— Фрэнк?Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Пусть подождут секунду, или две, подумал он, пытаясь догадаться, кто это. Может быть, все сразу, они могли и Эллен прихватить на этот раз. Дверь не заперта, и у меня нет ружья.— Войдите, — сказал он и услышал, как дверь медленно, со скрипом отворилась. 23 Зок как можно дольше медлил с возвращением в дом, он боялся. Его страх упорно рос в течение дня, начиная с того самого момента, когда Идис поймала селезня и убила его с таким садистским наслаждением. Этот ребенок был теперь сильнее любого из них: она цвела, они же медленно умирали с голоду.Бесконечные страхи мучили старого лодочника. Его госпожа будет сердита на него за то, что он вернулся домой с пустыми руками, и он не может знать, какую напраслину возвела на него Идис. «Я помогла Зоку поймать сегодня утку, мама, но он отказался поделиться с нами и съел все сам. Он принудил меня пообещать, что я буду молчать».Какое-то недоброе предчувствие заставило его замедлить усталые шаги, когда он увидел дом и отблески огня в его окнах, пробивающиеся сквозь сумерки. Он испытал чувство, подобное тому, когда в последний раз ходил с лэрдом в развалины часовни. Непонятным образом он тогда ощутил чье-то присутствие задолго до того, как оно стало реальным — злобное рогатое существо, прячущееся в темноте, требующее жертвы. Кричащую крестьянскую девушку, которая вот-вот должна была родить — это мог бы быть сын и наследник лэрда — силой утащили с этого сборища. Ее крики затихли, когда ей перерезали горло, и они подняли бокалы, полные до краев человеческой крови, прославляя Хозяина. Но Сатана все еще не был доволен, и он потребовал самого нежного мяса — плоти младенца.Тем же самым ножом, которым разрезали шею Элис вскрыли ее большой живот и достали плод из чрева. Он был скользкий и слабо шевелился в столбе лунного света, косо падающем на алтарный камень.Лэрд разрезал его так же, как если бы это был жареный цыпленок, по небольшому куску теплого мяса для каждого, оставив скелет для Сатаны, чтобы тот мог насладиться им, когда все уйдут. Утром ничего не осталось — только пятна крови на древнем камне; может быть, серые вороны доели остатки, но Зок знал, что это было не так. Исчез и труп девушки — конечно же, Хозяин был голоден той ночью.Точно такое же зловещее чувство он испытывал сейчас — предчувствие смерти. Смерть была повсюду на острове, ибо Хозяин мог принять здесь любое обличие. Его голод был неутолим; он взял Маргарет, но они прогневали его тем, что превратили в пепел плоть и кровь Элизабет. Скоро Сатана вернется за новой жертвой. Но за кем?Мари и Мэри превратились в костлявых, стареющих ведьм, красота их пропала, осталась лишь их ненависть. Идис сидела в дальнем углу, как будто сторонясь их. Зок остановился в дверях и отпрянул; он бы, наверно, бросился бежать, если бы был в силах.— Ну? — крикнула Мари. — Где же пища, за которой ты целый день охотился, Зок?— Ничего нет, госпожа. Кроликов больше нет, а морские птицы не попадаются в мои ловушки...— Ничего, — хриплый смешок. — Разожги огонь под плитой, Зок, что-то он плохо горит.Он помедлил.— Но если у вас нет пищи-— Разожги огонь! Пища будет.Зок задрожал, побрел, спотыкаясь, во двор, чтобы притащить охапку прутьев. Топлива почти не осталось, а завтра ни у кого из них не станет сил идти на берег и собирать там куски дерева. Кроме Идис, может быть. Страшно было смотреть, как она становилась все сильнее, а они все слабели.Они наблюдали за тем, как он складывал прутья на тлеющую золу и покорно встал на колени, чтобы, сморщив губы, раздуть пламя из углей. Дым заклубился, язык пламени лизнул ветки. Теперь разгорится, и огонь будет бросать зловещие отблески, наполняя комнату тенями.Он сидел перед печью на корточках, пока пламя не разгорелось, благодарный за его тепло. Он смотрел на пламя, видел бесконечные образы, которые то появлялись, то исчезали; труп на горящем погребальном костре, уничтожаемый снопом искр, возникающий вновь; искаженный рот, произносящий проклятья; неузнаваемые, извивающиеся в вечном огне фигуры, шипящие от мучений, втаскиваемые обратно как раз тогда, когда они были почти что спасены; и нелепый, уродливый старик, похожий на вязанку хвороста, который горел и обугливался, моля о смерти, которая отвергла его.Огонь горел жарко, и он чуть отодвинулся назад. Ему казалось, будто плоть его высохла от жары, обтянула старые кости, треснула и опала с его скелета. Он отошел еще дальше и почувствовал, что Идис стоит совсем близко.— Огонь горит жарко, Зок, — голос Идис звучал так же хрипло, как и голос ее матери. — Он почти готов.Он кивнул, но не обернулся.