Джимми пожал плечами.— Он умнее всех их, вместе взятых. Вот они его и испугались, слишком много знал всякого-разного, всяких вещей.— Умные вещи знал, — подхватил Дейв Бойл. — Верно, Джимми?Верно, Джимми? Верно, Джимми? Дейв мог иногда вот так заладить, словно попугай.Шон прикидывал, какие такие особенные вещи можно знать про шоколад и конфеты и почему знания эти могут сыграть такую роковую роль.— А какие вещи он знал?— Ну, как наладить дело получше, — без большой убежденности пояснил Джимми. — Словом, разные вещи и очень важные.— Ясно.— Как по-умному дело наладить, верно, Джимми? Верно?Но Джимми опять занялся расковыриванием тротуара. Дейв Бойл нашел и себе палочку и, склонившись над мягким асфальтом, принялся чертить круг. Джимми нахмурился и отшвырнул ветку в сторону. Перестав чертить, Дейв поднял на него глаза с таким видом, будто хотел сказать: «Ну что я такого сделал?!»— Знаете, чем бы сейчас было бы здорово заняться?При этих словах голос Джимми слегка зазвенел, и повисший в воздухе вопрос заставил сердце Шона затрепетать, возможно, потому, что «здорово» в понимании Джимми разительно отличалось от того, что обычно вкладывали в это слово окружающие.— Чем?— Порулить!— Угу, — протянул Шон.— Немножко. — Джимми схватил его за руки, вывернул ладони — ветка и асфальт были забыты. — Мы бы здесь по соседству покатались.— Ну если по соседству... — промямлил Шон.— Здорово было бы, правда? — Джимми широко улыбнулся, и Шон почувствовал, как улыбка сама собой прорывает линию ограждения и вот уже сияет и на его собственном лице.— Да, это здорово!— Да еще бы, здоровее не бывает. — Джимми даже подпрыгнул, вытаращил глаза и подпрыгнул опять. — Здорово...Шон уже чувствовал в руках руль.— Да, да, да, да! — И Джимми ткнул Шона в плечо.— Да, да, да! — И Шон ткнул Джимми в ответ. Внутри него что-то зыбилось, ширилось, вихрилось, все убыстряясь и блистая.— Да, да, да! — подхватил и Дейв. Он тоже ткнул было Джимми в плечо, но промахнулся.А Шон и забыл, что Дейв был рядом. Такое часто случалось, когда дело касалось Дейва. Шон не знал почему.— Здорово, чертовски здорово, обалденно здорово, ей-богу! — Джимми расхохотался и опять подпрыгнул.А перед глазами Шона как наяву уже возникла картина: они на переднем сиденье (Дейв сзади, если он вообще там будет), и катят, катят двое одиннадцатилетних мальчишек по Бакинхему, сигналят приятелям, обгоняют старших водителей на Данбой-авеню, не щадя покрышек, в визге тормозов и облаке выхлопных газов. Он чувствовал, как ветерок, задувающий в окно, треплет его волосы.Джимми окинул взглядом улицу.— Знаешь таких поблизости, что оставляют ключи в машине?Шон таких знал. Мистер Гриффин оставлял ключи под сиденьем; Дотти Фиоре бросала их в бардачок, а старик Маковски, этот пьяница, который день и ночь врубает Синатру на полную катушку, частенько забывал их в замке зажигания.Но, следя за взглядом Джимми и одновременно припоминая рассеянных владельцев машин, Шон чувствовал тупую боль в глазницах, словно улица, залитая солнцем, чьи лучи отражались от кузовов и капотов, давила на него — словно и сама улица, и дома на ней, и вся Стрелка, и все надежды, которые она возлагала на него, разом превратились в невыносимую тяжесть. Он не из тех мальчиков, что крадут автомобили. Он собирался в колледж, чтобы в один прекрасный день стать больше и главнее простого мастера или грузчика. Таковы были его планы, и Шон верил, что при известном терпении, а также осторожности планы эти осуществятся. Это как в кино, когда картина скучная или муторная, но ты не уходишь, а ждешь конца, потому что в конце все может проясниться или будет что-нибудь неожиданное, и ты не пожалеешь, что выдержал всю эту тягомотину.