Ведь злоба порождает только злобу, жестокость — жестокость, и всего этого становится все больше и больше. Часть мы забираем себе для опытов, чтобы отсеять все слабое и ненужное, выделить злобу самого высокого качества и приступить к ее изготовлению уже без двоечников и троечников. — Шалфей Горюныч замолчал и с минуту только хмыкал и качал головой. — Вам, Сергей Иванович, конечно же неизвестно, что результатов нашей работы уже давно ждут там, — Шалфей Горюныч показал пальцем вниз и многозначительно кивнул головой, — Спроектирован даже целый завод под Кряжском для производства злобы высшего качества. Потом мы затопим всю эту кряжскую котловину злобой, она начнет здесь пухнуть, расти, выливаться в окрестные леса и реки и все снова утонет во мраке злобы и страха! Как это было когда-то давно, когда пылали костры, когда свист пули обрывал стон, когда…у-у-у!!
— Зачем все это? — Сергей Иванович не столько осознал, сколько всем своим нутром почувствовал сильнейшую опасность. Не смотря на незатихающую боль в голове, он весь внутренне собрался. В голове нервно пульсировала только одна мысль:
— Надо что-то делать! Что-то делать!
— Зачем? — Шалфей Горюныч задумался, — Зачем? Мы просто хотим, чтобы снова на земле появился океан злобы, чтобы каждый желающий мог зачерпнуть в этом океане злобы полное ведро и нести его, не боясь пролить или расплескать. Чтобы теплый летний дождичек вызывал раздражение, чтобы веселый смех всегда обрывался злобным окриком, короче, чтобы все стало как раньше. Как при злых и свирепых царях. Чтобы стреляли в безоружных людей, чтобы по городам и селам бродили толпы нищих и голодных людей и сотнями, нет, тысячами умирали от голода и холода! Чтобы люди боялись животным страхом протянуть умирающим руку с куском хлеба! Нет, вы только представьте себе, — Шалфей Горюныч отчаянно замахал руками, — Злоба в чистом виде напоминает самую обычную воду с голубоватым отливом. Вышел человек из дома в прекраснейшем настроении, ты незаметно плеснул на него этой водичкой — и готово! Настроение у него испортилось, злоба душит, кулаки чешутся! Улыбка встречного человека вызывает у него чувство отвращения, бешеной ненависти! И как маленький горный ручей, который, сбегая с гор, превращается в могучий водопад, так и злоба от нескольких капель становится бурным мутным потоком, который все смывает на своем пути, — Шалфей Горюныч уже не замечал сидевшего перед ним учителя. Глаза его горели, руки тряслись, щеки покрылись яркими пунцовыми пятнами. Он вытянул дрожжащие руки вперед:
— Вы, вы, вы… видели океан?! Сергей Иванович, океан? Настоящий океан с его безбрежной ширью, с его волнами-горами, багровыми закатами и жуткой черной глубиной? Нет? Жаль…Но все это не идет ни в какое сравнение с океаном злобы, когда тот катит свои волны из края в край, от человека к человеку и так по всему свету! По всему свету!!
Сергей Иванович устало мотал головой. Все ему стало казаться каким-то кошмарным бредом, наваждением, которое должно вот-вот кончиться, но неизвестно почему все не кончается. Потом это стало казаться ему палатой в сумасшедшем доме, хотя Сергей Иванович твердо знал, что в таких домах только врачи ходят в белых халатах, а не больные. А тут — все наоборот.
— Да, — продолжал Шалфей Горюныч, — Вот, я вижу, поднялась крутая океанская волна и католики темной Варфоломеевской ночью режут гугенотов. Мелкая рябь на воде — это сжигают на кострах ведьм и обезумевшая толпа ревет и беснуется при виде яркого пламени! А вот и черные глубины океана — это лагеря смерти. — Шалфей Горюныч замолчал. Глаза его расширились и остекленели, нижняя губа тряслась и с нее на пол стекала желтая тягучая слюна.
