В комнате с мраморным полом поселилась тоска. Казалось бы, Камин должен быть счастлив: Фарфоровая Зами теперь каждую ночь танцевала лишь для него. Но в отражении ее глаз он видел грусть, в поутру Камин находил на полу ее крохотные фарфоровые слезинки. И была еще одна проблема — Хозяин. Когда он приходил и хватал изящную Зами своими грубыми руками, у Камина внутри все замирало, от возмущения он начинал дымить и громко вздыхать. И самое обидное было то, что Зами нравилось оказываться в руках Хозяина…
— Почему ты боишься подойти ко мне? — спросил ее 'Камин как-то раз.
— Твой огонь, он такой красивый, но одновременно и ужасный/ — с трепетом ответила звонкоголосая Зами. — Он погубил Капитана и Деревянного Ло…
— Тебе нечего бояться, — успокаивал ее Камин. — Твое хрупкое тело тоже закалено огнем. Он не причинит тебе вреда. Иди же ко мне, Зами!
Танцовщица некоторое время боролась со страхом, но потом все-таки спрыгнула на диван, с него — на подушку, валявшуюся на полу и, наконец, оказалась у самой каминной решетки.
— Вот видишь, это совсем не страшно, — Камин подрагивал от переполнявших его чувств: еще никогда он не видел Зами так близко. Он бережно ласкал ее языками пламени.
— Мне жарко! — Фарфоровая Зами замирала от страха и восхищения одновременно.
— Моя любимая Зами! — вспыхивал всеми своими угольками Камин.
В этот момент в комнату вошел Хозяин. Камин сразу неодобрительно заворчал. Хозяина удивило, что его любимая статуэтка находится на полу, возле каминной решетки. Он наклонился и поднял ее…
Громкий вскрик Хозяина эхом отразился от стен комнаты. Обжегшись о раскаленный фарфор Зами, он выронил статуэтку и она, слабо вскрикнув, полетела вниз, ударилась о мраморный пол и разлетелась на сотню осколков.
Камин издал протяжный вой. Хозяин схватился за голову и присел над осколками любимой статуэтки. На глазах его заблестели слезы.
— Собери ее осколки и брось в очаг, — услышал он гулкий голос, который исходил из камина.
Хозяин опешил.
— Я буду согревать их вечерами и думать о ней, о моей Фарфоровой Зами… — продолжал Камин.
— Нет! — запротестовал Хозяин. — Это моя статуэтка! Это ты виноват в том, что ее не стало! — Он принес метлу, грубо сгреб осколки с мраморного пола и вынес из комнаты.
С тех пор никто больше не мог разжечь камин. Хозяин приглашал мастеров, чтобы они исправили его, но огонь никак не разгорался. В конце концов бесполезный камин заложили кирпичом.
— Это случилось, когда мне было четырнадцать, — произнесла Инна.
Наступило утро. Она лежала, положив голову Артему на плечо.
— Военрук повел наш класс на экскурсию в воинскую часть. Мы ходили по казармам с нереально образцово заправленными кроватями, по учебным классам, где солдаты зубрили уставы, наблюдали, как они маршируют на чисто подметенном плацу, как моют военную технику и белят бордюры. А еще нас накормили сытным обедом в солдатской столовой. Мне, помнится, понравилось тогда, что у нас в армии царит такой порядок. Все без исключения военнослужащие казались мне такими подтянутыми, сильными и добрыми. Как хорошо, думала я, что такие люди оберегают нашу жизнь. Не было для меня в тот день одежды красивее, чем военная форма. Я спросила тогда военрука, берут ли в суворовское училище девочек. Он ответил, что точно не уверен в этом. Меня так впечатлило все в воинской части — и спортивные снаряды, и оружейная комната, и даже режим дня, — что на следующий день я снова туда вернулась. Уже одна…
— Тебе не обязательно все это вспоминать. — Горин бережно поглаживал Инну по спине.