Он хотел было поделиться этим соображением с Джимми, но тот уже шел по улице, заглядывая в окошки припаркованных автомобилей. Дейв поспевал за ним.— Такая подойдет?Джимми прикоснулся ладонью к «бель-эру» мистера Карлтона, и голос его, громкий и отчетливый, тут же был подхвачен свежим ветерком.— Слушай, Джимми. — Шон приблизился к нему. — Может, в другой раз, а?Лицо Джимми тут же стало скучным и злым.— Ты чего это? Мы сейчас покатаемся. Повеселимся! Это ж обалденно здорово, ведь так?— Обалденно здорово, — повторил Дейв.— Да мы до приборной доски еле дотянемся.— А телефонные книги на что? — Освещенное солнцем лицо Джимми сморщилось в улыбке. — Телефонными книгами мы у тебя в доме разживемся!— Телефонные книги, — повторил Дейв. — Ага.Но Шон выставил вперед руки:— Нет. И хватит.У Джимми сползла с лица улыбка. Он поглядел на руки Шона так, словно рад был бы отрезать их ему по самые локти.— Ну почему ты не хочешь повеселиться, а?Он потянул за ручку «бель-эра», но дверца была заперта. У Джимми задергались щеки и задрожала нижняя губа, он глядел на Шона с таким тоскливым, затравленным выражением, что тому стало жаль его.Дейв переводил взгляд с Джимми на Шона. Он неловко взмахнул рукой и стукнул Шона в плечо:— Да! Что это ты не разрешаешь нам повеселиться?Шон не верил своим глазам. Дейв его ударил! Дейв!Он пихнул Дейва в грудь, и тот полетел на землю.Джимми ударил Шона.— Что это ты, обалдел?— Он меня ударил, — сказал Шон.— Врешь, — сказал Джимми.Шон удивленно вытаращил глаза, и Джимми передразнил его.— Он меня ударил!— "Он меня ударил", — пропищал Джимми девчачьим голосом и опять толкнул Шона. — Он мой друг, черт тебя дери!— И я твой друг! — сказал Шон.— "И я твой друг!" — передразнил Джимми. — И я! И я! И я!Дейв Бойл был уже на ногах и хохотал.— Прекрати, — сказал Шон.— "Прекрати! Прекрати! Прекрати!" — Джимми опять толкнул Шона, больно надавив кончиками пальцев ему на ребра. — Ну, вдарь мне! Вдарь, хочешь?— Хочешь вдарить ему? — На этот раз Шона толкнул Дейв.Шон даже не понял, как все это произошло. Он не помнил, что так взбесило Джимми и отчего вдруг Дейв первым ударил его. Еще секунду назад они стояли возле машины, и вот уже они на середине улицы, и Джимми бьет его, и лицо у него напряженно-злобное, а черные глазки сузились; и Дейв тоже готов влезть в драку.— Давай, давай, вдарь!— Не хочу я...Новый удар в грудь.— Давай, маменькина дочка!— Джимми, разве нельзя просто...— Нельзя. Ты что, девчонка-недотрога, да?Он собрался ударить его еще раз, но передумал, и на лице его опять мелькнуло тоскливое, затравленное и усталое, как уже заметил Шон, выражение, а глаза его, глядевшие мимо Шона, были обращены на что-то, появившееся на улице.Это был коричневый автомобиль, длинный, с широким кузовом, похожий на те, в которых разъезжают полицейские, — «плимут» или наподобие «плимута»; бампер его очутился возле самых их ног, и двое полицейских из-за стекла уставились на них; лица полицейских были размытыми, потому что в стекле проплывали отражения деревьев.И Шона охватило внезапное ощущение какого-то перелома, рубежа, уничтожившего безмятежность этого утра.Тот, что был за рулем, вылез. Типичный полицейский: коротко стриженный блондин, краснолицый, в белой рубашке и черно-золотистом нейлоновом галстуке, над ременной пряжкой — внушительная выпуклость живота. Второй полицейский казался больным: он был худой, вялый и из машины не вылез — продолжал сидеть на месте, прижав руку к сальным черным волосам и поглядывая через зеркальце бокового вида на трех мальчишек, стоявших возле дверцы водителя.