— Подлые американцы, — проворчал Яшин, — они перерезали этих нефтяников, словно скот!
— Этих людей действительно перерезали, — согласилась Лигачева, — но не американцы. Зачем американцам расчленять трупы? Зачем было развешивать их явно напоказ? Есть ли хотя бы на одном трупе пулевые раны? И почему нет ни одного мертвого американца? — Она замолчала, взяла у него фонарь, посветила на пол и подняла забрызганный кровью АК-74. — Наши люди были вооружены, они израсходовали немало патронов, так почему ни одна пуля не зацепила американцев? — Лигачева отрицательно покачала головой: — Нет, это сделал кто-то другой. Отправляйтесь наружу, приведите всех внутрь и начните поиск по всему комплексу, возможно, обнаружится свидетельство того, кто или что ответственно за это преступление. Доставьте ко мне того крупного американца. Остальных заприте в бараке для рабочих и поставьте охрану, но большого приведите сюда. Я хочу поговорить с ним, прежде чем тот, кто сделал это, решит вернуться.
Она ничего не сказала о монстре, о том существе, которое искромсало ее дозор там, во льдах, — Яшин все равно не поверил бы ей. Лейтенант не сомневалась, что побывала здесь именно эта тварь.
Может быть, существо искало ее.
— Американцы сделали это, лейтенант! — продолжал настаивать Яшин. — Варвары!
— Я не верю в это, Яшин, — возразила она решительным тоном, исключавшим любую попытку дальнейших возражений.
Взбешенный Яшин лишь промычал что-то нечленораздельное — она офицер, он не посмел бросить ей открытый вызов. И все же по чину он на заставе следующий за ней.
— Если американцы не делали этого, откуда вам знать, что ответственного за это здесь нет, что преступники не скрываются где-то внутри комплекса?
— Я этого не знаю, — ответила Лигачева. — Поэтому и необходимо провести поиск. А теперь марш выполнять приказание! Приведите людей и доставьте мне этого американца!
Яшин нехотя отдал честь, продолжая ворчать себе под нос, и ушел.
Вскоре Шефер и Лигачева стояли бок о бок в зоне обслуживания, разглядывая трупы. Остальных американцев провели под конвоем мимо, чтобы запереть в жилых помещениях для рабочих.
— Я мучился вопросом, много ли вам потребуется времени, чтобы понять, что вовсе не мы ответственны за это рождественское украшение, — сказал Шефер по-русски. — Может быть, теперь вы прислушаетесь к голосу рассудка.
— Может быть, — ответила Лигачева и неторопливым шагом направилась в сторону котельной. Шефер последовал за ней. — Может быть, вам известно, кто убил этих людей?
— Монстры, — серьезным голосом сказал Шефер, — чудища из внешнего космоса.
— Вы ожидаете, что я поверю в это?
— Нет, — не колеблясь, согласился Шефер, — но надеюсь, признаете, что у вас нет лучшего объяснения, и удовлетворитесь моим, пока я не смогу представить вам подтверждение того, что оно соответствует истине.
— В таком случае, американец, возможно, я удивлю вас, — сказала Лигачева. — Может быть, я верю в ваших монстров, явившихся с далеких звезд. Может быть, я знаю о них больше, чем вы думаете.
— А может быть, и нет, — примирительно возразил Шефер. — Те, кого вы якобы знаете, могут убить вас. Эти твари — серьезные ребята, дорогая.
— Да, у меня нет в этом сомнений, — отпарировала Лигачева. — Явились, слава Богу, храбрые американцы, чтобы спасти нас! Какое счастье, они нарядились в блестящие костюмы и прихватили с собой фантастические пушки!
Шефер скорчил гримасу.
— И у них не было, конечно, иной цели, чем всего лишь помочь, — не унималась Лигачева. — Ваши намерения, несомненно, претендуют быть признанными не менее чем благородством! Я совершенно уверена, что прилетели вы сюда без разрешения и тайком только потому, что экономили время.
Шефер мучительно сочинял ответную речь — он довольно бегло говорил по-русски, но гораздо медленнее, чем по-английски, — когда их обоих отвлек какой-то глухой стук, затем жужжание и следом за ним рокот со стороны дальнего конца пустого пространства зоны обслуживания. Лампочки над головой какое-то мгновение мерцали тусклым оранжевым светом, но вскоре загорелись достаточно ярко и ровно.
— Похоже, Стешину удалось восстановить электроснабжение, — заметила Лигачева. — Будем надеяться, что повезет и с отоплением.
Они уже подошли к котельной. Лигачева громко постучала в дверь и крикнула:
— Стешин, теперь у нас будет и тепло?
— Не вдруг, лейтенант, — откликнулся Стешин извиняющимся тоном. — Кто-то вырвал детали из разных частей трубопроводов — управляющие вентили топливных насосов, расходные емкости... какая-то бессмысленная диверсия. Не похоже на умышленное разрушение, просто кто-то оторвал и унес с собой детали. — Говоря это, он открыл дверь, позволяя Лигачевой и Шеферу заглянуть в котельную. Шефер заметил, что в помещении сохранилось тепло, несмотря на жуткий холод, добравшийся сквозь оставшийся без двери вход в комплекс.
