«Звездная дорога»: 2002
Аннотация
Гремлины – маленькие злобные создания, которые живут в двигателях самолетов и обожают выводить их из строя. Самые страшные среди гремлинов – крапчатые…
Евгений Адеев
Гремлин
То утро помню, как сейчас - пятница, что-то в районе половины десятого. Мы как раз вылезли из палатки, чтобы успеть до обеда подмести в "консерватории" с черного хода то, что не успели выгрести другие команды с поваром Жоржем у нас имелась на этот счет особая договоренность - и задержались посмотреть, как Ленка заводит "Скат" на посадку.
Не помню точно, что меня отвлекло - кто-то что-то сказал, или просто развязался шнурок, но когда я вновь взглянул на небо, "Скат" уже отвесно падал на полосу, завалившись на крыло. Удара мы почему-то не слышали, и в первый момент до нас просто не дошло. И лишь когда увидели столб дыма над ангарами и нашего тренера Петровича, со всех ног мчавшегося к полосе в одних трусах и болтающейся на шее маске для подводного плавания, вдруг разом поняли: случилось несчастье. И кинулись следом.
По дороге нас обогнали машина техслужбы и джип Гарковена с болтающейся в кузове стойкой радиосвязи. В спину дышали двое ребят из "Крыльев", по всему полю мелькали бегущие от палаток фигурки.
Когда мы добежали, на полосе уже во всю орудовали пеногасителями две пожарные машины, аварийная команда в термоустойчивых костюмах возилась с покореженным фонарем, рядом с носилками наизготовку дожидалась бригада медиков. Петрович кинулся было туда, но не добежал - жарило так, что уже метров за двадцать трещали волосы. Похоже, при ударе рванули топливные танки - на полполосы растеклась лужа жидкого огня, композитное покрытие пузырило, как масло на сковороде.
Это покажется странным, но тогда мы просто стояли и смотрели, как спасатели извлекают из развороченного фонаря то, что осталось от Ленки. Случившееся просто не укладывалось в голове. Все мы в жизни бились, порою крепко - но не так. Тем более, что Ленка "кээмэс", краса и гордость команды, и вылет-то всего лишь тренировочный... Гарковен что-то орал в мегафон, вокруг суетилась масса народу, а у меня в голове назойливо крутилась дурацкая мысль, что без Ленки места в полуфинальном зачете нам не видать, как своих ушей без зеркала...
Машина медслужбы, надрываясь сиреной вырулила с полосы, увозя к служебным куполам то, что еще несколько минут назад было лучшим пилотом нашего аэроклуба, я услышал, как за спиной всхлипнула девчонка из "Крыльев" и только тогда осознание трагедии обрушилось всей тяжестью, будто это меня, а не Ленку вдребезги разнесло о равнодушный композит полосы... Солнечное утро потемнело, вдруг накатило тяжкое отупение. К нам подходили ребята из других команд, что-то говорили - я не слышал, потому что вдруг с ужасающей ясностью понял - Ленки больше нет.
Пошатываясь, подошел Петрович - дурацкая маска все еще болталась на шее, за прошедшие десять минут он успел полностью высохнуть. Мы как по команде подались к нему, сгрудившись вокруг, будто перепуганные щенки...
– Идите в палатки, ребята... - только и сказал он, и голос нашего тренера, всегда звучавший для нас Гласом Божьим вдруг оказался тонким и хрупким, как пергамент.
И мы пошли. Мимо опять пронесся джип Гарковена - стекла его хамелеонов на миг сверкнули в нашу сторону, и мне почему-то стало не по себе.
***
Море дышало вечерней влагой, вдребезги расшибаясь о прибрежную гальку. Фиолетовое небо было чистым-чистым, без привычных росчерков инверсионных следов - полеты пока прикрыли, в ангарах команды техников по винтикам перебирали все машины на предмет скрытых неполадок. В отдельном боксе спешно собранная комиссия по кусочкам изучала то, что осталось от ленкиного "Ската".
Шурша кроссовками я спустился с откоса на берег - к темному силуэту Янки на фоне закатной дорожки.
Пахло йодом и степью.
– Есть остров на том океане, - не оборачиваясь, сказала Янка, пустынный и мрачный гранит... На острове том есть могила, а в ней император зарыт...
– К чему ты это? - спросил я.
– Вспомнилось, - она села прямо на мокрый валун, опустив босые ноги в воду. - Есть такое стихотворение у Лермонтова. Называется "Летучий корабль". О Наполеоне.
Ее кроссовки лежали у самой линии прибоя. Я нагнулся за ними.
– Пойдем. Уже скоро отбой...
– Иди, - Янка зябко ссутулилось, и мне вдруг захотелось обнять ее, согреть. - Я догоню...
Возвращаться без нее я не собирался. Мы все чувствовали себя не лучшим образом, но Яна - лучшая Ленкина подруга. Вслух никто об этом не говорил, но имелись серьезные основания считать, что их отношения были гораздо ближе простой дружбы, и мне вовсе не хотелось, чтобы Янка выкинула какую-нибудь глупость.
