– Конечно, только долго я не могу. Надо еще кое-что сделать, понимаете?
Главным образом – поужинать: вчерашнее тушеное мясо теперь казалось ему уже очень заманчивым.
– Понимаю. Сделать кое-что, a tempus fugit. Когда Бобби сел возле мистера Бротигена… Теда.., на широкой ступеньке, вдыхая аромат его “честерфилдки”, ему пришло в голову, что он еще никогда не видел, чтобы человек выглядел таким усталым. Не от переезда же, верно? Насколько можно измучиться, когда вся твоя поклажа уместилась в трех чемоданчиках и трех бумажных пакетах с ручками? Может, попозже приедут грузчики с вещами в фургоне? Но Бобби решил, что вряд ли. Это ведь просто комната – большая, но все-таки одна-единственная комната с кухней с одного бока и всем остальным – с другого. Они с Салл-Джоном поднялись туда и поглядели, после того как старенькая мисс Сидли после инсульта переехала жить к дочери.
– Tempus fugit значит, что время бежит, – сказал Бобби. – Мама часто это говорит. И еще она говорит, что время и приливы никого не ждут и что время залечивает все раны.
– У твоей матери много присловий, верно?
– Угу, – сказал Бобби, и внезапно воспоминание обо всех этих присловьях навалилось на него, как усталость. – Много присловий.
– Бен Джонсон назвал время старым лысым обманщиком, – сказал Тед Бротиген, глубоко затянулся и выпустил две струйки дыма через нос. – А Борис Пастернак сказал, что мы пленники времени, заложники вечности.
Бобби завороженно посмотрел на него, временно забыв о своем пустом желудке. Образ времени как старого лысого обманщика ему страшно понравился – это было абсолютно и безусловно так, хотя он не мог бы сказать почему.., и ведь эта неспособность сказать почему вроде бы добавляла клевости? Будто что-то внутри яйца или тень за матовым стеклом.
– А кто такой Бен Джонсон?
– Англичанин и уже давно покойник, – сказал мистер Бротиген. – Эгоист и жадный на деньги по общему отзыву, а к тому же склонный к метеоризму. Но…
– А что это такое, метеоризм?
Тед высунул язык между губами и издал коротенькое, но очень реалистическое пуканье. Бобби прижал ладонь ко рту и захихикал в сложенные лодочкой пальцы.
– Дети считают пуканье смешным, – сказал Тед Бротиген, кивая. – Да-да. А вот для человека моего возраста это просто часть всевозрастающей странности жизни. Бен Джонсон, кстати, сказал, попукивая, много мудрых вещей. Не так много, как доктор Джонсон – то есть Сэмюэл Джонсон, – но все-таки порядочно.
– А Борис…
– Пастернак. Русский, – сказал мистер Бротиген пренебрежительно. – Пустышка, по-моему. Можно я посмотрю твои книги?
Бобби протянул их. Мистер Бротиген (“Тед, – напомнил он себе, – его надо называть Тедом”) вернул ему Перри Мейсона, едва взглянув на обложку. Роман Клиффорда Саймака он подержал подольше – сначала прищурился на обложку сквозь завитки сигаретного дыма, застилавшего ему глаза, затем пролистал. И пролистывая, он кивал.
– Этот я читал, – сказал он. – У меня было много времени для чтения перед тем, как я переехал сюда.
– Да? – Бобби загорелся. – Хороший?
– Один из лучших, – ответил мистер Бротиген… Тед. Он покосился на Бобби – один глаз открыл, а второй все еще сощуривался из-за дыма. От этого он выглядел одновременно и мудрым, и таинственным, будто типчик в фильме, которому пальца в рот не клади. – Но ты уверен, что осилишь? Тебе ведь не больше двенадцати.
– Мне одиннадцать, – сказал Бобби. Так здорово, что Тед дал ему двенадцать лет. – Сегодня одиннадцать. Я осилю. Может, пойму не все, но если он хороший, то мне понравится.
