– Меня удивляет, почему вы проявляете такую настойчивость.
– От вас требуется только одно, черт возьми, – заниматься своим делом, мистер.
– Именно это я и делаю, капитан, – ответил Трэвен, чувствуя, что задел Канеоки за живое.
Капитан поправил очки, с яростью взглянул на Хайэма и увидел Ковальски.
– А почему здесь оказались сотрудники отдела по борьбе с наркотиками? – удивленно спросил он.
Ковальски откашлялся:
– Видите ли, вон там находится задержанный нами Луис Очоа. Нам известно, что он работает на Эваристо Эскобара, видного члена Медельинского картеля, действующего в Далласе. Узнав, что Эскобар готовит тайные места передачи наркотиков в Хайлэнд-парке, мы начали следить за Очоа и оказались здесь в тот самый момент, когда раздались выстрелы.
– Это было нападение на Трэвена?
– Да, сэр.
– Зачем им это понадобилось?
– Мне кажется, они намеревались убить его. Трэвен с трудом удержался от улыбки, пока Канеоки
напрасно вглядывался в лицо Ковальски в поисках насмешки.
Отвернувшись от Ковальски, Канеоки сказал:
– Вот и ответ на ваш вопрос, Трэвен. По-видимому, Очоа и его сообщник узнали вас и тут же решили устранить полицейского, доставившего им столько неприятностей. Нападение не имеет никакого отношения к Нагамучи. Причина его таится в вашей прошлой работе.
Трэвен кивнул, думая об охотничьем ружье и лезвиях под ногтями женщины.
– Скорее всего, вы правы, – согласился он. Канеоки поправил пиджак и галстук. На его лице
отразилось облегчение. Подняв голову, капитан впервые заметил вертолет прессы, описывающий круги над их
головами.
– Я обязательно скажу об этом в своем заявлении средствам массовой информации. А сейчас почему бы вам, Трэвен, вместе с Хайэмом не уехать отсюда? Думаю, так будет лучше. Это устранит неправильное толкование происшедшего.
– И, возможно, исключит предположения о связи корпорации Нагамучи с нападением на нас, – сказал Трэвен. – Я понимаю. – Он повернулся и пошел к своей машине, прежде чем Канеоки успел ответить. Почти тут же путь ему преградила знакомая журналистка, пытающаяся одновременно поправить прическу и говорить, держа в зубах блокнот. Он сделал жест в сторону Канеоки, поправляющего галстук. Когда Трэвен произнес:
– Вот там капитан, возглавляющий отдел по расследованию убийств, – журналистка с энтузиазмом бросилась к Канеоки, надеясь взять у высокопоставленного руководителя департамента полиции интервью по поводу растущей преступности на улицах Далласа.
– Мик? – услышал он голос Ковальски, идущего рядом.
– Мне нужно сегодня встретиться с Эскобаром, – произнес Трэвен таким тихим голосом, что Хайэм не мог услышать его.
Ковальски кивнул и растаял в сумерках.
Трэвен посмотрел на поврежденный кузов «Чероки», убедился в том, что мастерская выправит все за пару часов, и сел за руль, пытаясь не вспоминать убитую женщину.
– С тобой все в порядке? – спросил Хайэм.
– Да, – ответил Трэвен, вливаясь в транспортный поток с помощью полицейских в форме, узнавших его.
24
– Ты действительно хочешь отправиться в одиночку на встречу с Эскобаром? – В ночной темноте низкий голос Ковальски прозвучал в мозгу Трэвена тише обычного. Для ночных операций они выбрали специальную частоту связи.
– Вообще-то я не буду чувствовать себя одиноким во время встречи, – напомнил ему Трэвен.
– Это верно, но все-таки куда лучше, когда кто-то прикрывает тебя, стоя рядом.
Взглянув на сигнал светофора, Трэвен перешел улицу. На нем были черный плащ, надетый поверх рубашки, джинсы и кроссовки. Оба пистолета лежали в карманах плаща, и детектив не застегивал его, несмотря на мелкий дождь, сыплющийся на город, и пронизывающий холод. «Чероки» он оставил в трех кварталах от дома Эскобара на случай, если машину заметит полицейский патруль. Трэвен все еще не знал, насколько внимательно следит за ним Канеоки, хотя и не сомневался в том, что слежка ведется. Больше всего возмущало его, что за ним, сержантом полиции, следят его же товарищи. И все-таки он не захотел отказываться от представившейся возможности.
– Если все пройдет так, как мы задумали, поддержки не понадобится.
– А если понадобится, будем считать, что тебе чертовски не повезло.
– Не беспокойся, все будет в порядке.
– Мне не следовало отпускать тебя одного.
– У тебя не было выбора.
– Да нет же, был.
Трэвен повернул за угол. Подошвы кроссовок шлепали по тротуару. Дождь усилился, посыпались крупные капли. Трэвен съежился, вспоминая о двух убитых женщинах.
– Чем сейчас занимается Эскобар? – спросил он, включив микрокристалл связи.
