Итак, вернемся в стратфордский кинотеатр теплым осенним днем 1957 года.
3
Мы сидели на стульях, как манекены, и смотрели на управляющего. Вид у него был
встревоженный и болезненный - а может, это было виновато освещение. Мы гадали,
что за катастрофа заставила его остановить фильм в самый напряженный момент, но
тут управляющий заговорил, и дрожь в его голосе еще больше смутила нас.
- Я хочу сообщить вам, - начал он, - что русские вывели на орбиту вокруг Земли
космический сателлит. Они назвали его... "спутник".
- Сообщение было встречено абсолютным, гробовым молчанием. Полный кинотеатр
детишек с ежиками и хвостиками, в джинсах и юбках, с кольцами Капитана Полночь <Герой
радиошоу, шедшего с 1938 года. Пилот и одновременно тайный агент и борец со злом.
Он возглавляет особый отряд - The Secret Squadron, - членом которого мог стать
любой юный слушатель. Приславшим письма высылались эмблемы отряда, в том числе
упоминаемые Кингом кольца.>, детишек, которые только что узнали Чака Берри и
Литтла Ричардса <Чак Берри - знаменитый гитарист, один из основоположников рок-н-ролла.
Литтл Ричарде - певец и композитор, тоже один из создателей рок-н-ролла.> и
слушали по вечерам нью-йоркские радиостанции с таким замиранием сердца, словно
это были сигналы с другой планеты. Мы выросли на Капитане Видео <Капитан Видео -
герой очень популярного телесериала 50-х годов. Великий ученый XXII века и его
юный помощник сражаются со злом на далеких планетах. Сценарии для этого сериала
писали такие видные фантасты, как Джек Вэнс, Джеймс Блиш, Роберт Шекли, Артур
Кларк, Дэймон Найт и др.> и "Терри и пиратах" <Популярные комиксы, печатавшиеся
в 30-40-х годах.>. Мы любовались в комиксах, как герой Кейси разбрасывает, как
кегли, целую кучу азиатов. Мы видели, как Ричард Карлсон в "Я вел тройную жизнь"
(I Led Three Lives) тысячами ловит грязных коммунистических шпионов. Мы
заплатили по четверть доллара за право увидеть Хью Марлоу в "Земле против
летающих тарелок" и в качестве бесплатного приложения получили эту убийственную
новость.
Помню очень отчетливо: страшное мертвое молчание кинозала вдруг было нарушено
одиноким выкриком; не знаю, был это мальчик или девочка, голос был полон слез и
испуганной злости: "Давай показывай кино, врун!"
Управляющий даже не посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос, и почему-то
это было хуже всего. Это было доказательство. Русские опередили нас в космосе.
Где-то над нашими головами, триумфально попискивая, несется электронный мяч,
сконструированный и запущенный за железным занавесом. Ни Капитан Полночь, ни
Ричард Карлсон (который играл в "Звездных всадниках" (Riders to the Stars), боже,
какая горькая ирония) не смогли его остановить. Он летел там, вверху.., и они
назвали его "спутником". Управляющий еще немного постоял, глядя на нас; казалось,
он ищет, что бы еще добавить, но не находит. Потом он ушел, и вскоре фильм
возобновился.
4
И вот вопрос. Каждый помнит, где был, когда убили президента Кеннеди. Каждый
помнит, где услышал, что в результате очередного безумия погиб в кухне какого-то
отеля Роберт Кеннеди. Кто-то, может быть, даже помнит, где его застал Кубинский
ракетный кризис.
А кто помнит, где он был, когда русские запустили спутник?
Ужас - то, что Хантер Томпсон назвал "страхом и отвращением", - часто рождается
из ощущения неких перемен: что-то рушится. Если это ощущение разрушения,
уничтожения возникает внезапно и затрагивает лично вас, если поражает вас в
самое сердце, то в таком случае оно остается в памяти как нечто цельное. Тот
факт, что многие помнят, где находились в тот момент, когда разнеслась весть об
убийстве Кеннеди, кажется мне не менее интересным, чем то, что один болван с
заказанным по почте ружьем сумел за четырнадцать секунд изменить ход истории.
Мгновение, когда об этом узнали миллионы людей, и последующие трое суток
растерянности и горя были в истории человечества, вероятно, самым большим
приближением к массовому осознанию, к массовой эмпатии и - ретроспективно - к
массовой памяти: двести миллионов человек застыли одновременно. Очевидно, любовь
не может достичь такого перехлестывающего все границы удара эмоций. Жалость
может.
Я не хочу сказать, что известие о запуске спутника оказало такое же воздействие
на души американцев (хотя без воздействия, конечно, не обошлось); сравните,
например, забавное описание событий, последовавших за успешным русским запуском
в превосходной книге Тома Вулфа о нашей космической программе "Правое дело" (The
Right Staff), но полагаю, что очень многие дети - дети войны, как нас называли -
помнят это событие так же хорошо, как я.