— Нет, мне хочется, чтобы ты знал. — Она приподняла голову, заглянув Артему в глаза, затем опустила ее обратно. — На КПП меня, естественно, не пропустили. Я пыталась объяснить, что не далее как вчера была здесь, но зевавший солдат на все мои аргументы отвечал коротко: «Не положено». Возвращаться обратно на трясущемся автобусе не хотелось, и я принялась бродить вдоль металлических прутьев забора, разглядывая сквозь него военные машины и патриотические лозунги. Через некоторое время с той стороны ко мне вразвалочку подошли двое солдат. У них был несколько расхлябанный, не соответствующий моим представлениям вид: расстегнутые воротнички, болтающиеся ремни и кеды вместо кирзовых сапог. Они поинтересовались, что я здесь делаю. Я выложила им все и спросила, не помогут ли они мне попасть внутрь. Солдаты переглянулись, и один из них показал мне в сторону леса, сообщив, что там у них полигон. Солдат сказал, что я могу пойти туда, а он по рации предупредит, чтобы мне разрешили прокатиться на танке и, может быть, даже пострелять из автомата. Я сразу про все на свете забыла и бросилась к лесу сломя голову. Побродив среди деревьев какое-то время, я испугалась, что заблудилась, и несколько раз крикнула «ау». Вскоре кусты зашевелились и ко мне вышли те самые солдаты. «Что, покаталась на танке?» — спросил один из них. А второй при этом как-то неприятно расхохотался. Мне показалось тогда, что они надо мной так зло пошутили, и вместо того чтобы испугаться и бежать, я рассердилась и сказала солдатам пару ласковых словечек. Тогда один из солдат вытащил из-за пазухи гранату и сказал, что если ее засунуть мне в штаны и дернуть кольцо, то меня разнесет на мелкие кусочки, которые даже милиция найти не сумеет. После этого второй грубо оскорбил меня. Вот здесь я уже перепугалась по-настоящему, поняла, что сейчас может произойти, и заревела. Но это их еще больше раззадорило. «Давай, снимай все, а то взорвем!» — угрожали они. Откуда мне, несмышленой четырнадцатилетней девчонке, было знать, что граната учебная? Всхлипывая, я разулась, стянула джинсы и сняла футболку. Один из них подскочил и больно дернул меня за волосы. Мне было так жутко, что я боялась пошевелиться. После этого начался настоящий кошмар: они заставили меня бегать вокруг деревьев, ползать на четвереньках и по-пластунски. При этом они больно хлестали меня прутьями, изготовленными из веток, и пинали. Я вошла тогда в настоящий ступор: слепо повиновалась всем их приказам, и, вообще, чувствовала себя, словно загнанное животное. Когда солдаты вдоволь развлеклись, я уже едва ли что-то соображала — как сквозь пелену я услышала последние слова солдат: «Если кому скажешь, сука, мы отыщем тебя и взорвем». «Захочешь еще раз на танке покататься — приходи», — добавил второй. Они расхохотались и ушли. Я еще какое-то время лежала, не в силах остановить дрожь, затем кое-как оделась и побрела прочь. Как добралась домой — не помню. Родители работали за границей, а бабка ничего не заметила. Я залезла в ванную и сидела там, наблюдая, как вместе с водой с меня стекает кровь. Потом меня долго рвало, и почти до самой ночи я не могла себя заставить выключить воду и выбраться из-под струй воды. Я ненавидела себя за то, что оказалась такой слабой и трусливой. За то, что не смогла дать достойный отпор…
Инна замолчала.
— Ты нашла их потом? — спросил через некоторое время Горин, сообразивший, что многого Инна ему не рассказала.
— К сожалению, нет, — вздохнула она. — Пока я оклемалась и перестала вскакивать по ночам, эти подонки успели демобилизоваться и разъехаться в неизвестных направлениях. Я долго не могла смотреть на мужиков, особенно на высоких и крепких. Те же, что носили военную или милицейскую форму, вызывали во мне нечеловеческую ненависть. Кое-как закончив девятый класс, я пошла в техникум, только чтобы не слышать больше перешептываний одноклассников и их косых взглядов. До обеда я училась сводить дебет с кредитом, а все остальное время посвящала тому, чтобы стать сильнее. Какое-то время я пробовала ходить в расплодившиеся, словно грибы после дождя, секции единоборств. Но это все оказывалось бесполезной тратой времени и денег. Я долго искала, прежде чем нашла настоящего тренера. В первый же день он разбил мне нос, доказав, что в присутствии посторонних людей никогда нельзя расслабляться. Он научил меня очень многому, а через четыре года попросту спился. Я пыталась сунуться еще куда-нибудь, но всюду меня прогоняли за излишнюю жестокость. Поэтому дальнейшие навыки я оттачивала самостоятельно…
— Давно ты дерешься с людьми в форме? — спросил Горин.
— Несколько лет, — ответила Инна. — Долгое время я «курировала» ту злополучную воинскую часть. Вылавливала их за территорией, на дискотеках и просто на улицах. Потом переключилась на остальных. Я пыталась казаться беззащитной, как много лет назад, в том лесу. Но, похоже, эти гады чувствуют силу своим гнилым нутром. А я все равно их бью. Вижу человека в форме, подхожу и, если только замечаю в его глазках знакомый огонек, ставлю эту сволочь на место. Доказываю ему, что форма на самом деле не дает власти и силы.
— Было время, когда я тоже носил военную форму, — произнес Артем.
— Тебе повезло, что ты мне тогда не попался.
Они рассмеялись, и Инна обвила Горина руками.
— Слушай, а ты не видел моих сигарет? — спросила она.
— Я их выбросил. У меня на табак жуткая аллергия…
Артем решил показать Инне, как правильно выслеживать настоящую добычу, а не довольствоваться кроликами. Для начала ей необходимо было подобрать подходящий гардероб: кроссовки, джинсы и кожанка своей агрессивностью отпугивали крупную рыбу. Одежда должна была быть достаточно откровенной, но не слишком дорогой: озабоченные парни всегда боятся связываться с дочерьми, женами и любовницами сильных мира сего. Остановились на имидже студентки-старшекурсницы: в меру пьяной, в меру развратной и столь же доверчивой. В гардеробе Инны с трудом удалось отыскать лишь блузку. Все остальное пришлось купить: набор черного нижнего белья, очень короткую красную юбку и красные же босоножки.
