— в ее голосе звучали истерические нотки. — Черт побери, вы расстраиваетесь из-за пса! А что, по-вашему, я испытываю из-за смерти дочери?Он сел, опустив голову в ладони, потом поднял глаза. Они все смотрели на него, даже Эллен.— Я думаю, мы все действуем друг другу на нервы, — сказал он. — Остается надеяться, что этот чертов паром завтра придет.— А если нет, то нам нечего будет есть, — резко ответила Саманта, вспыхнув. — Мы и так не сможем позавтракать. Если только у вас не возникнут блестящие мысли, хотя, кажется, в данный момент у вас их чрезвычайно мало. Я не думаю, что вам удалось снять Рут со скалы.Это не был вопрос, это было утверждение предположения, с которым она смирилась.Он медленно покачал головой: «Ее там нет».— Нет! — Фрэнку показалось, будто Саманта вовсе не была удивлена, что она просто притворяется пораженной, и от этого у него по спине пробежал знакомый холодок. — Она, наверно, соскользнула, и ее унес отлив, да?— Наверно, — какое еще объяснение могло тут быть?Саманта взглянула на Дебби, потом на Джанет. Эллен снова уткнулась в книжку.— Но факт остается — мы должны что-то есть, — она была так цинична, так деловита в горе, что его это пугало. — Можете вы зарезать овцу?— Если надо, но это самая крайняя, отчаянная мера. Мои овцы — кланфоресты, привезены из Шропшира за огромные деньги. Паром завтра точно придет.— А если не придет?Он почувствовал, как у него засосало под ложечкой, как будто она знала, что паром не придет. Нет никакой причины, чтобы паром не пришел; погода подходящая, и если паромщик опаздывает с расписанием, он, конечно, наверстает завтра. Но отчаяние было сильнее логики. Боже, да они же не хотят, чтобы пришел паром, понял он.— Мы должны питаться, — Саманта превращала вопрос о еде в какую-то пытку для него за то, что он сделал с Рут, как бы говоря: ты наш раб, Фрэнк, ты будешь выполнять все наши приказания.— Я попытаюсь еще раз подстрелить гуся.Он должен быть практичным, чтобы не свихнуться.— Завтра я выйду из дома на рассвете, чтобы подстрелить гуся.Потому что я не могу больше выдержать тут, добавил он про себя. Мне бы надо и ночью где-то продержаться. Я мог бы это сделать, если бы Джейк был жив.— Хорошо, — высокомерное согласие с его предложением. — Ваш ужин на столе.— Я не голоден. Разделите его себе на завтрак, — он встал и пошел к лестнице. — Увидимся утром.Их глаза жгли ему спину как раскаленное железо. Он чувствовал их взгляды, поднимаясь наверх — полные вожделения и ненависти, обвиняющие его. Ты убил Рут, Фрэнк, и, клянемся Богом, ты за это поплатишься!Он вошел в спальню и захлопнул за собой дверь. Все было так, как он оставил утром — простыни откинуты, на подушке рядом вмятина, где лежала голова той, которая притворялась Гиллиан. Он посмотрел на подушку, но не почувствовал ни вины, ни угрызений совести. Потому что эта шлюшка получила все, что просила — вернее, требовала.Чего-то не хватает, понял он, но сразу не смог понять, чего именно, оглядев комнату. Джейка, конечно же; его Фрэнку будет еще долго не хватать. Но не было чего-то еще, пустое место смотрело на него, кричало, предупреждало: «Посмотри на меня, меня здесь нет!»Господи, исчезло ружье, исчезли патроны! Волна головокружения, комната завертелась, перед глазами повисла пелена тумана. Ружье — вот оно, а вот опять пропало! Он не увидел его, когда пол снова пришел в равновесие, и туман прояснился. Ружья не было, это точно.