не то маленькие дротики,
не то просто хворост. Видимо, Клор застал его за домашними делами и он не
успел убежать, или не смог, уж больно немощным выглядело его тело, едва
прикрытое на бедрах рваной тряпкой.
Инстинктивно Клор положил руку на спусковую скобу деструктора.
Старик, так же не шевелясь, продолжал рассматривать гостя.
В глазах аборигена не было страха и любопытства. Его взгляд был
спокоен и всезнающ, как будто появление инопланетянина в этой пустыне было
для него совершенно привычным делом. Клор и сейчас отчетливо помнил, что
его очень раздражила эта спокойная уверенность - он хорошо понимал, что на
месте старика повел бы себя по-другому, и это понимание уязвляло.
Клор сделал несколько шагов к старику. Тот продолжал сидеть, лишь
палочки в его руках как-то странно задвигались, чертя по воздуху быстрые
штрихи, и Клор остановился снова.
Старик медленно протянул руку и нашарил рядом с собой круглую
коричневую табличку величиной с магнитный диск памяти, положил ее на
колени, и так же, не глядя на руки, а продолжая рассматривать Клора, начал
чертить на табличке своими двумя палочками, непонятно каким образом
зажатыми между пальцами одной руки.
Первым желанием Клора было уйти. Он не знал местного языка, этому не
учили на инструктажах, там учили другому, но уйти сейчас просто так
казалось невозможным. Поэтому Клор решил оставить старику небольшой
подарок, своеобразное извинение за беспокойство, чтобы хоть как-то
достойно выйти из неловкого положения. Он похлопал себя по карманам
комбинезона и не нашел ничего, что могло бы послужить в качестве презента.
Наконец он вынул разноцветную летную карту, которая не могла ему уже
пригодиться в этот раз, - все равно геликоптер стоял без движения там
далеко, за холмами, - и протянул ее старику.
Туземец вежливо принял подарок и в ответ протянул Клору табличку. То,
что Клор увидел, ошеломило его. С таблички глядело его собственное лицо,
но лицо неприкрытое маской.
Свободными смелыми штрихами туземец сумел добиться удивительного
сходства, умение, которым обладают настоящие мастера.
Клор плохо разбирался в живописи, но и ему стало понятно, что рисунок
выполнен превосходно. Поражало и другое, как старик сумел по видимым
частям его лица реконструировать целое так, как будто встречался с Клором
неоднократно, а ведь еще недавно тот высокомерно думал, что предстает
перед аборигенами неким божеством, недоступным их пониманию.
В какой-то момент Клору стало неловко, ему представилось, что туземец
так же свободно может читать и его мысли.
Между тем старик, положив летную карту на колени, как перед этим клал
пластинку, снова быстро зачертил острыми палочками, оставляющими тонкие
белые следы, и в пустыне, точно на том месте, где она и находилась,
появилась станция, ее круглый купол с ниточками антенн, а рядом силуэт
челночного бота.
Клор только растерянно кивнул, когда старик вопросительно поднял на
него свои темные глаза, а потом ткнул пальцем в то место, где потерпел
аварию геликоптер.
Старик подумал немного и нарисовал летательный аппарат на боку, но
Клор отрицательно покачал головой, и тогда старик, одним движением ладони
стерев набросок, нарисовал геликоптер заново, уже правильно.
Этот безмолвный диалог мог бы продолжаться еще долго, но Клор
решительно прервал его. Обмен знаками и рисунками уже мог
квалифицироваться как контакт, а всякие контакты с аборигенами запрещены.
Клор выпрямился, собираясь продолжить путь, и в последний раз посмотрел на
деревню.
Как ни странно, теперь он смотрел на нее совсем другими глазами. Его
поразила потрясающая нищета и убожество примитивного быта, но теперь он
был уверен, что населяют эти хижины отнюдь не примитивные существа.
Вырождение? Да. Медленная гибель некогда развитой цивилизации?
Безусловно. Но почему эти люди обречены именно сейчас, когда им может быть
протянута рука помощи высокоцивилизованных братьев с другой планеты?
Клор снова посмотрел на старика. Тот, опираясь одной рукой о землю,
протягивал ему глиняную чашку с грязной водой, единственной водой, которую
можно раздобыть здесь, в иссушенных солнцем местах.
Клор по достоинству оценил этот жест, но пить отказался. Он
выразительно похлопал себя по сумке с недельным запасом продуктов, а потом
быстро, не оборачиваясь, зашагал к станции.

Они пропустили приезд Альворадо, хотя до этого то один, то другой
несколько раз подходили к окну.
