Основана на резонансе биополей с обучаемым или просто партнером, когда необходимо совместное выполнение какого-либо действия. Командир при помощи этой программы берет под контроль биополе и психику партнера – например, солдата, или как сейчас вот…
– Неслабо! И что – трудно?
– Нет, не трудно. Только повышенный расход энергии происходит.
– Во ништяк! – возликовал Цунь. – Маргус, дай команду старшине, пусть нас с тобой на каждые выходные в увольнение отпускает.
– Нет, нельзя. Старшина – командир, я с командирами не имею права так поступать.
– И у вас субординация, блин. Ну как у немцев, елки-палки… Так, пришли! Держи, – он сунул в руки Маргусу коробку с тортом.
– Еще не пришли, – оглянулся Маргус, – КПП – вон где.
– Без тебя знаю, где, – фыркнул Колдин, вскарабкиваясь на кирпичный забор, часто утыканный острыми ржавыми прутьями. – Кидай мне торт, да аккуратней, смотри!
Недоумевающий Ауриньш очень аккуратным броском отправил коробку точно в руки Колдину.
– Класс! – одобрил Цунь. – Недаром ваши сабонисы так в баскет рубятся! Теперь перелазь сюда и лови торт внизу.
Все еще ничего не понимая, Маргус повиновался.
– Так, нормально! – констатировал Колдин, озираясь по сторонам. – Ага, вот здесь нормально будет, – и, облюбовав разлапистую голубую ель, растущую неподалеку от входа в казарму, он пристроил под нее коробку.
– Блин, заметить могут, – критически изрек он, оглядев тайник со стороны. – Фигня, замаскируем! – и принялся споро присыпать коробку близлежащим мусором.
– Сергей! – изумился Ауриньш. – Ты что делаешь?
– Что-что! Соображать надо! Притащи сейчас торт в казарму – знаешь, сколько шакалов налетит? Хрен чего достанется! Ночью выйдем, притащим – и с отделением сожрем, на шесть человек еще туда-сюда…
Так Колдин и Ауриньш стали настоящими героями дня! Точнее, героями ночи – среди которой, урча и облизываясь, четвертое «китайское» отделение с наслаждением пожирало пусть немного помятый, но все равно восхитительный приз, укрывшись в темном спортуголке, среди пыльных матов и гантелей.
– Если хочешь быть здоров, – наставительно изрек Цунь, сыто икая, – ешь один и в темноте!
Глава 6. МПД
В отличие от курсантов других училищ, курсанты девятой роты не изучали военно-инженерную подготовку, они изучали МПД – минно-подрывное дело, так по старой диверсионно-партизанской традиции именовался этот предмет. И, скажем без хвастовства, был этот предмет одним из самых любимых и почитаемых. Возможно, корни этой любви кроются в древней, как мир, мечте любого человека (а русского – особенно): совершить максимальное действие при минимуме физических усилий. Как бы то ни было, но предмет этот выпускники девятой роты знали крепко. Изготовить взрывчатку из любого материала (в буквальном смысле – хоть из прошлогоднего дерьма), или разобрать-собрать любой взрыватель с завязанными глазами – для них вовсе не являлось чем-то выдающимся: так – азбука, не более того. Профессиональным шиком считалось, например, успеть рассчитать количество, вес и конфигурацию зарядов, необходимых для подрыва моста, по которому проезжаешь на машине. На спор: с помощью компьютера вы такого результата не достигнете.
А начинается все, как и в любой другой науке, обыденно и скучновато: классификация взрывчатых веществ, меры безопасности при различных способах взрывания, и тому подобная рутина. С одним лишь отличием: знать эту рутину необходимо назубок, никакие вольные толкования той или иной статьи Руководства – Библии подрывника, здесь не проходят. А первые практические подрывные работы запоминаются на всю жизнь – как первый прыжок или поцелуй…
– Приготовиться!
Ледяной ноябрьский ветер уже сковал каменной коркой землю, и теперь принялся за голые пальцы курсантов. Пальцы, сжимающие отрезки огнепроводного шнура с наложенными на них спичками, каменеют быстро. Правая рука со спичечным коробком поднята вверх – сигнал, что к подрыву заряда готов. Зубы стискивают пару запасных спичек – на случай, если основная спичка не воспламенит шнур (что, кстати, случается сплошь и рядом).
– Огонь!
Судорожно чиркаешь коробком по спичечной головке, онемевшие пальцы уже ни черта не чувствуют, и спичка, весело пыхнув, отлетает в сторону. И тут секунды начинают уже не бежать, а лететь с околосветовой скоростью. Скорее, запасную спичку – на шнур! Нервно изжеванная, обслюнявленная спичка никак не ложится головкой на пороховую сердцевину шнура. Блин, у соседей шнуры уже вовсю шипят, как рассерженные гадюки! Воспламенив свои шнуры, соседи уже стоят в ожидании команды «Отходи» (спиной к зарядам, тоже – элемент психологической подготовки), и от всей души поливают тебя, козла безрукого, сердечными приветами. Отходить (а точнее, отбегать) можно только по команде.
Майор – преподаватель МПД – спокойно попыхивает неизменной сигаретой, он щелкнул кнопкой секундомера сразу после воспламенения шнура первым курсантом. Длина шнура – метр. Скорость горения шнура – сантиметр в секунду. Безопасное расстояние при подрыве открыто лежащей на грунте тротиловой шашки – полсотни метров. Скорость, которую развивает молодой подрывник при отходе от заряда, сопоставима с мастерским нормативом на стометровке. Но это ведь он знает, у него этих подрывных работ было – как китайцев в Пекине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16