Он попытался убедить себя, что он положил его где-то в другом месте — внизу, в кухонный шкаф, где он всегда его держал, или же в сарай. Нет, оно было здесь, в спальне, стояло в углу. Патроны лежали в кармане его куртки, и он вынул их и положил сегодня утром на туалетный столик. О, идиот чертов, обругал он себя, тебе надо было повсюду носить ружье с собой, как делают герои вестернов.Так что завтра на рассвете он не пойдет охотиться на гусей. Если, конечно, он не возвратит свое ружье оттуда, где оно сейчас! Он вернулся к лестнице, тяжело спустился вниз и пинком открыл дверь в кухню.Саманта удивленно подняла на него глаза. Казалось, она уже напрочь забыла о своем горе; она была так же серьезна, как всегда, подняла брови при его появлении. Дебби и Джанет сидели перед огнем большой печи, которую они, казалось, предпочитали плите. Фрэнк в душе обругал их за то, что они разожгли ее; не так уж и холодно, чтобы жечь два огня в доме, а потом возникнет новая проблема — нехватка торфа. У него были более важные дела, чем сбор выброшенных приливом обломков дерева. Эллен все еще читала, она не посмотрела на него.— Так скоро вернулись? — Саманта смотрела на него с какой-то скрытой насмешливостью, что вызвало у него досаду.— Мое ружье пропало! — тон его был угрожающий, кулаки сжаты и подняты.— Боже мой, только не говорите, что вы потеряли его где-то на острове!— Его... украли! — он неотрывно смотрел на Эллен. Взгляни. на меня, черт тебя возьми, мысленно приказал он, чтобы я смог прочесть вину в твоих глазах!— Украли? — Саманта рассмеялась. — Ну, Фрэнк, вы и фантазер. У вас нервы на пределе. На острове кроме нас никого нет, так что украсть его не могли.— Она взяла его! — он указал на Эллен, обличающий палец его дрожал от ярости.— Это чепуха, — Саманта больше не улыбалась. — И это очень неприятное, безосновательное обвинение. Даже клевета. Пожалуйста, извинитесь.— Черта с два! Спросите у нее!— Я уверена, что...— Спросите у нее! Немедленно!— Хорошо, — Саманта повернулась к Эллен. — Эллен, это ты взяла ружье мистера Ингрэма?— Нет, — односложный ответ, невыразительный. Перевернула страницу, не отрывает глаз от книги.— Вот так-то, вот и ответ на ваш вопрос.— Она врет, чертовка!— Да как вы смеете! — Саманта вспыхнула, грудь ее под блузкой высоко вздымалась.— Вот что, — Фрэнк выпрямился во весь рост. — Давайте-ка внесем одну-две ясности. Эта девочка украла патроны из моего ружья вчера, оскорбила меня и бросила их в болото. Потом...— Он врет, мама, — Эллен продолжала смотреть в книгу. — Не верь ни единому его слову, потому что он все врет.— Я и не верю ему, — резко сказала Саманта. — Он не только лжец, но и, как мне кажется, самый упрямый человек из всех, кого я знаю, и когда завтра мы поднимемся на борт парома, то, надеюсь, больше я его никогда не увижу!— Чувство взаимное, — Фрэнк немного успокоился, он разжал кулаки и сгибал пальцы. — Я буду от души рад избавиться от вашего общества. Но, тем не менее, я даже не стану строить баррикады в спальне сегодня вечером, и если кому-то из вас троих захочется ко мне прийти — поднимайтесь. Можете все сразу, если хотите, и мы устроим веселенькую оргию!— Грязная свинья! — Саманта повернулась к нему спиной. — Меня никто так в жизни не оскорблял. Мало ему, что Рут соблазнил, теперь и нас к себе в постель заманивает. Вот что я вам скажу, мистер Ингрэм: если даже нам придется навсегда остаться на этом острове, я обещаю, что ни одна из нас не пожелает иметь с вами ничего общего!— Кого это вы пытаетесь обдурить? — он рассмеялся и повернулся к лестнице. — Сладких вам сновидений, леди. И я надеюсь, что не увижу вас утром до вашего отъезда. Почтовый паром должен прибыть в середине дня. Попробуйте только опоздать!