.. Это я утверждаю с гарантией. Если это Фрост пытался влезть в окно — уверен, что он не захочет повторить подобную штуку.
Джесси вздрогнула.
— Но зачем ему это было нужно?
— Пьяные плохо соображают.
— Вы не думаете... о выкупе? Он говорил мистеру Хамфри, что погряз в долгах.
— Я ничего не думаю, — ответил инспектор. — Кто бы ни был преступник, но он был в перчатках — ни на лестнице, ни на подоконнике не обнаружено отпечатков пальцев. Мы ничего не можем предъявить Фросту, кроме весьма сомнительного опознания его Питерсоном. Даже если бы у нас были улики — сомневаюсь, чтобы мистер Хамфри захотел бы начать дело, если судить по его сегодняшнему телефонному разговору с Эйбом Перлом. Поэтому советую вам, юная леди, начисто забыть о том, что произошло прошлой ночью!
— Благодарю вас.
«Юная леди»! Джесси отчаянно надеялась, что детектив из Бриджпорта окажется достаточно благовоспитанным и не осветит их карманным фонариком.
Наступило молчание.
— Что ж, — произнесла Джесси, — вы облегчили мне душу, инспектор. И благодарю за то, что вы проводили меня.
— Это доставило мне удовольствие. — Но в тоне, каким он произнес это, было больше грусти. — Спокойной ночи, мисс Шервуд.
— Спокойной ночи.
Она стояла во мраке, прислушиваясь к удалявшимся шагам и думая о том, увидит ли она его еще когда-нибудь, как вдруг ее ослепил яркий луч.
— Кто это был с вами, мисс Шервуд? — спросил детектив.
— О, убирайтесь прочь, проклятая ищейка! — воскликнула Джесси и бегом бросилась по дороге, словно кто-то преследовал ее.
Так, завязавшаяся было дружба, похоже, оборвалась. Проходили недели, и, хотя Джесси, гуляя с маленьким Майклом по частному пляжу Хамфри, всматривалась в проходящие мимо катера и лодки, а по своим выходным дням пристально разглядывала толпы гуляющих по главной улице или на городском пляже Таугуса, она ни разу не встретила знакомой худощавой фигуры.
Если бы не привязанность к Майклу, она предупредила бы своих хозяев об уходе и покинула остров Нэр. Но она одинока до отчаяния, а маленький Майкл нуждается в ней, продолжала она твердить, подавляя в себе приступы ревности, когда миссис Хамфри брала у нее ребенка.
Иногда Джесси думала, что должна уйти до того, как ребенок слишком привяжется к ней. Но она тут же отгоняла эту мысль. В унынии, которое внезапно охватывало ее, он был единственным светлым пятном, солнечным лучом во мраке. И она не могла забыть тот ужасный случай ночью четвертого июля. Вдруг попытка выкрасть ребенка повторится, а ее не будет, чтобы защитить его!
... День проходил за днем, наступил конец июля. Тридцать первого, спустя почти четыре недели после той ночи, Элтон Хамфри распрощался с частными детективами.
На другое утро — это был четверг — Джесси вымыла и одела мальчика, накормила его кашкой, напоила молочком и вручила Саре Хамфри.
— Вы уверены, что сумеете управиться с ним? — озабоченно спросила она. (Миссис Хамфри была слегка простужена.) — Я охотно откажусь от выходного. Отгуляю в другой раз.
— Нет, нет. — Миссис Хамфри глядела на Майкла поверх марлевой повязки, прикрывавшей нижнюю половину ее лица.
Джесси хотела бы, чтобы она не нацепляла такую маску по малейшему поводу и не пугала бы ребенка.
Кроме того, Джесси придерживалась взгляда, что чем больше оберегать ребенка от разных микробов и вирусов в ранние месяцы жизни, когда у него вырабатывается иммунитет, тем более восприимчив к болезням он будет. Но миссис Хамфри следовала советам книги, вернее — книг; их у нее была целая полка возле постели.
— Что вы, это вовсе не нужно, мисс Шервуд. Всего-навсего небольшая простуда. Мы отлично обойдемся без няни — правда, золотой мой?
— Может быть, мне все же вернуться к вечеру? — сказала Джесси.
Майкл уставился своими глазенками на белую маску, и уголки его маленького ротика начали кривиться.