– У него вечеринка. Просто удивительно, что после тридцати лет работы на картель он все еще полон жизни. Этот сукин сын способен перепить любого из нас, а когда мы полностью отключимся, еще провозгласит тост за наше здоровье.
– Он знает, что Очоа арестован?
– Не имею представления. Мы не в состоянии прослушивать, что у него происходит, а сплетни на улицах о сеньоре Эскобаре стали за последнее время очень редкими и сдержанными. Тебе не кажется, что Эскобар ушел в тень, когда его молодой конкурент начал выдвигаться на первый план?
– Пожалуй, ты прав.
– Странно, но мы никогда раньше об этом не думали.
– Были слишком заняты текущими делами. Оглядываться назад всегда легче, да и проще делать выводы. – Трэвен посмотрел на небоскреб Хсинг. В дневное время он казался таким красивым – гигантское здание из бетона и цветного стекла, жильцы которого принадлежали к числу самых богатых людей Далласа. Однако ночью, когда верхние этажи терялись в темных тучах, окружающих их, подобно крепостному рву, небоскреб походил на зловещую крепость, пользующуюся темнотой в качестве одного из своих оборонительных сооружений.
– Когда ты в последний раз встречался с Эскобаром
лицом к лицу? – спросил Ковальски.
– Шестнадцать месяцев назад.
– Насколько я помню, в тот раз вы расстались отнюдь не друзьями.
– Верно.
– Он может прийти к выводу, что депортация из Соединенных Штатов не такая уж большая цена за твое убийство. Ты об этом подумал?
– Да. Но не стоит забывать, что Эскобар играет роль посла Колумбии в США, ему нравится здесь жить. Даллас стал для него таким же родным домом, как и Медельин, да и заниматься бизнесом здесь очень удобно.
– Не говоря об огромных доходах, к которым он привык.
– Совершенно верно. И это еще одна причина, по которой он не станет пытаться убить меня сегодня вечером.
Ковальски промолчал. Доводы Трэвена его явно не убедили.
Трэвен стоял напротив небоскреба Хсинг и думал о том, что даже если телохранители Эскобара еще не успели обратить на него внимания, то уж охранники здания наверняка взяли на заметку.
– Кого из своих парней направил сюда департамент по борьбе с наркотиками?
– Это не парень, а дама.
– Гибсон?
– Да.
– Она не возражала против сценария сегодняшней встречи?
– Нет, при условии, что мы обо всем поставим ее в известность. Она – настоящий профессионал, преследует Эскобара и его людей дольше нас с тобой. Я не говорил тебе о том, что мне удалось наконец узнать, сколько ей лет?
– Нет.
– Ты ведь знаешь, насколько косметическая хирургия, к которой прибегает департамент для омоложения своих сотрудниц, играющих роль роковых женщин, замедляет процесс старения. Оказалось, мы с тобой вполне могли бы в младенческом возрасте играть у нее на коленях.
– Не удивительно, что она до сих пор так и не поддалась на твои ухаживания.
– Но ведь в преодолении сопротивления и заключается вся прелесть обольщения дамы. Теперь, когда мне известен ее возраст, я усыплю Гибсон цветами и коробками шоколада. Сообщу, когда добьюсь успеха.
– Смотри только не вздумай болтать слишком много про свои победы, а то мне придется носить тебе цветы и шоколад в больницу. Может быть, ты сможешь пить шоколад через соломинку, а когда снимут повязку со сломанного носа, насладишься ароматом цветов.
Смех Ковальски был таким же резким и грубым, как пронизывающий ветер.
– Пора приступать к делу, – сказал Трэвен и, склонившись вперед, навстречу холодному ветру, перебежал через улицу.
Вживленный в голову микрокристалл связи он оставил включенным на передачу. Трэвен знал, что, оказавшись внутри здания, он будет чувствовать себя отрезанным от напарников, к которым привык за время проведения групповых операций. Кроме того, если режим работы кристалла связи не будет изменяться, то и охранные сирены внутри здания не включатся, и тогда Ковальски сможет вести магнитофонную запись всего разговора.
На другой стороне улицы он пошел шагом, все еще держа руки в карманах. Подойдя к входу, Трэвен нажал на кнопку, двери раздвинулись, и он вошел в вестибюль. Капли дождя стекали с плаща на покрытый ковром пол. Как только выяснилось, что отпечаток большого пальца Трэвена не принадлежит ни одному из жильцов, к нему поспешила пара охранников из службы безопасности небоскреба. Трэвен медленно, чтобы не встревожить охранников, достал руки из карманов и раскрыл бумажник, к которому был приколот золотой значок детектива.
– А документы у вас есть? – спросил один из них.
– Этого не требуется, – покачал головой Трэвен. – Я получил приглашение.
– От кого?
– От Эваристо Эскобара.
Сотрудники службы безопасности с сомнением переглянулись.
– Вы не будете возражать, если мы позвоним ему
и проверим?