Он почувствовал, как остальные зашевелились, потащили свои ослабевшие голые тела по каменному полу к нему. Они коснулись его ледяными пальцами, стали поглаживать его грубое тело с пугающей нежностью. Тело, которое не так давно дрожало при мысли об их молодых телах. Обвисшие груди прижались к его плечам, когда они опустились рядом с ним на колени.Он повернул голову; лица Мари и Мэри были совсем близко, их спертое дыхание сливалось с его дыханием. Только Идис стояла в стороне, наблюдая за ними с улыбкой.Его тело задрожало от вожделения, но это была всего лишь ностальгическая память о его молодости. Он чувствовал сладкий аромат летнего вереска в горных долинах, слышал непрекращающееся жужжание пчел и резкий стрекот кузнечиков. И перед его глазами возникли молодые обнаженные крестьянки Альвера, предлагающие себя тому, кто считался колдуном лэрда, надеясь на его милость.Он видел тех девок, а не этих двух страшных ведьм, чьи пальцы блуждали по когда-то возбуждавшим его местам, и молил, чтобы Хозяин вернул ему силу в последний раз. Он застонал, зная, что тело его слишком слабо, что возраст и голод разрушили его. Он вскрикнул от отчаяния, взвыл от бессилия, но их ласки не прекращались.Они поднялись на ноги, пытаясь поднять и его, сгибаясь под его тяжестью. Он оперся о них, встал и позволил им держать себя. Они смеялись, и он смеялся вместе с ними; если они и насмехались над ним, это все равно было очень приятно. Теперь они хотели его, когда было слишком поздно; они оттолкнули его, когда он был еще достаточно силен. Он закрыл глаза, погрузившись в бесплодную эротическую фантазию, и не обратил внимание на жар огня, обжигающий его. Они шептались, звали младшую присоединиться к ним. Нет, нет, ребенка не надо!Вдруг те пальцы, которые ласкали его, вцепились в него так крепко, что ему стало больно; они щипали его кожу, протыкали ее своими длинными, неровными ногтями. Он почувствовал такую боль, словно его кололи сотнями игл, и их руки больше не гладили его. Он почувствовал их внезапную злобу и закричал от ужаса.Он быстро открыл глаза и был ослеплен пламенем, бросившимся ему навстречу; он почувствовал испепеляющую жару. Тело его взлетело в воздух, оторвавшись от земли, его тащили к этой пещере, квадратной каменной пещере, стены которой были раскалены докрасна. Задыхаясь, не в состоянии дышать, он закричал — но этот вопль не смог вырвать: я из его горла.Под печи обжигал, и его искалеченные ноги вдруг обрели живость. Прыгая, падая, он бросался из стороны в сторону, плоть его обуглилась и почернела. В огне он видел лица: две карги и девчонка насмехались над ним.Опять погребальный огонь, но это какая-то ужасная ошибка. Он завопил, губы его тлели и дымились, вонь его собственной горящей кожи била ему в нос.— Я не умер, это ошибка!Они что-то кричали ему в ответ, теперь он ясно видел их лица: Мари и Мэри, больше не голодающие карги, а снова молодые и красивые, они дразнили его своей наготой. И Идис, все такая же отвратительная, осыпала его руганью, потому что он был бессилен наказать ее: "Ты не умер, Зок, но скоро умрешь! Сгоришь заживо!— Спасите меня!Заслонка печи все еще была открыта, он мог видеть их. Его тлеющие ноги лежали на полу, он испытывал муки, потому что не утратил надежду. Собравшись с силами, напрягшись, он бросил тело вперед.Казалось, что этот прыжок длился вечность. Он бросился к своим мучительницам, но они внезапно исчезли, заслоненные еще одной стеной, качнувшейся вовнутрь: чугунный четырехугольник с силой ударил его, толкнул его на раскаленный докрасна под печи.Гулкий звук, и заслонка печи, лязгнув, закрылась навсегда, отставив его, вопящего, медленно горящего, задыхающегося от вони собственной тлеющей плоти. Глухой и немой, он не слышал собственного шипения; ослепший, он не видел раскаленных добела стен.Мари, Мэри и Идис с нетерпением ждали у старой печи, полуобезумевшие от запаха жареного мяса, доносившегося до них сквозь неплотно прикрытую заслонку. 24 Это были Саманта и Дебби, он узнал их силуэты в полутьме, по тому, как они проскользнули в дверь и приблизились к его постели. Обе были обнаженные — как и он сам — он и не ожидал от них ничего другого.Он почувствовал их запах, какой-то мускусный аромат, под стать их чувственным движениям; охотницы, подкрадывающиеся к добыче. Обнажив в улыбке белые зубы, они коснулись его нежными пальцами, уселись рядом с ним на постель.Фрэнк напрягся; вся грубость, которую он заготовил для своих непрошенных гостей, куда-то пропала. Но он испытывал беспокойство, подозревая обман. Или еще одну трагедию. Рут, затем Джанет. Кто следующий? Он спросил: «Где Эллен?»— Спит, — Саманта рассмеялась. — Слава Богу! Нам здесь дети не нужны, правда, Фрэнк?