Не остались без внимания и разбросанные стреляные гильзы, и запекшаяся кровь на полу и дверном косяке. Кто-то затеял здесь сражение, из которого не вышло ничего хорошего.
— Пропавших деталей нет на полу? — спросила Лигачева, оглядывая инструменты, обрезки труб и водопроводную арматуру, которые Стешин и помогавшие ему в ремонте солдаты разбросали где попало.
— Нет, лейтенант, они исчезли, не осталось и следа, — ответил Стешин. — Мы кое-как включили аварийный генератор через главный щит прямо на систему освещения, но, чтобы подать топливо на котел, надо чем-то заменить эти пропавшие вентили, но я пока ничего не придумал — ведь мы солдаты, а не техники.
— Полно, сделайте, что сможете, — подбодрила его Лигачева.
— Лейтенант! — крикнул кто-то с противоположной стороны зоны обслуживания. Лигачева обернулась и увидела фигуру, неистово жестикулировавшую в проеме входа в один из коридоров. — Выходите скорее! Туда, в тот проход! Он... он...
Лигачева увидела, в каком направлении показывал солдат, и внезапная догадка поразила ее. Она стремительно бросилась вперед, чтобы снова взглянуть на трупы, которые при восстановленном электрическом освещении выглядели еще ужаснее.
— Их двенадцать, — сказала она, быстро пересчитав. — Двенадцать человек — Галичев и его бригада, но здесь оставался еще и Собчак!
— Кто? — спросил Шефер.
— Пошли, — сказала ему Лигачева, направившись по проходу к научной станции.
Шефер помедлил, оглядывая русских солдат, обступивших его со всех сторон с оружием наготове, но затем последовал за их лейтенантом по множеству коридоров, которые поблескивали в неустойчивом свете голых электрических лампочек белизной ледяной корки, покрывавшей стены и потолки. Проложенные под потолками трубы сверкали бесконечными рядами сосулек. Шеферу приходилось сбивать их рукавицей, чтобы не наклонять голову. Это его занятие сопровождалось довольно сильным грохотом и хрустом льда под сапогами.
Последний проход оканчивался в пустом помещении с голыми бетонными стенами. Пол в нем был скользким, на нем лежал тонкий слой темного от грязи льда. У дальней стены возле открытой двери стоял солдат: совсем ребенок — подумал Шефер — замерзший и перепуганный, несмотря на военную форму и автомат в руках. Лет восемнадцать, предположил нью-йоркский детектив, но выглядит не старше шестнадцати.
— Лейтенант, — заговорил солдат нетвердым голосом, но явно с облегчением при появлении начальства, — он лежит там, не позволил прикоснуться к себе, даже не назвал мне свое имя...
— Собчак, — воскликнула Лигачева, — о Боже. Его зовут Собчак. — Она протиснулась мимо солдата и заглянула в лабораторию, ожидая увидеть кровь и опустошение, не сомневаясь, что на Собчака напал монстр.
В лаборатории было все по-прежнему — ни один прибор не поломан. Почти все металлические поверхности аппаратуры и оборудования покрывал иней, но все осталось на своих местах. Датчики и экраны были мертвы, — видимо, кто-то выключил приборы или их испортил холод, но, возможно, восстановленного Стешиным электроснабжения оказалось недостаточно. Во всяком случае, освещение станции казалось значительно более тусклым, чем обычно.
А воздух в лаборатории был много, много более холодным, чем в остальных помещениях комплекса, почти таким же, как наружный. Лигачева нахмурилась:
— Где...
Солдат показал рукой, и Лигачева увидела Собчака, лежавшего плашмя на полу. Его руки и ноги были обнажены... возле рукавов и штанин они были красного цвета, дальше его сменял фиолетовый, пальцы почти почернели.
Глубокое обморожение. Лигачева знала признаки глубокого обморожения, но с таким тяжелым случаем столкнулась впервые. Она мгновенно поняла, что дела ученого совсем плохи.
— Такая невыносимая белизна, — пробормотал Собчак, закрывая обмороженной рукой лицо. Его голос звучал хрипло и был очень слабым. Лигачева не сомневалась, что у него простужено горло, а возможно, и воспалены легкие. — Такой невыносимый холод и какая белизна, — продолжал он говорить. — Разве не восхитительно? — Он махнул рукой, и омертвевшая кисть, неестественно мотнувшись, стукнулась об пол. — Видите? Разве не восхитительно?
Лигачева торопливо подошла к ученому и опустилась на колени:
— Собчак, это я — Лигачева. Что случилось? Вы должны рассказать нам, что произошло.
Собчак повернул голову и попытался сосредоточить взгляд. Она увидела, что его левое ухо тоже обморожено до черноты.
— Лигачева? — сказал он. — Да, да, да. Я понимаю вас.