– Твой день рождения! – сказал Тед, словно это произвело на него большое впечатление. Он в последний раз затянулся и бросил сигарету. Она упала на бетонную дорожку и рассыпалась искрами. – Поздравляю с днем рождения, Роберт, желаю всякого счастья!
– Спасибо. Только “Бобби” мне нравится больше.
– Ну, так Бобби. Пойдете куда-нибудь отпраздновать?
– Не-а. Мама придет с работы поздно.
– Не хочешь подняться в мою каморку? Много я предложить не могу, но банку открыть сумею. И как будто у меня есть печенье…
– Спасибо, но мама мне кое-чего оставила. На ужин.
– Понимаю. – И чудо из чудес: казалось, он и правда понял. Тед отдал Бобби “Кольцо вокруг Солнца”. – В этой книге, – сказал он, – мистер Саймак постулирует идею, что существуют миры, такие же, как наш. Не другие планеты, а другие Земли, параллельные Земли, окружающие Солнце своего рода кольцом. Замечательная мысль.
– Угу. – сказал Бобби. Он знал о параллельных мирах из других книг. И еще из комиксов.
Тед Бротиген теперь смотрел на него задумчиво, будто что-то взвешивая.
– Чего? – спросил Бобби, вдруг почувствовав себя неловко. “Что-то зеленое увидел?” – сказала бы его мать.
Ему было показалось, что Тед не ответит – он как будто следовал какому-то сложному, всепоглощающему ходу мысли. Потом он дернул головой и выпрямил спину.
– Да ничего, – сказал он. – Мне пришла одна мысль. Может, ты хотел бы подработать? Не то чтобы у меня много денег, но…
– Ага! Черт! Ага! – И чуть было не добавил: “Я на велик коплю”, но удержался. “Лишнего не болтай!” – еще одно из маминых присловий. – Я все сделаю, что вам надо!
Тед Бротиген словно бы почти испугался и почти засмеялся. Будто открылась дверь и стало видно другое лицо, и Бобби увидел, что да, этот старый человек был когда-то молодым человеком. И, может быть, с перчиком.
– Таких вещей, – сказал он, – не следует говорить незнакомым. И хотя мы перешли на “Бобби” и “Теда” – хорошее начало, – мы все-таки еще не знакомы.
– А кто-нибудь из этих Джонсонов что-нибудь говорил про незнакомых?
– Насколько я помню, нет, но вот кое-что на эту тему из Библии: “Ибо я странник у тебя и пришелец. Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться прежде, нежели отойду…” – На мгновение Тед умолк. Смех исчез с его лица, и оно снова стало старым. Потом его голос окреп, и он докончил: “Прежде, нежели отойду, и не будет меня”. Псалом. Не помню который.
– Ну, – сказал Бобби, – я убивать и грабить не стану, не беспокойтесь, но мне очень надо немножко подзаработать.
– Дай мне подумать, – сказал Тед. – Дай мне немножко подумать.
– Да, конечно. Но если надо какую-нибудь работу сделать или еще там чего, то я всегда готов. Я вам прямо говорю.
– Работа? Может быть. Хотя я употребил бы другое слово. – Тед обхватил костлявые колени еще более костлявыми руками и посмотрел через газон на Броуд-стрит. Уже почти совсем стемнело. Наступила та часть вечера, которую Бобби особенно любил. Проезжающие машины зажгли подфарники и фонари сзади, а где-то на Эшер-авеню миссис Сигсби звала своих близняшек, чтобы они шли домой ужинать. В это время суток – и еще на заре, когда он стоял в ванной и мочился в унитаз, а солнечные лучи падали через окошечко на его слипающиеся глаза – Бобби ощущал себя сном в чьей-то голове.
– А где вы жили, пока не переехали сюда, мистер… Тед?
– В месте, которое не было таким приятным, – ответил он. – Далеко не таким. А вы давно тут живете, Бобби?
– Как себя помню. С тех пор, как папа умер. Мне тогда три было.
– И ты знаешь всех на улице? Во всяком случае, в этом квартале?
