— Я просто хотел сказать, что один из этих людей умеет пользоваться волшебными свойствами камня. На моих глазах он ушел, конечно по высшем) соизволению, и вернулся невредимым. Не может быть никаких сомнений — это корона.
— Подумать только, камень Сулеймана! — пробормотал посол. — Друг мой, я не хочу сказать, что не верю вам, но.. вы уже говорили с вашим дядей?
— Сначала я должен был доложить вам, сэр, — ответил принц. — Если вы считаете необходимым… — он помедлил.
— О да, всенепременно, — сказал посол, поднимаясь, — попросите его прийти сюда.
Пока слуга ходил с поручением, посол так и стоял, пощипывая бороду. Спустя некоторое время в кабинет с трудом вошел седой как лунь, согбенный человек.
— Мир да пребудет с вами, Хаджи Ибрагим, — приветствовал его на фарси посол, а принц молча поцеловал морщинистую руку старика. — Окажите мне честь, позвольте, я сяду.
Я решил побеспокоить вас, чтобы сообщить важные сведения.
Ваш племянник убежден в подлинности предмета, которым владеет сэр Джайлс Тамалти, и я хотел посоветоваться с вами, как мне действовать дальше.
Хаджи Ибрагим взглянул на племянника.
— А каковы намерения сэра Джайлса Тамалти? — проскрипел он.
— Он собирается экспериментировать с короной, — осторожно ответил принц. — «Исследовать», как он говорит, чтоб его уличные псы сожрали! Но там есть еще один молодой человек, его родственник. Так вот он рвется немедля разделить камень, понаделать из него венцов и продавать за большие деньги. Он знает, что самой ничтожной своей крупицей божественный камень способен переносить владельца из одного места в другое. За это действительно могут хорошо заплатить. — До сих пор принц говорил нарочито бесстрастно, но тут не сдержался и почти выкрикнул:
— Он готов сколотить компанию и выбросить камень на рынок!
Старик кивнул.
— Иблис уничтожит его, — медленно проговорил он.
— Заклинаю вас, дядя, — воскликнул принц, — убедите его превосходительство предотвратить святотатство! Да, камень попал в руки неверных по вине нашего дома, и это ужасно, но если они будут использовать святыню в низменных целях, это затронет интересы нашей страны, чистоту нашей веры!
Посол слушал, опустив голову и внимательно разглядывая носки своих туфель. Наконец, он сдержанно произнес:
— Можно ведь рассуждать и иначе: христиане тоже ведут происхождение от колена Иудина…
— Ни в Тегеране, ни в Дели, ни в Бейруте, ни в Каире, ни в Мекке так рассуждать не станут, — с негодованием заявил принц. — А если появится такая угроза, я подниму весь Восток против вероотступников! — глаза его гневно сверкнули.
— Я хотел бы обратить ваше внимание, принц, — твердо заметил посол, — что здесь только я уполномочен предпринимать шаги на благо правящего страной Резы Шаха.
— Поймите, сэр, — ответил принц, — речь идет о короне куда более царственной, чем диадема Резы Шаха.
— Ваше превосходительство, — обратился к послу старик, — выслушайте мою нижайшую просьбу. Почему бы вам не направить официальный запрос здешнему правительству?
Вопрос слишком серьезен, англичане должны это понимать.
— Дорогой Хаджи Ибрагим, — мягко произнес посол, — вы несомненно правы, но если я отправлюсь в английский МИД и скажу, что некий англичанин приобрел у одного из членов вашего дома предмет, высоко чтимый на Востоке, они просто не увидят здесь повода для вмешательства, а если я расскажу им, что реликвия позволяет людям скакать по миру, как кузнечикам, у меня попросят доказательств. — Он помолчал. — Ну а если они получат и доказательства, неважно, от нас или от сэра Джайлса, как вы думаете, вернут они нам реликвию?
— И все же можно было бы попробовать, — настаивал принц.
— Нет, — ответил посол, — и пробовать не стоит. У нас очень слабая позиция. Мы располагаем только рассказом нашего уважаемого Хаджи Ибрагима, а в нем — сплошные случайности. Он случайно узнает о проступке вашего родича, случайно оказывается по пути в Англию на одном корабле с сэром Джайлсом, который случайно проговаривается о своих намерениях. С нашей точки зрения они святотатственны, но едва ли министр иностранных дел Ее Величества согласится с нами. Нет, и пробовать не стоит.
— Вы просто не верите в корону Сулеймана, — проскрипел старец, — или не верите в великую силу Аллаха, таящуюся в камне, дарованном некогда царю Господом нашим.
Посол ответил не сразу.
— Я давно знаю вас, Хаджи Ибрагим, — проговорил он задумчиво, — и поэтому могу сказать, во что верю, а во что — нет.