Наверху он закрыл за собой дверь спальни и посмотрел на стул — неэффективную преграду двух последних ночей. Не стоит заставлять им дверь — пустая трата времени. Ему плевать, придут они к нему или нет, но если придут, то он надеялся, что после они бросятся со скалы. Как сделала это Рут. Как сделали это Гринвуды. * * * Джейк снова был на зеленой трясине. На этот раз он не бежал, а просто бесцельно бродил, нюхая траву. Беззаботно подняв лапу, он оглянулся на Фрэнка, стоящего на безопасной тропке.— Джейк, иди сюда немедленно! — он постарался, чтобы голос не прозвучал испуганно, не встревожил собаку. Что же, черт побери, стряслось с колли? Обычно он сразу же прибегал на зов. — Ко мне, старина!Джейк был беззаботно непослушен, он полуприсел, занимаясь своим делом. Фрэнку надо добраться до него. Он сошел с тропки на зеленую траву. Почва довольно твердая. Один шаг. Второй. Боже, я тону!Он почувствовал, как болото начинает засасывать его, булькая, поглощать его ногу. Он начал барахтаться, он сказал себе, ляг на спину, расслабься. Трясина пузырилась, выпуская вонючие газы. Только не паникуй, что бы ты ни делал!Джейка больше не было, вместо него появилась девочка лет 11-12, с волосами мышиного цвета, с насмешливым выражением на неприятном лице. Она стояла на трясине, но не проваливалась.— Вы думали, будто я Джейк, да, мистер Ингрэм? — ее смех пронзил его насквозь, по спине у него пробежал ледяной холодок. — Ну, так я не Джейк, и вы теперь умрете. Болото засосет вас медленно, не торопясь. А я буду смотреть, как ты будете исчезать, дюйм за дюймом!Он лежал ровно, но это не помогало. Трясина снова завладела его ногами и тянула их вниз. Трава раздвинулась, давая им дорогу. Он попытался сопротивляться, но все было напрасно. И, о Боже, эта ужасная вонь, как от гниющих трупов на кладбище.Трясина была ледяной, и он ухе увяз в ней по шею. Теперь на поверхности оставались лишь его шея и голова. Еще одно движение внизу, и холодная, вонючая грязь вот-вот коснется его губ. Он едва успеет крикнуть в последний раз. Он стал кричать, но его крик заглушал безумный хохот девочки, который отдавался у него в мозгу! Мне конец, я задыхаюсь!— Фрэнк?Это не голос Эллен, это Саманта. Что же, значит и мать пришла посмеяться над ним. Он не видел ее, потому что глаза его залепила грязь, но каким-то образом он слышал.— Фрэнк?Послышался стук, как если бы кто-то стучал в дверь, быстрый, настойчивый стук. Саманта, а, может быть, и Дебби с Джанет тоже. Заговор, чтобы заманить его в ловушку, и он удался.Но внезапно он снова начал бороться с болотом, выталкивать свое тело кверху, и трясина не была больше холодной и мокрой. Она была теплая и сухая, она распадалась, когда он отдирал ее от себя. Он снова мог дышать, он судорожно заглатывал воздух, лежа в темноте в собственной спальне, запутавшись в простынях и одеяле.— Фрэнк, проснитесь!Стук был настоящий, настойчивый, голос Саманты — тоже. Он задрожал, выругал себя за то, что не забаррикадировал дверь.— В чем дело? — голос его тоже дрожал, он весь покрылся потом — он чувствовал, как воняет его тело.— Вы можете спуститься? Быстрее!— Зачем? Почему вы все сюда не подниметесь?— С Джанет плохо. Она заболела!Еще одна ложь! Он свесил ноги с постели и потянулся курткой.— Хорошо, я иду.Саманта стояла на площадке, бледная, похожая на привидение в тонкой ночной рубашке, но на ее лице бала неподдельная тревога. Он слышал, как внизу ходят остальные, как течет вода из крана.