– Да, пожалуй, что всех. Ага!
– И сумеешь узнать странников. Пришельцев. Чьих лиц прежде не видел?
Бобби улыбнулся и кивнул.
– Угу. Думается, сумею.
Он выжидающе замолчал – дело становилось все интереснее, но, видимо, на этом все и кончилось. Тед встал, медленно, осторожно. Бобби услышал, как у него в спине пощелкивают косточки: он прижал к ней ладони, потянулся и поморщился.
– Пошли, – сказал он. – Зябко становится. Я войду с тобой. Твой ключ или мой?
– Лучше начните ваш притирать, – улыбнулся Бобби. – Ведь верно?
Тед – становилось все легче называть его Тедом – вытащил из кармана кольцо с ключами. Всего с двумя – от большой входной двери и от его комнаты. Оба были блестящие, новые, цвета сусального золота. Собственные его ключи потускнели, исцарапались. Сколько лет Теду? Он решил, что самое меньшее – шестьдесят. Шестидесятилетний человек всего с двумя ключами в кармане. Что-то тут не так.
Тед открыл дверь, и они вошли в большой темный вестибюль с подставкой для зонтиков и старой картиной, на которой Льюис и Кларк <Руководители экспедиции, исследовавшей в 1804 – 1806 гг, области к западу от Миссисипи.> озирали американский Запад. Бобби повернул к двери Гарфилдов, а Тед направился к лестнице и остановился там, положив руку на перила.
– В книге Саймака, – сказал он, – замечательный сюжет, но вот написана она не так чтобы очень. Неплохо, конечно, но, поверь мне, есть лучше.
Бобби выжидающе молчал.
– И есть книги, написанные замечательно, но сюжеты у них не очень. Иногда читай ради сюжета, Бобби. Не бери примера с книжных снобов, которые так не читают. А иногда читай ради слов, ради стиля. Не бери примера с любителей верняка, которые так не читают. Но когда найдешь книгу и с хорошим сюжетом и хорошим стилем, держись этой книги.
– А таких много, как по-вашему? – спросил Бобби.
– Больше, чем думают снобы и верняки. Гораздо больше. Может быть, я подарю тебе такую. Как запоздалый подарок на день рождения.
– Да вы не беспокойтесь.
– Не стану. Но, может быть, я все-таки подарю. А теперь – счастливого дня рождения.
– Спасибо. Он был замечательный.
Тут Бобби вошел в квартиру, подогрел тушеное мясо (не забыв выключить газ, когда жидкость запузырклась, и не забыл положить сковородку в раковину отмокать) и поужинал в одиночку, читая “Кольцо вокруг Солнца” с телевизором за компанию. Он почти не слышал, как Чет Хантли и Дэвид Бринкли проборматывают вечерние новости. Тед правильно сказал про эту книжку – очень клевая. И слова ему тоже показались в самый раз, но ведь он пока не очень в этом разбирается.
«Вот бы написать такую книжку, – подумал он, когда наконец закрыл роман и плюхнулся на диван смотреть “Шугарфут”, – только вот сумею ли?»
Может быть. Да, может. Кто-то ведь пишет книжки так же, как кто-то чинит трубы, когда они замерзают, или меняет лампочки в парке, когда они перегорают.
Примерно через час, когда Бобби снова принялся читать “Кольцо вокруг Солнца”, вошла его мать. У нее чуть стерлась помада в уголке рта, и комбинация немножко выглядывала из-под юбки. Бобби хотел было сказать ей про это, но тут же вспомнил, как она не любит, чтобы ей говорили, что “на юге снег идет”. Да и зачем? Ее рабочий день кончился, и, как она иногда говорила, тут же нет никого, кроме нас, птичек.
Она проверила холодильник, не стоит ли там вчерашнее тушеное мясо, проверила плиту, погашена ли горелка, проверила раковину, отмокают ли там в мыльной воде сковородка и тапперуэровский пластиковый контейнер. Потом поцеловала его в висок – мазнула губами на ходу – и ушла к себе в спальню снять рабочий костюм и колготки. Она казалась рассеянной, занятой своими мыслями. И не спросила, хорошо ли он провел свой день рождения.