Толстомясый нацелил на них палец, потом согнул его, делая ребятам знак подойти поближе и повторяя этот жест, пока они не очутились возле него.— Можно мне вам вопросик один задать, а? — Он наклонился, перегнувшись во внушительной своей талии. — Вы что, ребята, думаете, что драться посреди улицы — это хорошо?Шон заметил золотой жетон, прицепленный к ремню у толстого правого бока.— Не слышу ответа! — Полицейский приложил руку к уху.— Нет, сэр.— Нет, сэр.— Нет, сэр.— Значит, вы хулиганы. Вот вы кто такие! — Он ткнул своим толстым пальцем в сторону человека в машине. — Мне и моему напарнику порядком надоело здешнее хулиганье, от которого приличным людям в Ист-Бакинхеме житья нет и на улице страшно показаться. Ясно?Шон и Джимми молчали.— Простите, — сказал Дейв Бойл. Вид у него был такой, словно он сейчас расплачется.— Вы здешние? — спросил рослый полицейский. Глаза его шарили по левой стороне улицы так, словно он знал здесь всех и каждого и соври они, он их тут же заберет в отделение.— Угу, — сказал Джимми и оглянулся на дом Шона.— Да, сэр, — сказал Шон.Дейв ничего не ответил.Полицейский перевел взгляд на него:— А? Ты что-то сказал, парень?— Что? — Дейв покосился на Джимми.— Ты на него не гляди. Ты на меня гляди! — Дыхание толстомясого с шумом вырывалось из его ноздрей. — Ты здешний, парень?— А? Нет.Полицейский наклонился к Дейву:— А где ты живешь, сынок?— Рестер-стрит. — Он все еще не сводил глаз с Джимми.— Отребье с Плешки пробралось на Стрелку, да? — Вишнево-алые губы полицейского вытянулись в трубочку, словно он сосал леденец. — И наверно, не для добрых дел.— Сэр?— Твоя мать дома?— Да, сэр. — По щеке Дейва скатилась слеза, и Шон с Джимми отвели взгляд.— Надо будет с ней побеседовать. Рассказать, что задумал ее хулиганистый сынок!— Я... да я ничего... — забормотал Дейв.— А ну залезай! — Полицейский распахнул заднюю дверцу, и Шон ощутил явственный и крепкий запах яблок, октябрьский запах.Дейв поглядел на Джимми.— Лезь давай! — рявкнул полицейский. — Ты что, хочешь в наручниках оказаться?— Я...— Что? — Казалось, полицейский был просто в ярости. Он хлопнул по распахнутой дверце. — Лезь, черт тебя дери!Громко плача, Дейв влез на заднее сиденье.Полицейский уставил толстый, как обрубок, палец на Джимми и Шона.— А вы ступайте и расскажите вашим матерям, как вы себя вели. И чтобы больше драк на моих улицах не было!Джимми и Шон посторонились, а полицейский впрыгнул в машину, и та тронулась.Они глядели, как, доехав до угла, она повернула направо. Лицо Дейва, постепенно растворявшееся в темноте автомобиля, было все время обращено к ним. И тут же улица опустела, онемела, словно оглушенная стуком захлопнувшейся дверцы. Джимми и Шон стояли на месте, где только что был автомобиль, глядели себе под ноги и по сторонам, только не друг на друга.Шон все не мог избавиться от острого ощущения перелома, к которому теперь присоединился мерзкий вкус во рту — словно сосешь грязные монеты. В желудке была пустота, как если б его вычерпали ложкой.Наконец Джимми сказал:— Ты все начал.— Он начал.— Нет, ты. Теперь его зацапали. А у матери его не все дома. Нечего и говорить о том, что она сделает, когда его приволокут к ней двое полицейских.— Не я это начал.Джимми пихнул Шона, и тот ответил ему тем же. Сцепившись, они покатились по земле, тузя друг друга.— Эй!