— Что случилось? — спросил он. — Что с ней?— Господи, если бы я знала! — Саманта уже спешила вниз. — Она больна, стонет, но мы не можем разобрать, что она хочет сказать. Как будто у нее кома!Если это правда, подумал он, спускаясь вслед за ней по лестнице. Эти женщины способны на любую ложь, он не поверит ничему, пока не увидит все собственными глазами.Но как только Фрэнк увидел Джанет, он поверил Саманте. Джанет лежала на кушетке, одеяла были откинуты, обнажив ее покрытое потом тело. Она была неспокойна, но не просыпалась, она металась, как будто испытывала неимоверную боль, тихо постанывала. Девушка была смертельно бледна, и если бы она не шевелилась, он мог бы поклясться, что это труп. Ее светлые волосы слиплись от пота, глаза были закрыты.Дебби пыталась влить воду в рот Джанет, но вода лилась по подбородку и шее девушки, находящейся в бессознательном состоянии. Фрэнк с возмущением увидел, что Эллен спит или притворяется спящей, лицо ее было повернуто к стене. Боже, этот кошмар все еще стоит перед его глазами.— Как вы думаете, что с ней? — Саманта была на грани истерики, она вцепилась в его руку ледяными пальцами. — О, что же нам делать? Нам нужен врач, «скорая», чтобы увезти ее в больницу!— Ни то, ни другое невозможно, — он тут же пожа лел о своем мимолетном садистском удовлетворении. Девушка была очень больна, и внезапно вся ответственность легла на него. Сейчас он был врачом. — Мы можем только держать ее в тепле, смачивать ей лоб и попытаться влить ей в рот немного воды. — Все это прозвучало так жалко...— Что же это, Фрэнк?— Что? — он смел только предполагать, и думал, говорить ей или нет. — Я не врач, но мне кажется, что у нее кровоизлияние в мозг. Другими словами — удар! 21 — На сей раз море не получит ее тело! — Мари говорила страстно, вся дрожа. — Они забрали Маргарет, но им не видать Элизабет!Они сгрудились в своей комнате, мрачные, с сухими глазами, стоя у неподвижного тела Элизабет. Костлявое тело, кожа, которая когда-то была гладкая и чистая, теперь натянулась как пергамент на выступающих костях; с трудом можно было узнать девушку, которая приплыла с ними на остров в ту штормовую ночь.Несчастные женщины, изнуренные голодом и пищей из водорослей, были так слабы, что едва могли стоять на ногах. За исключением Идис. Девочка, конечно, похудела, но она в основном потеряла лишь детскую упитанность, что не причинило ей вреда. От этого она стала только взрослее выглядеть, теперь это была юная девушка, а не ребенок.Она чувствовала свое господство, ощущая физическое превосходство над другими; ее скорбь о сестре была плохо исполненным притворством. Втайне злорадствуя, она презирала их всех.Зок кашлянул. Он старался сдержать шум в своих легких, но это ему не удалось, последовал сильный спазм, он весь скрючился, из беззубого рта потекла слюна. Мари молча посмотрела на него с неодобрением, и его кашель перешел в хриплое дыхание.— Что же мы будем делать с Элизабет? — со страхом спросила Мэри. — Ее бы следовало похоронить по-христиански.— По-христиански! — тон Мари был едкий, она словно бы выплюнула это слово. — Слишком долго мы были рабами этого так называемого христианства. И что хорошего оно дало нам? Ночи напролет мы молились Богу, чтобы он смиловался над нами. И Он пощадил нас, но обрек на смерть заживо на этом острове, который, несомненно, является жилищем Сатаны. Нас учили, что страдание — удел христианина. Мы страдали — какова же наша награда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23