Да, я знаю, что ваша семья издавна известна высочайшим благочестием. Я знаю, что на протяжении столетий вы ревностно сберегали несколько славных реликвий. Я слышал, что среди них находилась и корона царя, и я слышал также, что месяц назад один из хранителей продал корону — если это она — англичанину. Я верю, что многие древние предметы хранят запас удивительных сил, до сих пор способных действовать в мире. Я верю рассказу Али, ему вполне могло показаться, будто человек ухитрился быть одновременно и здесь, и там. Но происходило ли это на самом деле, и если да, то как — я не знаю, и не стану обсуждать эти вопросы с английскими министрами. — Посол покачал головой. — Я и так взял на себя слишком много, позволив вам, принц, почти официально предлагать выкуп сэру Джайлсу.
— Но он все равно не отдал ее! — вскричал принц.
— Вполне естественно, — ответил посол и, видимо не сдержавшись, добавил:
— Попади она ко мне в руки, я бы и сам не стал спешить продавать ее.
— Ну что же, — тряхнул головой принц, — раз ваше превосходительство не намерено действовать, действовать придется мне. До тех пор, пока я не верну корону, на всем моем доме — великий грех.
— И что же вы собираетесь предпринять, друг мой? — поинтересовался посол.
— Прежде всего, сообщу на Восток о том, что корона в руках неверных, — заговорил принц. — Поклянусь в этом.
Моей клятве поверят. Об этом станут говорить на всех базарах, во всех дворцах, в каждой мечети. Волна гнева, направленного против англичан, прокатится от Стамбула до Гонконга. А потом… потом я посмотрю, что еще можно сделать с моими скромными силами в твердынях ислама.
— Пробудить любопытство у английского правительства, — с едва заметной иронией ответил посол, — может быть, даже убить нескольких английских солдат. Но корону вам этим способом не вернуть. И учтите, действовать вы будете вопреки моей воле.
Тут в разговор снова вступил Хаджи Ибрагим.
— По воле Единого корона исчезла, по воле Единого и вернется, — предрек он. — Всемилостивейший не затем даровал камень царю, чтобы царь мог скакать с места на место.
Камень вернется к Хранителям только тогда, когда кто-нибудь воспользуется им для странствий духа. И, сдается мне, это будешь не ты, племянник, да и вообще не кто-нибудь из нас.
Будем ждать и будем наблюдать за неверными. Нам нужно знать каждый их шаг. А вот с базарами и мечетями можно повременить, они нам ничем не помогут.
— А как быть с английским правительством? — напомнил посол.
— Э-э, дорогой мой, — проскрипел Хаджи Ибрагим, — что мне вас учить? Тихое слово на ухо другу вернее криков на площади. Будьте с ними подружелюбней, у вас это прекрасно получается. Вы давно на Западе, вас уже почти невозможно отличить от неверных… Говорите только об отношении к святыне, о ее свойствах упоминать не обязательно. Ищите мира, и обрящете, так, кажется, говорит их Священное Писание? Англичане весьма разумны и не станут затевать войну из-за какого-то сэра Тамалти, если только не трогать их национальную гордость и экономические интересы. — Старик медленно выбрался из кресла. — Мир да пребудет с вами, — сказал он и направился к двери.
Глава 2
Слуга закона
— Могу ответить прямо сейчас, — говорил в трубку лорд Эргли, — я не собираюсь вкладывать деньги в твои сомнительные предприятия… Жена Цезаря здесь ни при чем… Это совершенно неважно… Да, конечно, когда угодно… Хорошо, пусть будет ленч. — Он положил трубку и повернулся к Хлое Барнет, с готовностью воздевшей руки над клавишами пишущей машинки. — Реджинальд никак не может понять, насколько осторожно мне приходится вкладывать деньги, — с раздражением произнес лорд Эргли. — Удивительно, что у меня вообще есть годовой доход. Но если я сейчас пущусь в финансовые авантюры, то на два-три месяца просто останусь без гроша.
— Мистер Монтегю просит о финансировании? — спросила мисс Барнет.
— Он просит пять сотен и собирается вложить их в самое выгодное дело, которое только было на свете! — саркастически ответил лорд Эргли. — Интересно, что бы это могло быть?
Мисс Барнет поглядела на пишущую машинку и промолчала.
— Я бы, например, мог сказать так о «Двенадцати таблицах», — продолжал Верховный судья, — или о «Кодексе Наполеона», но уж очень это все специальные вещи. Как вы думаете, мисс Барнет, если кто-то говорит о лучшем деле, «которое только было на свете», не надо ли понимать так, что оно уже прекратило существование? Или оно все-таки еще может быть? — судья помолчал. — Мисс Барнет, я задал вопрос…
— Я не знаю, что вам сказать, лорд Эргли, — терпеливо ответила Хлоя Барнет, — и никогда не знала, как надо отвечать на подобные вопросы. Наверное, здесь все дело в значении глагола «был». Но не лучше ли нам разделаться с этой главой до ленча?
Лорд Эргли со вздохом поглядел на свои заметки.