— Собчак, что случилось?
— Я спрятался. Я испугался... Я слышал вопли, а дверь была заперта, и я не посмел... Мои сапоги остались снаружи, но я... и холод, отопление прекратилось, а я все еще не смел...
— Да, понимаю, — сказала Лигачева, — я все понимаю, но теперь вы в безопасности. Мы доставим вас к доктору.
Она знала, что скорее всего уже слишком поздно: Собчак почти наверняка на пороге смерти, но даже если останется жив, то потеряет обе пары конечностей, что для этого маленького ученого может оказаться хуже смерти.
— Они ушли, — снова заговорил Собчак. — Я следил за ними по приборам, с помощью сейсмометра... но страх не оставлял меня. И я все равно не знал, как включить отопление.
— Я вас понимаю, Собчак, — повторила Лигачева.
— Я нарисовал карту, — добавил Собчак.
— Вот она, — сказал Шефер, заметив лист бумаги. Он не был тронут инеем, который появился, когда остывал влажный воздух лаборатории. Ученый трудился над картой, уже замерзая. Детектив взял лист с рисунком и повернул, чтобы на него упал свет.
— Рядовой, — обратилась Лигачева к солдату у двери, — пришлите сюда фельдшера, бегом марш!
Парнишка отдал честь и умчался. Шефер посмотрел ему вслед и сказал:
— Похоже, наши друзья обосновались поблизости от каньона или оврага, возможно даже в нем самом, километрах в восемнадцати-двадцати от станции. — Потом добавил: — У этого вашего парня лучше получалось рисовать карты, чем наматывать портянки.
Лигачева резко распрямила спину и смерила Шефера взглядом, затем поднялась на ноги и вырвала карту из его рук и сунула в карман шинели, даже не взглянув на нее. Она стояла, сердито разглядывая американца. Макушка ее головы едва достигала груди Шефера, но она, похоже, не считала себя ниже него даже ростом.
— Человек умирает, а вы говорите об этом, словно о каком-то пустяке, — сказала она. — Что же вы за человек, если можете шутить по такому поводу?
Шефер долго смотрел на нее сверху вниз, ничего не говоря, но послышавшийся из дверного проема голос не дал ему оправдаться.
— Лейтенант, вас вызывают по радио — срочное сообщение из Москвы. Генерал Пономаренко! — Это был голос сержанта Яшина.
— Иду, — не оборачиваясь, откликнулась Лигачева. Она еще целую секунду сверлила Шефера взглядом, затем повернулась на каблуках и широким шагом удалилась.
Шефер молча проводил ее взглядом, затем одобрительно кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
— Милашка что надо, — сказал он по-английски, — и умеет задавать хорошие вопросы.
Глава 20
Сержант Яшин оставался невозмутимым, слушая пререкания лейтенанта Лигачевой со своим высшим командиром. В небольшой радиорубке они были вдвоем. Лейтенант сидела возле аппарата, Яшин охранял дверь.
— Генерал, вы не понимаете, — храбро возражала Лигачева. — Да, у нас есть карта Собчака, мы знаем, где находится их база — корабль или что бы это ни было. Но мы пока не можем атаковать их, это невозможно!
— Ничего невозможного не бывает, — ответил Пономаренко.
— Мы только что прибыли, генерал, — настаивала Лигачева. — Еще не обеспечили безопасность комплекса, даже не сняли подвешенные трупы, не провели ни одной разведки. Мы не знаем, что творится вокруг...
— Вам и незачем знать, — перебил ее Пономаренко. — Солдаты часто оказываются лицом к лицу с неизвестным, моя дорогая. Появление американцев требует немедленной атаки — мы должны иметь сведения о том, что происходит вокруг, из первых рук, до того, как станция подвергнется новой опасности. У нас нет никакой возможности убедиться, что вы взяли в плен всех американцев.
— Генерал, если мы отправимся прямо сейчас, то нас может постигнуть та же участь, что и прежний личный состав моей заставы. Я не могу взять на себя ответственность...
Пономаренко снова оборвал ее:
— Это ваше последнее слово, лейтенант?
— Я... — Лигачева помедлила с ответом, затем расправила плечи и сказала: — Так точно, генерал. Это мое последнее слово.
— В таком случае, лейтенант, — продолжал Пономаренко, — вы можете оставаться на насосной станции вместе с пленными. — Лигачева с облегчением вздохнула, но тут же снова напряглась, услыхав приказ генерала. — Людей поведет в атаку сержант Яшин.
— Сержант Яшин? — Лигачева обернулась и уставилась на Яшина, лицо которого озарилось волчьим оскалом.
— Именно. Он рядом?
— Так точно, генерал, он здесь, — медленно проговорила Лигачева.
— Вы слышали приказ, сержант? — спросил Пономаренко.
— Так точно, генерал, — радостно откликнулся Яшин.
— Конец связи, лейтенант.
— Принято, генерал, — ответила Лигачева. Она выключила микрофон и пристально посмотрела на Яшина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29