Он знал, зачем они пришли, и на этот раз он не собирался сопротивляться. Он весь дрожал от волнения и желания. Дважды его обвели вокруг пальца, соблазнили; на этот раз он будет повелевать. Если он обречен провести всю оставшуюся жизнь на острове Альвер с ними, он намерен предаваться наслаждениям. Он не собирался быть рабом их чувственных утех.Когда Саманта наклонилась над ним, он поднялся и притянул ее к себе. Губы ее были мягкие и податливые, но удивительно холодные. Она застонала и потерлась о его грудь, когда его язык скользнул ей в рот. Аромат ее тела был так силен, что у него закружилась голова.Во время их долгого, страстного поцелуя он почти забыл о младшей, как вдруг почувствовал ее мягкое прикосновение в нижней части своего тела: она ласкала его нежно, но страстно. И потом он почувствовал ее губы, такие же холодные, как и у ее матери.Его любовницы тихо стонали, жаждали его тела, но Саманта была уверена в своем праве быть первой. Оттолкнув дочь в сторону, она опустилась на Фрэнка, сильно нажимая на него, выгибая спину, громко крича от наслаждения.Запах ее пота смешался с мускусом, старая кровать заскрипела, протестуя. Саманта содрогнулась, извиваясь, обхватила его тело коленями, словно всадница, опасающаяся, что конь сбросит ее. Дебби еле дождалась своей очереди; она быстро заняла место матери. Она скакала на нем с такой горячностью, как если бы это была скачка на время, и она опаздывала к финишу.Фрэнк боролся с изнеможением, потому что они не давали ему отдохнуть, тихо ругая друг друга, деля его между собой. Он знал, что у него иссякли силы, потому что они требовали слишком многого.Они стояли рядом с ним на коленях по обе стороны, вынужденные признать, что он больше не в состоянии утолить их неукротимую страсть. Их тела блестели, волосы были спутаны, и они все еще ласкали его, надеясь, что вызовут у него желание.— Спустимся вниз, — наконец прошептала Саманта.— Я бы лучше поспал, — ответил он, зевая, и добавил: — После такого!— Нет, пошли вниз! — повторила Саманта. — Что-нибудь поедим.— Ты разве забыла? — спросил Фрэнк, удивившись. — У нас нет еды. Я должен зарезать овцу завтра утром.— Мы уже кое-что нашли, — она поманила его пальцем, по-девчоночьи дразня его.— Где?— Пошли и сам увидишь, Фрэнк!Он стал было искать одежду, но они схватили его за руки, как любовницы, каждая не желающая отпускать своего мужчину, чтобы другая не украла его. Они вывели его на площадку, все еще держа за руки, спустились по лестнице — Саманта шла впереди, Дебби сзади.«Рэйбэрн» погасла, но огонь ярко горел в печи для выпечки хлеба, и ее заслонка была приоткрыта. Он почувствовал жар печи, почти невыносимый, как будто дракон выпустил на него пламя из пасти, пытаясь заставить его отступить.Внезапно он испытал смятение и невольно прикрылся руками, зная, что покраснел. Эллен была не в своей самодельной постели, она стояла у печи, выжидая, как будто что-то пеклось внутри, и она готовилась это что-то достать. Черт, подумал он, надо было настоять на своем и одеться, прежде чем идти сюда с ними.— Он так крепко спал, мы еле его разбудили! — Саманта хохотнула, как будто и не надеялась, что младшая дочь ей поверит. — Ну, как там печь?— Раскалилась докрасна, — глаза Эллен блестели, и она исподтишка хитро посмотрела на Фрэнка. — Она готова, мама.— Отлично, — Саманта крепко взяла Фрэнка за одно запястье, Дебби — за другое, обе держали его с такой силой, что кожу его пощипывало.— Тогда открой ее, Эллен, и пусть он увидит!В ее тоне было что-то такое, что вызвало сигнал тревоги в сознании Фрэнка. Это был злорадный голос, а не обещающий что-то вкусное на ужин. И то, как они держали его, как будто он был их пленником. Он отметил еще и другие странные, на первый взгляд незначительные вещи. Им не нужно было готовить еду в этой большой печи, даже разжигать ее, для этого лучше бы подошла «Рэйбэрн». Если они действительно отыскали еду, то почему они не сказали ему об этом перед тем, как он пошел в спальню или раньше? Он не мог представить, что они смогли отыскать, но зачем делать из этого секрет?Он напрягся, подозревая неладное, собрал все силы, и как раз в этот миг девчонка широко распахнула заслонку печи. Показалась каменная камера, стенки которой раскалились докрасна от жара огня; размером она была с современный большой морозильник. Достаточно большой для того, чтобы в ней зажарить целиком свинью или овцу. Осмотрев ее, он ничего не увидел. Печь была пуста. Совершенно пуста!Внезапно он понял, догадавшись по тому, как они еще крепче ухватили его, а их колени уперлись в основание его позвоночника. Они вели его, тащили, а он напрягал мускулы, отталкивая их изо всех сил, которые ему удалось собрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23