— Может, и лучше. Но Реджинальд отвлек меня и мне захотелось поговорить. Может ли вообще существовать «самое выгодное дело на свете»? Впрочем, вы, как обычно, правы. Где мы остановились? А-а, вот… Приговор лорда Мансфельда… — начал он диктовать.
До ленча, на который напросился Монтегю, оставался еще час. Полгода назад, когда лорд Эргли решил приняться за составление фундаментального «Исследования природы Закона» он нанял Хлою Барнет в качестве секретаря и помощника. Пока Верховный судья исполнял свои обязанности, она перепечатывала и приводила в порядок заметки, составленные им накануне, а когда присутствие лорда Эргли в суде не требовалось, они работали вместе, а потом вместе отправлялись на ленч. Сей распорядок считался неукоснительным.
Вот и сегодня, несмотря на явную обеспокоенность Монтегю присутствием постороннего и столь же явное желание мисс Барнет оставить мужчин наедине, судья не счет возможным менять установившиеся традиции.
— Вы останетесь, здесь не о чем говорить, — заявил он Хлое, а Монтегю, попытавшемуся шепотом объяснить, что дело довольно щекотливое, заметил:
— Все в порядке. Там, где двое хранят тайну, трое будут соблюдать конспирацию. Это гораздо безопаснее.
— А теперь, — обратился он к племяннику, стоило тому устроиться за столом, — выкладывай, о чем речь? Что я должен финансировать на этот раз? Я не желаю участвовать в денежных аферах, но выслушать тебя могу.
— Ну, вообще-то речь идет о транспорте, — помявшись, сообщил Реджинальд. — Началось с дяди Джайлса, он хотел, чтобы я помог ему в одном эксперименте…
— Опасном? — спросил лорд Эргли.
— Он не столько опасный, сколько необычный, — ответил Монтегю. — Дядя Джайлс недавно вернулся из Багдада и привез с собой одну забавную вещицу, не то корону, не то… — он остановился в затруднении.
— Не то не корону, — подсказал лорд Эргли. — Ясно.
Ну и?
— Она золотая, — продолжал Реджинальд, — и с камнем в середине. Примерно вот такого размера, — он показал пальцами размер камня. — Дядя Джайлс попросил помочь ему… в исследованиях. Но там еще был человек из иранского посольства, и он сказал, что это именно та штука и есть, про которую думал дядя Джайлс, когда покупал ее. Впрочем, это неважно. Главное — другое. Вы, наверное, не поверите, уже больно нелепо это звучит, но я поверил. Дядя не поверил, он еще хочет поэкспериментировать с ней, а я поверил. Этот перс так расстраивался из-за нее, ну, то есть в полном раздрызге был. Он вообще-то принц и, надо сказать, вел себя по-честному. Дескать, он хотел только удостовериться, точно ли это та самая штука, и объяснить нам про нее, ну и, само собой, получить ее обратно. Но это было бы уж совсем глупо. — Монтегю выпалил все это единым духом и остановился передохнуть.
Лорд Эргли взглянул на Хлою.
— Я частенько замечал нечто подобное у свидетелей в суде, — сообщил он ей. — Девять десятых из них совершенно не в состоянии внятно изложить суть дела, хотя, если речь идет об их профессиональной сфере, тут они сразу выходят на прямую, и уже она у них остается прямой, невзирая на Эйнштейна. Мне как-то попался парень, который и двух слов связать не мог, бились-бились мы с ним, уже и надежду потеряли, но тут адвокат случайно помянул его специальность, а был он специалистом по статистике индустриального развития стран Центральной Америки, и вот тогда он нам в пять минут объяснил все, что случилось с этими мексиканцами за последние семьдесят лет. Любопытно. Вот мы с вами либо молчим, либо говорим четко и внятно, когда знаем, о чем говорим. Так о чем это ты, Реджинальд? Не обращай на меня внимания, я просто давно собирался рассказать об этом эпизоде мисс Барнет, а тут как раз к слову пришлось. Ну, так что ты говоришь?
— Нет, принц изложил все достаточно понятно, — заговорил Реджинальд. — Он считает эту штуку короной Соломона или еще кого-то, но я в этом не очень разбираюсь.
Одно могу сказать точно, — он ткнул вилкой в сторону судьи, — я надел ее на голову и захотел оказаться у себя на Роуленд-стрит. Ну, я там и оказался.
Хлоя едва слышно ахнула, а Реджинальд замолчал и победно оглядел слушателей. Они недоверчиво смотрели на него.
— Да, там и оказался, — повторил Реджинальд. — А потом захотел оказаться обратно в Эллинге и, опять оказался там.
Хлоя Барнет не смогла сдержать удивленного возгласа. Лорд Эргли слегка нахмурился.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он тоном Верховного судьи.
— Да именно то, что я оказался там! — торжествующе изрек Реджинальд. — Я не знаю, как, но я опять был там. Знаете, сначала такое легкое головокружение, и потом голова чуть побаливала, но зато за одну минуту я побывал на Роуленд-стрит и вернулся в Эллинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35