Блузка была расстегнута на максимальное количество пуговиц, в руки помимо сумочки Инна взяла папку с «конспектами», а на нос водрузила не темные, а обычные очки. Губы были покрашены броско: в тон юбке и босоножкам.
— Выглядишь так, что хочется наброситься и все это сорвать, — произнес Горин, оглядев девушку с головы до ног.
— Это хорошо, давно я так не выглядела, — улыбнулась Инна. — Но ты не забывай, удар у меня хорошо поставлен.
До закрытия метро оставалось около двух часов. Инна для поддержания имиджа выпила купленного Гориным вина, и они спустились вниз. Инна села на лавочку, забросила ногу за ногу и раскрыла папку. Горин сел поодаль.
Минут через пятнадцать мимо девушки продефилировало двое патрульных милиционеров с «говорящими» рациями на поясе.
— Эй, время не подскажете? — вульгарным пьяным голосом обратилась к ним Инна. Похоже, она не притворялась.
— Тебе уже давно спать пора, — ухмыльнулся один их патрульных, заглядывавший в ее глубокое декольте.
— Так не с кем, вашу мать! — Инна икнула.
— Ты в общественном месте не ругайся, — пригрозил второй, не сводивший глаз с ее ног.
— Валите отсюда, не мешайте уроки учить, — Инна махнула на них рукой.
Патрульные удалились, но не прошло и десяти минут, как они вернулись. Походка их была более уверенной. Инна отлично играла роль: когда милиционеры оказались рядом, ее папка выскользнула из рук, и листки бумаги рассыпались по полу. Инна, пошатываясь, опустилась на корточки, открыв изумленному взору милиционеров все, что скрывалось под юбкой.
— Ну, чего вылупились? — дерзко спросила она, собрав бумаги и выпрямившись. — Конспектов никогда не видели?
Инну здорово шатало — к алкоголю ее спортивный организм оказался непривычен.
— Разрешите ваши документы, — наконец, взял под козырек один из милиционеров.
«Клюнули», — обрадовался Горин.
— Какие, бля, документы? — возмутилась Инна. — Студбилет, что ли? Или зачетку? Так они у меня в общаге, в тумбочке…
— Пройдемте, — произнес второй патрульный, кивнув в сторону лестницы.
Раздался грохот приближающейся электрички. Девушка, прижав папку к груди, гордо, борясь с равновесием, проследовала в направлении, указанном милиционерами. Когда электричка остановилась, Инна бросилась в разъехавшиеся двери. Патрульные рванули туда же. Горин вскочил со скамейки и устремился вслед за ними. Один из милиционеров попытался загородить ему дорогу, но Артем поднырнул ему под руку и уселся на сиденье. Двери после предупреждения закрылись.
— Сиди тихо, а то и твою прописку проверить придется, — пригрозил Горину один из патрульных, и они двинулись к забившейся в противоположном конце пустого вагона девушке.
— От кого бегаем? — довольно улыбался один из милиционеров.
— А вы, козлы, думали, что я в вашу каптерку прокуренную отправлюсь? — огрызнулась Инна.
— Обыскать все равно придется, — ближайший к ней патрульный снял с пояса дубинку. — Сидела на станции, никуда не ехала. Может, теракт готовила?
— А может, ты наркоту продаешь? — вставил второй. — Сейчас посмотрим, где ты эти маленькие пакетики с порошком прячешь…
— Я буду понятым! — крикнул Горин.
— Ты будешь задержанным сейчас! — рявкнул в ответ патрульный с дубинкой.
— Не подходите, я сама! — Инна сняла босоножки, запрыгнула на сиденье и швырнула их в милиционеров. — Вот, ищите пока!
После этого в патрульных полетели блузка и юбка.
— Эх, только музыки не хватает! — прокомментировал Артем.
— Ты лучше заткнись там, последний раз говорю! — оборвал его милиционер. — А это уже — развратные действия в общественном месте, — продолжил он, повернувшись к Инне.
— Совращение милиционеров, — произнес приближающийся к ним Горин.
— Я тебя предупреждал… — патрульный повернулся и полез в кобуру.
Артем подскочил, заломил ему руку за спину, перехватил пистолет и оттолкнул милиционера в сторону.
— На колени! — скомандовал он.
Инна с сиденья прыгнула ко второму, обхватила его за шею и врезала коленом в живот. После этого тоже извлекла из его кобуры оружие.
— Ну что, мальчики, повеселимся? — она дико расхохоталась. — Раздевайтесь! Быстрее, или я начну стрелять по ногам!
Побледневшие патрульные, озадаченные таким неожиданным поворотом событий, принялись снимать с себя форму.
— Ты уверена, что мне это понравится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69