– Ничуть.
Один из охранников остался в двух шагах от Трэвена, как то предписывали правила, а его партнер подошел к телефону внутренней связи небоскреба.
– Что мне доложить сеньору Эскобару – кто вы?
– Трэвен. Мик Трэвен.
Охранник что-то произнес в трубку, но так тихо, что Трэвен не слышал ни слова. На лице охранника появилось озадаченное выражение. Он повесил трубку.
– Сказал, чтобы вы поднимались прямо к нему.
Трэвен подошел к лифту, вошел в кабину и повернулся к охранникам, ожидая, что они введут необходимый цифровой код.
– Этот лифт не поднимет вас к Эскобару, – сказал охранник. – Один из его людей будет ждать в вестибюле на сорок седьмом этаже и проводит вас дальше.
Трэвен кивнул, и двери кабины закрылись. Он наблюдал за тем, как огонек перебегал по цифрам этажей со скоростью сердцебиения. Потные от волнения руки сжимали рукоятки крупнокалиберных пистолетов.
На сорок седьмом этаже раздался мелодичный звонок, двери кабины лифта открылись, и смуглая молодая женщина в вечернем платье пунцового цвета, демонстрируя ослепительную белозубую улыбку, вошла в кабину. Она обратилась к Трэвену по-испански, и он ответил ей на том же языке. Женщина провела серебряной карточкой по экрану сканирующего устройства, и лифт снова начал подниматься.
Трэвен восхитился ее вечерним платьем, расспросил о вечеринке в пентхаусе и вообще болтал не умолкая. Сейчас был момент, который больше всего беспокоил Ковальски, – в течение нескольких секунд Трэвен находился вне поля зрения. Звуки разговора, доносящиеся по открытому каналу связи, дадут полицейским понять, что с ним все в порядке. Несколько лет назад отдел по борьбе с наркотиками снял квартиру с окнами, выходящими на апартаменты Эскобара в здании напротив, и после длительных переговоров договорился о совместной оплате аренды с федеральными агентствами, проявляющими интерес к колумбийцу. С тех пор Эскобар находился под постоянным наблюдением и жил подобно золотой рыбке в аквариуме.
Лифт остановился, двери снова раздвинулись, и Трэвен оказался в вестибюле, полном тропических растений. Было тепло и влажно, словно в джунглях. Детектив вежливо отказался от предложения женщины снять плащ.
Она провела его по коридору к плавательному бассейну в северо-восточной части здания. Весь этаж представлял собой пентхаус и принадлежал Эскобару, а он превратил его в настоящий дворец.
Керамические плитки разных оттенков светло-пурпурного цвета украшали стены плавательного бассейна. В противоположных углах помещения находилось два бара, за их стойками стояли бармены, обслуживающие около тридцати гостей, большинство которых были прелестные женщины, одетые в купальные костюмы. На изготовление каждого из них ткани потребовалось не больше, чем на носовой платок. Трэвен пришел к выводу, что журнал «Спорте Иллюстрейтед» мог бы посвятить целый номер демонстрации купальных костюмов, представленных здесь.
Мраморные статуи обнаженных женщин стояли в вечном ожидании вокруг бассейна. Вдоль двух стен вытянулись ряды мраморных колонн. Противоположная стена была прозрачной, сделанной из пуленепробиваемого поляризованного стекла. На стеклянную крышу над головой лился дождь, потоки воды стекали по специально сконструированным желобам.
Сам Эваристо Эскобар – крупный мужчина с темной кожей, с заросшими черными волосами грудью и животом, одетый в темно-бордовый бархатный халат и сандалии – сидел в шезлонге на противоположной стороне зала. У него была большая круглая голова, огромная лысина, окруженная венчиком черных, коротко подстриженных волос. Большие усы под крючковатым сломанным носом. Глаза походили на отверстия, просверленные в голове тупым сверлом.
Представитель Медельинского картеля улыбнулся и жестом пригласил Трэвена подойти к нему.
Белокурая официантка в крошечном бикини, едва скрывающем пышные формы, колышущиеся при ходьбе, остановилась перед Трэвеном, держа в руках серебряный поднос, уставленный стаканами, и приветливо улыбнулась:
– Хотите что-нибудь выпить?
– Да, конечно. Как насчет апельсинового сока?
– Может быть, что-нибудь покрепче?
– Боюсь, тогда я не смогу сохранить воспоминания о вашей красоте.
Девушка смутилась, повернулась и исчезла в толпе полуголых гостей.
Трэвен поднялся по ступенькам, ведущим к шезлонгу Эскобара. Тут же трое мужчин в легких куртках и плавках направились к детективу с разных сторон, но Эскобар повелительным жестом отослал их обратно.
Он встал и указал Трэвену на стоящее рядом кресло. На лице представителя колумбийской наркомафии в США появилась широкая улыбка.
– Я обменялся бы с вами рукопожатием, сержант Трэвен, однако не уверен, какова будет ваша реакция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50