— Не хочу даже слышать об этом. — Миссис Хамфри принялась щекотать животик ребенка. — Тю-тю, крошка! А ну, посмейся, родненький, золо-тенький мой!
— Мне действительно все равно, когда взять выходной, — настаивала Джесси, с трудом сдерживаясь от желания прекратить развлечение своей хозяйки.
Но Майкл прекратил его сам — он принялся сучить ногами и хныкать. Миссис Хамфри виновато отстранилась от него.
— Не рекомендуется щекотать ребенка, особенно на полный желудок. — Джесси подхватила Майкла, вытерла ему личико и положила обратно в постельку.
— О боже, — вздохнула Сара Хамфри. — Мне еще надо так многому научиться!
— Не так уж многому, — не удержалась Джесси. — Это всего-навсего вопрос здравого смысла, миссис Хамфри. Наверное, мне все же лучше вернуться сегодня вечером...
— Я решительно запрещаю вам! Я знаю, с каким нетерпением вы ожидали возможности провести вечер в городе...
В конце концов Джесси была вынуждена сдаться. Сидя за рулем своего старенького двухместного «доджа» выпуска 1949 года, она до самой железнодорожной станции твердила, что должна подавить в себе материнский инстинкт. Миссис Хамфри пойдет на пользу, если она сама повозится с ребенком. Матери
не должны перепоручать другим заботы о своем ребенке.И все же Джесси весь день чувствовала себя не в своей тарелке. Это мешало ей хорошо провести время, как она рассчитывала. Она гостила у своей давней приятельницы, Бель Берман, старшей няни нью-йоркского госпиталя; и хотя они вместе походили по магазинам, позавтракали в пропахшем вином ресторанчике на 45-й улице, стены которого были обклеены французскими туристскими плакатами, и побывали в кино, мысли Джесси все время возвращались к острову Нэр и несчастному маленькому личику в детской ванне.
Обедали они дома у Бель Берман на 11-й Западной улице, и Джесси беспрестанно поглядывала на часы.
— Что с тобой? — спрашивала ее подруга, убирая со стола посуду. — Можно подумать, что ты оставила тяжело больного пациента.
— Прости меня, Бель, но я очень озабочена младенцем. Миссис Хамфри простужена, и если она распустит себя... Кроме того, она так беспомощна и не умеет простейших вещей!..
— Господи, Джесси! — воскликнула Бель Берман. — Есть ли что-нибудь на свете более здоровое, чем ребенок? Во всяком случае, твоей хозяйке это пойдет только на пользу! Ох уж эти мне богатые матери! Выбрось из головы свои глупости... Нет, нет, я сама вымою посуду, а ты усаживайся поудобнее и развлекай меня разговорами. Кстати, как ты ухитряешься так сохранять фигуру? Ты же ешь как лошадь!
После обеда к Бель Берман явились несколько ее друзей, и Джесси старалась принять участие в их болтовне о госпитале, вместе с ними добродушно пе ремывая косточки врачей и сестер, которых они знали. Но с каждой минутой она чувствовала все большее и большее беспокойство. Наконец она поднялась с места.
— Бель, я знаю, ты думаешь, что я — климакте-ричка или что-нибудь в этом роде, но ради бога извини, если я нарушу наш уговор и не останусь у тебя ночевать.
— Джесси!
— Я не могу вынести мысли, что мой драгоценный мышонок находится в руках этой женщины, которая не умеет обращаться с детьми! — яростно сказала Джесси. — А что, если она расхворалась всерьез? Наши горничные не отличат одного конца ребенка от другого. Если я уйду сейчас же и поймаю такси, то поспею на поезд в одиннадцать ноль пять.
... Она успела на станцию в самый раз. В вагоне было душно, и несчастная Джесси всю дорогу пребывала в болезненном оцепенении, подремывая на своем месте.
В начале первого ока вышла из вокзала в Таугусе и отперла свою машину. Даже здесь, на побережье, было душно, а «додж» накалился, как печка. Она опустила стекла и, не ожидая, пока в машине станет прохладнее, тут же тронулась в путь. Кровь пульсировала у нее в висках.
Она уже решила, что Чарли Питерсон не выйдет из своей сторожки. Наконец он появился, зевая во весь рот.