Я сел, машинально набрал в кулак мелкой гальки. Гладкие камни оказались неожиданно теплыми по сравнению с вечерней прохладой.
– Петровича жалко, - сказала Янка, не оборачиваясь. - И Еву, наверное, отстранят...
Ева - наш младший тренер. Именно она этим утром вела Ленку с земли.
– Петрович сейчас в куполе, у Гарковена, - сказал я. - Может быть, ему и удастся отстоять Еву. Ведь нарушения техники безопасности не было.
– Юра... Как ты думаешь, нас снимут с соревнований?
Я ее понимал. Ленка значила для Яны слишком много, и сейчас она спасалась единственным доступным способом - пыталась заглушить большую боль меньшей.
– Не знаю... Смотря что скажет комиссия. Там еще какой-то хмырь из Федерации приперся - Гарковен так и стелется, видать, крупная шишка...
Снять нас могли запросто - просто от греха подальше. В Федерации к российским командам отношение особое - почему-то там сложилось мнение, что все сделанное в стране берез и медведей непременно должно рассыпаться на лету. Это при том, что в последних трех авариях фигурировали две "Сесны" канадская и шведская - и один штатовский "Бёрд". Кстати, с зачета сняли только шведов - за грубое нарушение предполетного осмотра.
По мне, так летал я и на том, и на другом. "Сесна", ничего не скажу, классная машина, верткая, и все равно - надежнее "Ската", наверное, только "Кондоры", но это вообще не аппарат для хай-класса - комп на двух турбинах, его просто не заставишь сделать что-нибудь мало-мальски рискованное, автоматика не позволит.
Из лагеря донеслась мелодия отбоя - нечто среднее между "Хэппи бёздэй ту ю" и "Широка страна моя родная".
– Пойдем уже, - я решительно поднялся, подобрал Янкины кроссовки. - А то влетит за нарушение режима.
У нее заметно дрожали руки, когда она завязывала шнурки. Плохой знак медкомиссия запросто забракует. Особенно теперь.
– Они нашли что-нибудь? - спросила Янка, когда мы поднимались на откос.
– Пока ничего не известно, - я накинул ей на плечи свою куртку. - К ангару никого на пушечный выстрел не подпускают. Наверное, гремлинов ловят.
– Кого?
– Гремлинов. Это такой фольклорный элемент, универсальная отмазка. Идем быстрее, а то нарвемся на обход...
***
Комиссия разобралась на удивление быстро - видимо, их хорошенько пришпорили из Федерации, которой каждый час простоя в соревнованиях вылетал в копеечку. Заключение мы узнали уже на следующее утро, в "консерватории", когда там объявился осунувшийся после бессонной ночи Петрович. Ева к завтраку так и не вышла, зато нежданно-негаданно нас почтил вниманием президент клуба собственной персоной - до этого такое случалось только однажды, когда мы взяли третье место на кубке Федерации в Пекине. В другое время мы его и не видели иначе как на трибунах, где он всеми силами старался пошире лизнуть задницу Гарковену и большим дядям из президиума. Винить его за это сложно - в спорте господин Наумов мало чего смыслит, зато бизнесмен он от Бога, и лишь его стараниями мы ухитряемся урывать от Федерации хоть какие-то средства. В России воздушная акробатика по сию пору держится на голом энтузиазме.
– Разрыв шланга нагнетателя в компрессоре правой турбины. В результате - резкое падение мощности, недопустимая вертикальная скорость... - голос Петровича звучал хрипло - он сорвал его, до последнего пытаясь убедить руководство не отстранять Еву.
Вот так. Никто не в чем не виноват - но крайний все равно нужен, и им оказалась именно Ева. Это означало, что в лучшем случае она навсегда зависнет в положении младшего тренера. По крайней мере, международного класса ей теперь не видать.
Наш президент прокашлялся, нацепил пенсне - этот дурацкий инструмент уже давно стал притчей воязыцех, - вытащил из папки какую-то цидульку, по видимому - заключение комиссии.
– По результатам проведенного расследования... - забубнил он, потом вдруг решительно спрятал бумажки обратно в папку. - В общем так, ребята. С зачета нас не снимут, но вы же понимаете - нам будет трудно сохранить положение в таблице. Русских не очень-то любят в Федерации, а авария по причине технической неполадки...
На выходе из "консерватории" Петрович поймал меня за рукав. Никто из ребят на нас не оглянулся, только Янка походя скользнула взглядом и тут же отвернулась. Я уже знал, о чем пойдет речь, и от этого на душе опять сделалось отвратно. Вернулось ощущение, будто я виноват перед Ленкой.
– Юра... - начал наш тренер, и запнулся. Вытащил сигарету.
Он бросил курить два года назад, и я понял, чего ему стоила сегодняшняя ночь.
– Я слушаю вас, Виктор Петрович.
Он с отвращением затянулся и выбросил сигарету.
– Значит так... Я знаю, ты не силен в свободной программе, но больше мне просто некого поставить, понимаешь? Я не требую от тебя сногсшибательных результатов. Просто постарайся не опуститься ниже своего уровня.