Долгий звонок в дверь застал обоих врасплох, и Альворадо ворвался в
тихую московскую квартиру, размахивая руками, словно регулировщик на
оживленном перекрестке, пересыпая приветствия португальской речью,
мгновенно убеждая окружающих, что латиноамериканский темперамент не
досужая выдумка беллетристов.
- Ого! - не удержался от восклицания Кирилл, когда Альворадо, следуя
земным обычаям, с чувством стиснул ему руку.
Эстебан походил на знаменитого композитора не больше, чем лавочник на
английского лорда. Плотный, небольшого роста, с полным смугловатым лицом и
быстрыми темными глазами, он носил еще и массивный золотой перстень с
изумрудом. Величина камня невольно вызывала мысль о подделке, но
Альворадо, перехватив взгляд Кирилла, вызывающе выпятил нижнюю губу и
торжественно объявил, что это знаменитый бразильский изумруд, что в нем
семнадцать каратов и, что он, Эстебан, никогда не позволит себе носить
фальшивку.
Кирилл вяло отмахнулся. Не за тем он сюда приехал, чтобы выслушивать
всякую чушь о достоинствах самоцветов. Михаил откровенно забавлялся, глядя
на эту сцену. Похоже, с Альворадо он был уже знаком. Так и оказалось.
Выяснилось, что Эстебан уже посещал эту квартиру примерно год назад.
- Как же так? - не понял Кирилл. - Вы же мне говорили, что впервые
приезжаете в эту страну по приглашению.
- Я был инкогнито, - Альворадо важно откинулся в кресле, но тут же
вскочил и забегал по комнате, всякий раз рискуя выскочить на балкон. - Да,
я был здесь, и буду еще не раз, ровно столько, сколько понадобится для
дела.
Наконец гость утомился и устроился в кресле уже основательно. Он
перевернул камнем вниз перстень, словно не хотел, чтобы его блеск отвлекал
от серьезного разговора, и неожиданно тяжелым взглядом посмотрел на
Кирилла из-под широких бровей.
- Вы хоть понимаете, что сейчас происходит?
- Да, - Кирилл неопределенно пожал плечами. - Мы разговаривали вчера
вечером и еще сегодня. Но в это верится с трудом.
- Ему верится с трудом! - Эстебан театральным жестом обвел комнату,
как будто желал привлечь внимание многочисленной толпы. - Мы единственные,
несколько сотен на Земле, которые понимают в чем дело, а ему, видите ли,
верится с трудом. Земля - это последняя наша надежда. Слышите? Последняя!
Если сюда придут наши "друзья" с Денты и Ткори, то потом уже не будет
ничего. Понимаете? Ни-че-го!
- Все я понимаю, - огрызнулся Кирилл. Ситуация начинала ему нравиться
все меньше и меньше. Чего они от него хотят, что он-то может сделать? - Но
я тут причем? Насколько я понимаю, речь идет о том, чтобы помешать
освоению. Но мы тут бессильны.
О, господи! - Альворадо снова вскочил с кресла, но постоял мгновение
и сел обратно. - Сейчас, - пообещал он, - сейчас я все объясню.
Официальной колонии изгнанных на Земле не существовало никогда. Да и
не могло существовать. Об этом позаботились на той и другой планетах
основательно. Мало того, даже сама мысль о том, что представители двух
враждующих космических держав захотят встретиться здесь, на нейтральной
территории, чтобы заключить союз, казалась слишком невероятной для обоих
режимов. И долгое время это было действительно так.
Первые ссыльные были слишком поглощены своим устройством в новом и
чужом для них мире, они свято соблюдали требования полной конспирации.
Некоторые неосторожные поплатились за нарушение этих правил жизнью.
Почему местом ссылки была выбрана именно Земля, а не, скажем,
малонаселенные осваиваемые планеты, разговор особый. Очевидно, уже тогда и
на Денте, и на Ткори существовали какие-то особые планы относительно этого
уголка вселенной. Климат здесь был идеальный и подходил для освоения без
каких-либо дополнительных затрат. Мешала лишь достаточно развитая
цивилизация. Приди сюда космическая разведка на десять тысячелетий раньше
и этих помех не возникло бы.
Ссыльные служили постоянным источником информации, за это им
гарантировались некоторые привилегии, вплоть до возвращения на родину. И
такие информаторы находились. Немало было тех, кто вошел в историю Земли
под именами известных политиков и гениальных изобретателей, и, как
правило, эти имена были связаны с самыми разрушительными войнами и самыми
губительными достижениями военной техники.
- Дело в том, - Альворадо прищелкнул пальцами, словно подыскивал
нужное слово, - что они всегда считали, что нужен всего лишь толчок. Но
толчок в правильном для них направлении. Как часто, особенно в последнее
время, земляне были близки к ликвидации или хотя бы к жесткому контролю
локальных конфликтов. Но каждый раз этому что-нибудь да мешало. И побеждал
всегда не здравый смысл, а политическая интрига - почти достигнутая
договоренность рушилась с легкостью карточного домика. Эта закономерность
не наводит вас на грустные мысли?