Мы, дети войны, оказались плодородной почвой для семян ужаса; мы выросли в
странной, почти цирковой атмосфере паранойи, патриотизма и национальной гордости.
Нам говорили, что мы величайшая нация на Земле и что любой разбойник из-за
железного занавеса, который попытается напасть на нас в огромном салуне внешней
политики, узнает, у кого самый быстрый револьвер на Западе (как в поучительном
романе Пэта Франка этого периода "Увы, Вавилон" (Alas, Babylon)). Но при этом
нам также постоянно напоминали, какие припасы нужно держать в атомных убежищах и
сколько времени сидеть там после того, как мы выиграем войну. У нас было больше
еды, чем у любого народа в истории, но в молоке, на котором мы выросли,
присутствовал стронций-90 - от ядерных испытаний.
Мы были детьми тех, кто выиграл войну, которую Дьюк Уэйн называл "большой", и
когда пыль осела, Америка оказалась на самом верху. Мы сменили Англию в роли
колосса, шагающего по всему миру. Когда наши родители, соединившись вновь,
зачинали меня и миллионы других детей, Лондон лежал в развалинах, солнце
заходило в Британской империи каждые двенадцать часов, а Россия была совершенно
обескровлена в войне с нацистами; во время осады Сталинграда русские солдаты
были вынуждены есть своих погибших товарищей. Но ни одна бомба не упала на Нью-Йорк,
и американцы потеряли в войне гораздо меньше людей, чем остальные ее участники.
К тому же у нас за спиной была великая история (у всех народов с краткой
историей она великая), особенно по части изобретательства и новаций. Каждый
школьный учитель, к вящей радости учеников, то и дело произносил одни и те же
два слова; два волшебных слова, сверкающих, как неоновая вывеска; два слова
почти невероятной силы и красоты; эти два слова были - ДУХ ПИОНЕРОВ. И я, и
прочие мои сверстники - мы все росли под сенью ПИОНЕРСКОГО ДУХА Америки; в любую
минуту мы могли вспомнить имена, которые узнали в классе. Эли Уитни. Сэмюэл
Морзе. Александр Грэм Белл. Генри Форд. Роберт Годцард. Вилбур и Орвилл Райт.
Роберт Оппенгеймер. У всех этих людей, леди и джентльмены, было нечто общее. Все
они были американцами, буквально пропитанными этим самым ПИОНЕРСКИМ ДУХОМ. Мои
соотечественники всегда были самыми быстрыми, самыми лучшими и самыми великими.
А какой мир ждал нас впереди! Он был очерчен в произведениях Роберта Хайнлайна,
Лестера Дель Рея, Альфреда Бес-тера, Стенли Вейнбаума и десятках других! Грезы о
нем возникли в дешевых научно-фантастических журналах, которые к октябрю 1957
года уже умирали, но сам жанр фантастики был в отличной форме. Космос будет не
просто завоеван, говорили нам эти писатели. Он будет.., он будет.., конечно, он
будет ПИОНЕРИЗИРОВАН! Серебряные иглы пронизывают пустоту, изрыгающие пламя
реактивные двигатели опускают огромные корабли на чужие планеты, мужчины и
женщины создают колонии (американские мужчины и женщины, необходимо добавить) с
истинно ПИОНЕРСКИМ ДУХОМ. Марс превратится в наш задний двор, новая золотая (а
может, новая радиевая) лихорадка возникнет в поясе астероидов... В конечном
счете, разумеется, звезды будут нашими - нас ждет великолепное будущее с
туристами, щелкающими "кодаком" шесть лун Проциона IV, или конвейером по сборке
космических "шевроле" на Сириусе III. Сама Земля превратится в утопию, и ее
будущее можно увидеть на обложке любого номера "Фэнтези энд сайенс фикшн", "Эмейзинг
сториз", "Гэлэкси" или "Эстаундинг сайенс фикшн" 50-х годов.
Будущее, полное ПИОНЕРСКОГО ДУХА; больше того, будущее, полное АМЕРИКАНСКОГО
ПИОНЕРСКОГО ДУХА. Взгляните на обложку оригинального издания "Марсианских хроник"
Рэя Брэдбери в издательстве "Бэнтэм". Рэй тут ни при чем, это произведение
художника, порождение его воображения; но нет ничего этноцентрического или
откровенно глупого в этом классическом синтезе научной фантастики и фэнтези:
космонавты, сильно смахивающие на солдат морской пехоты, высаживающихся на берег
Сайпана <Один из Марианских островов в Тихом океане; взят американцами в 1944
году.> или Таравы <Остров в архипелаге Гилберта и Эллиса; захвачен в 1943 году.>.
На заднем фоне не корабль, способный двигаться быстрее света, а ракета, и
командир вполне мог бы быть взят из фильма Джона Уэйна: "Вперед, молокососы,
неужели вы не хотите жить вечно? Где ваш ПИОНЕРСКИЙ ДУХ?"