Шон отпустил Джимми, и они оба вскочили, ожидая опять увидеть перед собой полицейских, но вместо них перед мальчиками предстал мистер Дивайн, спускавшийся с крыльца и направлявшийся к ним.— Чем это вы двое, черт возьми, занимаетесь?— Ничем.— Ничем.Поравнявшись с драчунами, отец Шона нахмурился.— Уйдите-ка с мостовой.Мальчики поднялись на тротуар, туда, где стоял отец.— Разве вы не втроем были? — Мистер Дивайн огляделся по сторонам. — А где Дейв?— Что?— Дейв. — Отец Шона пристально смотрел на них. — Ведь Дейв был с вами, так?— Мы подрались на улице.— Что?!— Мы подрались на улице, и нас застукала полиция.— Когда это было?— Да минут пять назад.— Ладно. Итак, вас застукала полиция...— И они забрали Дейва.Отец Шона опять рассеянно огляделся — посмотрел в одну сторону, в другую...— Они что? Забрали?— Чтобы отвезти его домой. Я соврал. Сказал, что живу здесь. А Дейв сказал, что он с Плешки, и они...— Что ты такое плетешь? Шон, как выглядели эти полицейские?— А?— Они были в форме?— Нет, нет, они...— Тогда откуда ты знаешь, что это полицейские?— Я не знаю... Они...— Они — что?— У него жетон был, — сказал Джимми. — На ремешке.— Какой из себя?— Золотой.— Ладно. А надпись какая?— Надпись?— Ну, слова были написаны какие-нибудь? Ты прочел там что-нибудь? Заметил надпись?— Нет. Не знаю.— Билли?Они подняли головы. На крыльце стояла мать Шона, и на лице ее было сдержанное любопытство.— Послушай, дорогуша... Позвони в полицейский участок, хорошо? Узнай, не забирала ли полиция мальчика за драку на улице.— Мальчика...— Дейва Бойла.— О господи! Надо матери его...— Давай пока не будем, а? Подождем, что скажут в полиции. Согласна?Мать Шона пошла в дом. А Шон глядел на отца. Тот словно не знал, куда ему девать руки. Он сунул их в карманы, потом вытащил, вытер о штаны. Потом чертыхнулся себе под нос и стал глядеть вдоль улицы, как будто Дейв маячил где-то на перекрестке — пляшущая бесплотная фигурка, невидимый Шону мираж.— Она была коричневая, — сказал Джимми.— Что?— Машина. Темно-коричневая. По-моему, вроде «плимута».— А еще что-нибудь?Шон попытался представить себе машину, но не сумел. Она виделась ему лишь темным силуэтом, застившим зрение, но остававшимся где-то на краю сознания. Силуэт этот загораживали оранжевый «пинто» миссис Райен и низ живой изгороди, за которыми Шон ничего разглядеть не смог.— Она яблоками пахла, — сказал он.— Что?— Ну, запах такой, яблочный.Машина пахла яблоками.— Яблоками... — повторил отец Шона. * * * Час спустя в доме Шона на кухне двое полицейских допрашивали Шона и Джимми, засыпая их вопросами, а потом еще какой-то парень рисовал с их слов портрет тех двоих, в коричневой машине. Толстомясый блондин на рисунке получился еще злее, а рожа его вышла еще шире. Второй же, тот, что все глядел в зеркальце бокового вида, на портрете вообще не вышел — так, пятно какое-то с темными волосами, — потому что ни Шон, ни Джимми не запомнили его лица.Потом появился отец Джимми — сердитый, растерянный, он стоял в углу кухни, глаза у него слезились, и он слегка покачивался, как будто позади него пошатывалась стена. С отцом Шона он не разговаривал, и никто не обращался к нему. Обычная его живость, юркость сейчас поубавились, и он казался Шону меньше и словно бесплотнее, ему даже почудилось, что если на мгновение отвести глаза, фигура эта исчезнет, сольется с рисунком на обоях. После четырех-пяти серий вопросов все они выкатились — полицейские, парень, что рисовал портреты, и Джимми с отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54