Он несколько секунд стоял неподвижно, будто оцепенел от ужаса черных глубин. Но потом тряхнул головой и весело глянул на Сергея Ивановича:
— Не утомил ли я вас? Нет? — он хотел еще что-то добавить, но тут резко, истошно завыла сирена и над пультом замигала огненно-желтая надпись «Авария с цветком!» Шалфей Горюныч подбежал к пульту, стал лихорадочно нажимать на все кнопки подряд, стараясь ликвидировать аварию, но все усилия были тщетны. Надпись над пультом становилась все ярче и ярче, а сирена завыла так, что у Сергея Ивановича все внутри похолодело.
— Горит! Горит цветок!! У-у-у!! — Шалфей Горюныч заскрипел от злобы зубами и несколько раз стукнул кулаком по пульту, — Это же катастрофа!! Пожар можно потушить лишь имея полный ускоритель злобы, а он совершенно пуст!!! — он так взглянул на Сергея Ивановича, что, казалось, этим взглядом он хочет испепелить учителя. Резко, неожиданно распахнулась дверь и на пороге ускорителя показался бледный и трясущийся Цеппелин:
— Шеф! Злоумышленники повредили внутренний аварийный пульт. Накопитель пуст. А все, что в него попадает, моментально испаряется!
— Знаю! — сквозь зубы процедил Шалфей Горюныч, — Сейчас будет взрыв! Горит цветок. Мы сможем еще некоторое время продержаться, если прокачаем ускоритель! Вытолкай быстро этого учителя — недотепу в ускоритель!
Цеппелин схватил учителя в охапку и быстро вытолкал его в тот самый подвал, из которого Сергей Иванович совсем недавно выбрался. Дверь за ним моментально захлопнулась.
— Прокачать ускоритель! — Цеппелин повернул аварийный рубильник и в комнате сразу же поднялся легкий ветерок. Он быстро усиливался, а в самом ускорителе быстро превратился в самый настоящий ураган.
— Хорошо! — Шалфей Горюныч криво усмехнулся, — Продержимся! Время есть! Еще не все цветки горят! Вызывай всех сюда, пока не поздно!! Все должны вернуться до взрыва!
* * *
Варежкин пришел в себя и долго не мог сообразить, где же это он находится. В голове все гудело, в желудке все урчало от голода и почему-то сильно болели кисти рук. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел, что стоит на большой поленице дров и привязан к столбу. На шее у него висела табличка с надписью «колдун». Варежкина аж передернуло.
— Если ты, Джон, прибил этого колдуна до смерти, я и тебя сожгу с ним вместе! — Буагильбер был необычайно зол и искал на ком бы эту свою злобу сорвать.
— Сэр Бриан! — раздался со стены голос Фрон де Бефа, — Побыстрее запали костер со своим колдуном и поднимайся на стену. Черный Рыцарь повел своих разбойников на приступ!
— Сейчас, Фрон де Беф! — отозвался Буагильбер, — Это не первый колдун, который будет сожжен во славу матиери-церкви и не последний! А-а-а! — удовлетворенно протянул Буагильбер, заметив, что Варежкин очнулся, — Ну, считай, Джон, что ты заново родился! Бегом за факелом!
Буагильбер подошел вплотную к поленице дров, которая должна была в самое ближайшее время превратиться в пылающий костер, и, с усмешкой глядя на Варежкина, сказал:
— Ну, что, колдун, думал избежать законного возмездия? Думал обмануть меня, Бриана де Буагильбера? Ха-ха!!
Варежкин немного помолчал, облизал свои сильно пересохшие губы и только потом каким-то не своим, а чужим, хриплым и срывающимся голосом, спросил:
— У вас что, гражданин Буагильбер, телевизора нет? Вы бы лучше смотрели «Клуб кинопутешественников», может быть, тогда и не были бы таким живодером!