- Меня? Скорее всего меня и выслали для того, чтобы поменьше думал о
всевозможных политических устройствах, системах и прочих, не касающихся
меня, делах. Я здесь чужой, такой же, кстати, как и вы.
- Ну-ну, - Альворадо в изнеможении откинулся на спинку кресла, но
немедленно после этого слабого жеста с напором подался вперед так, что его
лицо почти вплотную приблизилось к лицу Кирилла. - А вы никогда не
задумывались, почему нас так усердно рассовывают по разным странам? Это на
Земле-то, где государственные границы подчас прочнее тюремных запоров?
- Нет, - Кирилл с надеждой посмотрел на Михаила, как будто желая
призвать его в союзники и в помощники. Он никак не мог понять, куда клонит
Альворадо.
- И вы провели здесь четыре года, - усмехнулся Альворадо, делая вид,
что не замечает замешательства собеседника. - О чем же вы писали?
- Это маленькая провинциальная газета, - Кирилл начал сердиться. -
Новости, репортажи, обзоры. Городские события. Там и не напишешь больше ни
о чем.
- Да-да, конечно, - Эстебан сочувственно покивал. - Но, насколько мне
известно, вы сами выбрали профессию журналиста, когда решался вопрос о
вашей земной профессии. Или это не так?
- Все так, - Кирилл растерянно бродил по комнате, испытывая желание,
с одной стороны, послать Альворадо с его неприятными вопросами к черту, а
с другой - впервые говорить свободно за последние годы. Он понимал, что
время недомолвок кончилось.
- Но я считал, что специальность газетчика поможет мне лучше
освоиться в этом мире. Ведь и на Денте журналисты самый осведомленный
народ, а мне предстояло выжить в чужом мире.
- Ха-ха-ха! - по-мефистофелевски картинно загрохотал Альворадо. - Это
на Денте-то журналисты лучше всех осведомлены! Может, еще скажете и на
Ткори!
Эстебан веселился вовсю. Он хлопал пухлыми ладошками по подлокотникам
так, что в воздух взвивались легкие облачка пыли.
- Вы это серьезно? - поинтересовался он наконец, немного
успокоившись.
- Какого... - Кирилл разозлился уже по-настоящему. - Зачем вы мне
звонили? Почему задаете эти дурацкие вопросы? Лерн говорил, что принято
решение об освоении Земли - вот, что мы должны обсудить. Хотя я
по-прежнему плохо понимаю, что можно сделать.
- Послушайте, не обижайтесь, - Альворадо, подойдя к Кириллу,
доверительно коснулся его плеча. - Но вы, я вижу, совсем заплесневели в
своем затворничестве. Отвлекитесь на минуту от собственной судьбы, тем
более, что вы считаете ее окончательно загубленной. Вы выжили здесь, вы
приспособились, но разве это все. Скажите, только откровенно, вы
по-прежнему, хотите вернуться на Денту?
- На Денту? - Кирилл подошел к окну и бессильно ткнулся лбом в
холодное стекло. - А разве это возможно?

Дожди на ЭН-12, по крайней мере в той полосе, где располагалась
станция, не шли никогда. Иссушающий зной, не рождающий даже марева, так
как не было влаги, чтобы испаряться над мелким песком, давил горячим
прессом на поверхность планеты, и бог знает, чем жили аборигены в этом
проклятом климате.
Раньше Клор не очень задумывался над этим. Но в последнее время у
него стало привычкой, отправляясь в дежурный полет, проходить над
поселением.
Геликоптер, давно отремонтированный, для чего Клору пришлось еще раз
прогуляться через пустыню, проносился на малой высоте над
домами-термитниками, и частенько теперь Клор видел внизу приветственно
машущие руки.
Что изменилось с того дня, когда он забрел в деревню, Клор не смог бы
сказать. Собственно, ничего такого, что могло бы быть расценено, как
заключение дружественного союза. Но что-то все же изменилось, это Клор,
если и не знал, то чувствовал. Так трудно иногда бывает выразить словами
слабое, только что пробуждающееся чувство, которое и чувством-то назвать
нельзя, настолько оно неясно и неопределенно.
Конечно, даже мелочи, которая могла бы скомпрометировать Клора в
глазах начальства, в вахтенный журнал он не вносил. Не рассказывал он
ничего и на рейсовой платформе во время очередного короткого отпуска, хотя
некоторые его товарищи хвастались куда более рискованными приключениями.
1 2 3 4 5 6 7 8