Попозже он показал ей открытку Кэрол. Она поглядела, не видя, сказала “очень мило” и вернула ему открытку. Потом сказала, чтобы он шел мыться, чистить зубы и спать. Бобби послушался, не упомянув про свой интересный разговор с Тедом. В таком своем настроении она рассердилась бы. Лучше всего было оставить ее в покое, не мешать думать о своем, сколько ей надо, дать ей время возвратиться к нему. И все-таки, кончив чистить зубы и забравшись в постель, он почувствовал, что на него снова наваливается тоскливое настроение. Иногда он изнывал без нее, словно от голода, а она даже и не знала.
Бобби свесился с кровати и закрыл дверь, оборвав звуки какого-то старого фильма. И погасил свет. И вот тогда, когда он уже задремывал, она вошла, села на край кровати и сказала, что жалеет, что была неразговорчивой, но работы было очень много и она устала. Она провела пальцем по его лбу, а потом поцеловала в это место – он даже задрожал. Сел на постели и изо всех сил ее обнял. Она было напряглась от его прикосновения. Но потом расслабилась и даже сама его обняла на секунду. Он подумал, что сейчас, пожалуй, самое время рассказать ей про Теда. Во всяком случае, немножко.
– Когда я пришел из библиотеки домой, то поговорил с мистером Бротигеном, – сказал он.
– С кем?
– С новым жильцом на третьем этаже. Он попросил, чтобы я называл его Тедом.
– Ну нет, и думать не смей! Ты же его в первый раз видел.
– Он сказал, что взрослая библиотечная карточка – самый замечательный подарок мальчику.
Тед ничего подобного не говорил, но Бобби прожил со своей матерью достаточно долго, чтобы знать, что сработает, а что нет.
Она немножко расслабилась.
– А он сказал, откуда приехал?
– Не из такого приятного места, как тут. Вроде бы он так сказал.
– Ну, нам это ни о чем не говорит, верно? – Бобби все еще обнимал ее. И мог бы обнимать еще хоть час, вдыхая запах ее шампуня “Уайт рейн” и лака для волос “Аква-Нет”, и приятный аромат табака в ее дыхании, но она высвободилась из его рук и опрокинула его на подушку. – Что же, если он станет твоим другом.., твоим ВЗРОСЛЫМ другом, мне следует с ним познакомиться.
– Ну…
– Может быть, он мне понравится больше без бумажных пакетов на газоне. – Для Лиз Гарфилд это было прямо-таки извинением, и Бобби обрадовался. День все-таки закончился очень хорошо. – Спокойной ночи, новорожденный.
– Спокойной ночи, мам.
Она вышла и закрыла дверь. Позднее ночью – много позднее – ему показалось, что он слышит, как она плачет, но, может, ему приснилось.

2. ДВОЙНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ТЕДУ. КНИГИ ВРОДЕ НАСОСОВ. ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ. САЛЛ ВЫИГРЫВАЕТ ПРИЗ. БОББИ ПОЛУЧАЕТ РАБОТУ. ПРИЗНАКИ НИЗКИХ ЛЮДЕЙ

В последующие недели, пока погода все больше теплела навстречу лету, Тед обычно покуривал на крыльце, когда Лиз возвращалась с работы. Иногда он был один, а иногда с ним рядом сидел Бобби, и они разговаривали о книгах. Иногда Кэрол и Салл-Джон тоже были там – они трое перекидывались мячом на газоне, а Тед курил и смотрел на них. Иногда приходили другие ребята – Денни Риверс с бальсовым планером, тронутый Фрэнсис Аттерсон на самокате, отталкиваясь непомерно большой ногой, Анджела Эвери и Ивонна Лавинг – спросить Кэрол, не пойдет ли она к Ивонне поиграть в куклы или в ифу “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11