— Ты, что, колдун, вздумал еще на костре издеваться надо мной? Джон, факел!! — прибежал Джон с факелом и встал по стойке «смирно» перед Буагильбером, — Зажигай!!
— Стой!! — закричал Варежкин, почувствовав, что очень скоро здесь может запахнуть жареным, — А последнее желание? Оно всем полагается!
— Ах, да! — поморщился Буагильбер, — Давай сюда свое последнее желание, но только побыстрее! Небось хочешь свои колдовские корешки и снадобья жене и детям оставить?! А?
— Нету у меня жены и детей, — отозвался Варежкин.
— Хе! — хмыкнул довольный Буагильбер, — Родителей нет, жены нет, детей нет — ну, точно колдун! — в этот момент раздались тяжелые удары топора в ворота замка, — Давай быстрее, колдун! Враг уже подошел к воротам!
— Буагильбер! — раздался со стены крик Фрон де Бефа, — Черный Рыцарь начал рубить ворота замка! — под мощными ударами топора Черного Рыцаря ворота замка жалобно стонали и были готовы вот-вот рухнуть.
— Однажды в Палестине я такую картину уже видел, — пробурчал про себя Буагильбер, — На такой отчаянный шаг мог решиться только один рыцарь на все крестоносное войско — король Ричард Львиное Сердце! — и, повернувшись к Варежкину, рявкнул, — Ты скоро, колдун?
— Мне бы попрощаться с моей пионерской дружиной! — дрожжащим голосом попросил Варежкин, в душе надеясь, что те люди, которые напали на замок, наконец-то сломают ворота и спасут его. В ответ Буагильбер с Джоном удивленно переглянулись.
— Нет, — хмуро отозвался Буагильбер после некоторого раздумья, — С дружиной нельзя. В замке Торкилстон может находиться только моя дружина и Фрон де Бефа. А пионерской здесь быть не положено. Так что проси чего-нибудь другого.
— Ладно, — Варежкин решил пуститься на хитрость, — В нашем роду прежде, чем сгореть на костре, цветы нюхают. А тут как раз у меня в кармане цветок имеется.
Джон вопросительно взглянул на Буагильбера. Тот утвердительно кивнул головой.
Джон вопросительно взглянул на Буагильбера. Тот утвердительно кивнул головой. Джон залез в карман, вытащил оттуда смятый желтый цветок и поднес его к носу Варежкина. Варежкин втянул носом воздух, сказал «ах!» и сделал блаженное лицо.
— Да, — сказал Буагильбер, — Вот бы все колдуны и ведьмы с такими счастливыми лицами горели на костре! А то кричат, ругают всех и даже самого папу римского! — вместо ответа Варежкин еще раз втянул воздух носом и уже собирался оторвать зубами лепесток, как Буагильбер сказал:
— Джон, дай-ка и мне понюхать колдовского цветка! — Варежкин только и успел щелкнуть зубами, как голодный волк, — И зажигай!
— Все пропало! — подумал Варежкин и затравленно посмотрел в сторону Буагильбера. Но Джон не успел донести цветок до Буагильбера. Цветок вдруг ярко вспыхнул в руках Джона, всех ослепив на какой-то миг, и пропал.
— Наваждение! — охнул Буагильбер и потянулся к мечу.
Тяжелый пыльный ветер загудел, завыл и медленно стал поднимать вверх Варежкина вместе со столбом, к которому тот был привязан, и дровами. Потом вдруг все исчезло, ветер стал стихать и уже неизвестно откуда донесся крик:
— Прощайте, дорогой сэр рыцарь! Рад был с вами познакомиться! Передайте пламенный пионерский привет королю Ричарду и почаще читайте книги!
— Хм! — Буагильбер с досады, что упустил колдуна, плюнул и пробурчал, — Этот колдун похоже прав. Черный Рыцарь удивительно похож на короля Ричарда! Только такая дубина, как Фрон де Беф, этого не видит.