Он помолчал.
– Что тут говорить... мы уже не тянем на призовые места, но нам необходимо сохранить место в таблице, чтобы хотя бы остаться в Федерации.
Н-да... Положение гораздо хуже, чем думалось.
– Так что постарайся, а?
Что и говорить - фристайл не мой конек. Воздушный бой, или скоростной пилотаж - это пожалуйста, тут я себе цену знаю. А для свободной программы у меня, по общему мнению, не хватает вдохновения. Тут важна не только и не столько техника, сколько эстетика. Ленка она называла это танцем души... А у меня фантазия иссякает на второй фигуре.
– Я постараюсь, Виктор Петрович.
Он кивнул, неловко хлопнул меня по плечу и повернулся, чтобы уйти.
– Виктор Петрович...
– Да, Юра?
– Что теперь будет с Евой?
Петрович ответил не сразу.
– Это политика, Юрик, - проговорил он наконец. - Мы с Андреем сделали все, что могли. А... да ты и сам знаешь...
Он махнул рукой и зашагал к куполам. А я поплелся в лагерь.
У тренерской палатки я замедлил шаг. Несколько секунд топтался у входа, потом все же заставил себя войти.
Ева лежала вниз лицом на койке. Ее куртка валялась в углу, плечи, затянутые черной футболкой с логотипом клуба беззвучно вздрагивали.
– Ева... - я присел рядом на койку.
Она повернулась. Лицо ее было опухшим и мокрым.
– Юрка...
– Ева, ты ни в чем не виновата.
– Прекрати! - она всхлипнула и вдруг прижалась ко мне. Ее трясло. Я смущенно приобнял вздрагивающее тело, чувствуя себя полным идиотом.
– Шланг нагнетателя... - проговорила Ева, задыхаясь между всхлипами. Я сама сто раз проверила этот поганый шланг! Он был совсем новый, понимаешь?
...Я вышел из палатки, когда она перестала всхлипывать и наконец-то уснула. Было жарко, вокруг шумел лагерь и звенела степь. В небе ни облачка - синоптики обустроили нам идеальную ясность аж до конца недели. Флаги на линейке висели тряпками, огромный транспарант с надписью "Кубок WAF 2077" над трибуной сморщился складками, как вывешенные на просушку трусы.
В голове царил полный кавардак. Полосу восстановят уже завтра, так что у меня будет один, максимум - два тренировочных полета. И я вовсе не был уверен, что за это время освоюсь с чужой программой, учитывая мои таланты в вольном стиле.
И еще перед глазами настойчиво крутился этот дурацкий шланг. Если даже допустить заводской брак, то я слишком хорошо знаю Генку - командира нашей технической бригады. Этот даже рекламную наклейку на киль не прилепит, не продув предварительно в трубе, а уж всякие там винтики-шпунтики и подавно прогоняет на все мыслимых нагрузках...
– Ну, как она?
Я и не заметил, как подошла Янка.
– А ты как думаешь? - распространяться даже перед своими об увиденном и услышанном в палатке не хотелось. - Знаешь что я тебе скажу, Янка? Дерьмово это - вот так прикрывать задницу чужой карьерой.
Некоторое время мы молча шли вдоль палаток.
– Петрович выставляет тебя вместо Ленки?
– Да.
– Справишься?
Вопрос был на грани фола. Наш психоаналитик Славик за такие разговоры может и по ушам надавать, потому как кроме лишнего стресса перед выступлением они ни к чему не приводят. Если тренер выставляет кого-то, значит это и есть тот, кто справится. Точка, печать, подпись.
– Времени мало, - честно сказал я. - Я ведь не готовился к вольной программе.
Янка задумчиво дернула себя за волосы, перехваченные в "конский хвост".
– Ты в команде самый техничный ... теперь, - проговорила она.
– Для воздушного боя - да. Но не для фристайла.
– Успокойся. У тебя все получится...
Янка замолчала, а мне не хотелось продолжать тему.
– Куда ты сейчас? - спросила она, останавливаясь у своей палатки.
Вообще-то, сегодня я собирался как следует посидеть на тренажере, но до двенадцати вряд ли получится - этих агрегатов всего два, время для команд расписано по часам, а выклянчивать очередь у конкурентов не хотелось.
– Не знаю... - я пожал плечами. - А ты?
– На море, наверное... Пойдешь?
Отпускать ее одну не хотелось. Я огляделся в поисках кого-нибудь из наших, но поблизости никого не нашлось.
– Ладно, - в конце концов, при нашем режиме не всякий раз выпадает возможность хорошенько окунуться. - Тогда подожди, схожу за полотенцем...
***
– Ну что, до тех камней? - Яна сбросила рубашку, оставшись в узеньком рыжем бикини.
Я прикинул расстояние до окаймлявших бухту подводных скал, создававших здесь естественный волнолом. Над поверхностью торчали черные верхушки мокрые и скользкие на вид. Пловец из меня не аховый - в бассейне я себя чувствую довольно уверенно, но выбираться далеко на большую воду как-то не доводилось.
1 2 3