Такова была колыбель основной политической теории и технологических снов, в
которой я и множество других детей войны качались до того дня в октябре 1957
года, когда колыбель внезапно опрокинули и мы вывалились. Для меня это был конец
сладкого сна.., и начало кошмара.
Дети поняли последствия того, что совершили русские, так же быстро и полно, как
все остальные, - во всяком случае, не менее быстро, чем политики, которые изо
всех сил старались представить себя в хорошем свете в этой катастрофе. Огромные
бомбардировщики, которые в конце Второй мировой войны уничтожили Берлин и
Гамбург, к тому времени уже устарели. В словаре ужасов появилось новое мрачное
сокращение - МБР (межконтинентальная баллистическая ракета). Как мы поняли, эти
МБР - всего лишь увеличенные немецкие Фау-2. Они способны нести огромное
количество ядерной смерти и разрушения, и если русские попытаются что-нибудь
выкинуть, мы просто сметем их с лица Земли. Берегись, Москва! Тебя ждет большая
горячая доза ПИОНЕРСКОГО ДУХА!
Но каким бы невероятным это нам ни казалось, по части МБР русские от нас не
отстали. Ведь МБР - это всего лишь большие ракеты, а русские не могли запустить
свой спутник с помощью бетономешалки.
И вот в таком контексте в стратфордском кинотеатре вновь начался фильм, и
зловещие щебечущие голоса чужаков повторяли: "Смотрите на небо.,.,
предупреждение придет с неба.., следите за небом..."
5
Эта книга задумана как достаточно вольный обзор жанра ужасов за последние
тридцать лет, а вовсе не как автобиография вашего покорного слуги. Автобиография
бывшего преподавателя высшей школы, ставшего отцом и писателем, - скучное чтение.
Я профессиональный писатель, а это значит, что все самое интересное со мной
происходит в мечтах.
Но поскольку я пишу в жанре ужасов, а кроме того, я - дитя своего времени и
считаю, что никакой ужас не потрясет читателя или зрителя, если не затронет его
лично, вы найдете в книге постоянные вкрапления автобиографического материала.
Ужас - это эмоция, с которой приходится бороться в реальной жизни, как я боролся
с мыслью о том, что русские побили нас в космосе. Эта битва ведется в тайных
глубинах сердца.
Я считаю, что в конечном счете мы одиноки и любой контакт между людьми, каким бы
длительным и глубоким он ни был, всего лишь иллюзия, но по крайней мере чувства,
которые мы называем "позитивными" и "конструктивными", есть попытка поиска,
попытка вступить в контакт, установить какое-то взаимопонимание. Любовь и
доброта, способность понимать и сочувствовать - это то, что мы знаем о светлом.
Это усилие связать и объединить; это чувства, которые сближают нас, хотя,
возможно, и они тоже не более чем иллюзия, помогающая нам легче переносить бремя
смертного человека.
Ужас, страх, паника - эти эмоции вбивают клинья между людьми, отрывают нас от
толпы и делают одинокими. Поразительно, что именно эти чувства обычно
ассоциируются с "инстинктом толпы". На это нам отвечают, что толпа - это самое
одинокое место, сообщество людей, лишенных любви. Мелодия ужаса проста и
повторяется часто, это мелодия разъединения и распада.., но другой парадокс
заключается в том, что ритуальное выражение этих эмоций как будто возвращает нас
к более стабильному и конструктивному состоянию. Спросите любого психиатра, что
делает его пациент, когда лежит на кушетке и рассказывает о том, что видит во
сне и что мешает ему уснуть. "Что ты видишь, когда выключаешь свет?" - вопрошают
"Битлз". И сами же отвечают: "Не могу сказать, но знаю, что это мое".
Жанр, о котором мы говорим, воплощается ли он в книгах, фильмах или
телепрограммах, в сущности, представляет собой одно: вымышленные страхи. И один
из самых частых вопросов, который задают люди, уловившие сей парадокс (хотя,
может быть, и не вполне его осознавшие), звучит так: зачем вы сочиняете ужасы,
когда в мире и так хватает ужасов настоящих?
Ответ, вероятно, будет таков: мы описываем выдуманные ужасы, чтобы помочь людям
справиться с реальными. С бесконечной человеческой изобретательностью мы берем
разделяющие и разрушающие элементы и пытаемся превратить в орудия, способные их
уничтожить. Термин "катарсис" ровесник греческой драмы, и хотя кое-кто из
пишущих в моем жанре с излишней бойкостью оправдывал им свои деяния, какая-то
правда в этом есть. Кошмарный сон сам по себе способен принести разрядку.., и,
возможно, неплохо, что некоторые кошмары массмедиа иногда становятся
психоаналитической кушеткой в размере страны.
Еще одно отступление, прежде чем мы вернемся в октябрь 1957 года. Как ни нелепо
это звучит, "Земля против летающих тарелок" превратилась в символическую
политическую декларацию. Под нехитрым сюжетом о пришельцах из космоса таилось
предвидение грядущей последней войны. Жадные сморщенные чудовища, пилотирующие
тарелки, - это на самом деле русские;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11