* * *
Хрум-чавк…Хрум-чавк… Карета медленно тащилась по грязной и унылой дороге, переваливаясь с боку на бок и ежеминутно грозя развалиться.
— Ну, Франция! Ну, и тоска! — думала Аграфена, с кислой улыбкой поглядывая в окошко кареты, — Хоть бы кто догадался цветник на обочине разбить али надпись какую выложить из белых камушков. Скажем, «Счастливого пути!» или, что еще лучше, «Слава труду!» Прочитает проезжающий маркиз надпись и на душе у него сразу же станет теплее. И кучер — ведь наш же человек, из трудового сословия! — не будет так громко и монотонно храпеть, а будет обращать внимание пассажиров на такие интересные места с надписями. «Обратите, господа, внимание на плакат слева от дороги. Колхоз имени графа де Рошфора обязуется в этом году сдать яиц и шерсти в три раза больше, чем до взятия Ларошели! Для тех, кто не успел прочитать плакат полностью, объезжаю его кругом еще раз!»
Аграфена, которой в конце концов крепко наскучило сидеть одной и предаваться мыслям о благоустройстве дорог во Франции, высунулась в окошко, с явным намерением завязать беседу с кучером:
— Послушай, любезный, — начала она издалека, — А кто нынче правит Францией?! Людовик десятый или же с каким другим номером?!
Кучер, мирно дремавший на козлах, вдруг резко выпрямился, будто его кто в спину чем-то острым ткнул, крикнул что-то нечленораздельное не то с перепугу, не то спросонья, и что было сил хлестанул ни в чем не повинных лошадей. Лошади, до того лениво перебиравшие копытами по дороге, так сиганули вперед, как не отваживались даже в дни своей далекой молодости, и карета понеслась. Но уже через минуту раздались выстрелы, карета резко остановилась и несколько мужских голосов одновременно закричали:
— Карета!! Карета миледи!!
— А-а-а!!! — завизжал тоненьким голосом кучер, — Мушкетеры короля! — и, резво спрыгнув с козел, кинулся бежать в лес.
Дверца кареты распахнулась и чей-то властный, чуть гнусавый голос приказал:
— Выходите, миледи! Мы давно вас здесь ждем, — Аграфена оперлась на протянутую ей руку и вышла из кареты.
— Атос, вы кому дали руку? Это же не миледи! — удивленно вскричал молодой человек с жиденькими усиками и длинными черными волосами. Атос медленно повернул голову, внимательно посмотрел на Аграфену и криво усмехнулся:
— Милый д'Артаньян! Я вам все время говорил и повторяю еще раз, что эта женщина крайне коварна. И способна на все! Ведь вы же не станете утверждать, что карета не ее. И карета ее, и кучер ее, и лошади ее. Значит, и это, — Атос снова внимательно посмотрел на Аграфену, — Это — она!
— Д'Артаньян?! — встрепенулась Аграфена, — Мне как раз нужно его убить!
— Вот видите?! Что я вам говорил, д'Артаньян? Она хочет убить вас, как уже убила бедную госпожу Бонасье! Надо срочно ехать за палачом! — Атос лихо вскочил на коня и ускакал.
Аграфена поняла, что над ее жизнью нависла опасность и надо что-то срочно придумывать. Портос и Арамис крепко привязали Аграфену к дереву и недалеко развели небольшой костер.
— Как голову ей срубим, надо будет плотно пообедать. — сказал Портос, подбрасывая дрова в огонь. Но не успел он поставить кипятиься воду, как вернулся Атос. Рядом с ним шагал человек в красном одеянии с огромным топором на плече.
— Знакомьтесь, друзья, — Атос кивнул в сторону человека в красном, — Палач из Лилля. У него свои счеты с миледи. — Палач молча склонил голову. — Приступайте к делу, мастер.
Палач снял с плеча топор и стал медленно его точить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9