— Ну и ночка, — сказал он, отмахиваясь от москитов. — В городе тоже жарко, мисс Шервуд?
— Дьявольски.
— Во всяком случае, там можно спрятаться в кино с кондиционированным воздухом... И что еще больше делает эту работу нестерпимой, это то, что видишь перед собой проклятую воду, а сам буквально закипаешь от жары!
— У меня страшная головная боль, — проговорила Джесси. — Извините меня, мистер Питерсон.
— Простите! — Он отошел от машины.
Теперь, когда Джесси была на острове, ее поведение показалось ей до чрезвычайности глупым. Окна дома Хамфри были темны. Если бы ребенок заболел или простудился — дом. бы сверкал огнями. Миссис Хамфри считала само собой разумеющимся, что ее прислуга счастлива разделять с ней ее треволнения, и поэтому без зазрения совести поднимала всех с постели в тот самый миг, когда что-нибудь казалось ей не так. Но в эту ночь никто, видимо, не был потревожен. Джесси решила оставить машину на площадке, тихо войти, на цыпочках подняться к себе и лечь в постель. Шум мотора, если она станет заводить машину в гараж, может разбудить кого-нибудь.
Джесси выключила зажигание, заперла машину и направилась к дому. Она осторожно прикрыла за собой дверь и, на ощупь найдя перила, поднялась по лестнице, благодаря бога за то, что она застелена толстым ковром.
Но у своей двери, хотя она старалась вести себя как можно тише, выронила сумку. В тишине погруженного во мрак дома этот звук показался взрывом бомбы.
В поисках сумки Джесси ползала на коленях, придерживая одной рукой шляпу, чтобы она не свалилась с головы, как вдруг резкий, словно взмах хлыста, голос приказал:
— Ни с места!
— О боже! — Джесси нервно рассмеялась. — Это я, мистер Хамфри. Весьма сожалею...
Луч фонарика осветил ее.
— Мисс Шервуд! — Элтон Хамфри стоял с фонариком в одной и с пистолетом в другой руке. — Я считал, что вы будете ночевать в Нью-Йорке.
Джесси подобрала с пола свою сумку, чувствуя себя по-дурацки.
— Я передумала, мистер Хамфри. У меня началась головная боль, а в городе такая духота...
«Почему он не опускает пистолет?»
— Элтон! Что случилось?
Из двери в спальню хлынул свет. Появилась миссис Хамфри, прихватив рукой на груди халат. Лицо у нее было вытянуто от страха.
— Это мисс Шервуд, Сара. — Только теперь Элтон Хамфри сунул пистолет в карман пижамы. — Очень неосмотрительно с вашей стороны, мисс Шервуд, не предупредить нас. Я мог бы вас застрелить. Почему вы не позвонили по телефону?
— У меня не было времени. Я решила ехать в самую последнюю минуту. — Джесси чувствовала, как в ней закипает злоба. Допрашивать ее, словно какую-нибудь преступницу! — Весьма сожалею, что своей неуклюжестью разбудила вас. Ребенок в порядке, миссис Хамфри?
— Был в порядке, когда я в последний раз навещала его. — Сара Хамфри вышла в холл и повернула выключатель. Ее муж молча вернулся в спальню. — Вы уже заходили к Майклу?
— Нет еще. Как ваша простуда?
— О, все хорошо. Майкл капризничал весь день, не пойму только — отчего. Я не оставляла его ни на минуту. Я уже дважды заходила к нему после того, как он уснул. Вы думаете, он мог заразиться от меня?
— Я сейчас взгляну на него, — обеспокоенно произнесла Джесси. — Но уверена, что с ним все в порядке, иначе бы этот шум разбудил его.
— Я взгляну вместе с вами на Майкла.
Джесси пожала плечами. Она отворила дверь в свою комнату, зажгла лампу над изголовьем постели и швырнула шляпку и перчатки на стол.
— По-моему, я делала все правильно, — говорила миссис Хамфри. — Он закапризничал в половине одиннадцатого, когда, перед тем как лечь спать, я заходила к нему в последний раз, поэтому я положила большую подушку между его головкой и спинкой кроватки. Я боялась, что он может удариться. Его маленькая, хрупкая головка...
Джесси хотела только одного, чтобы ее собственная маленькая хрупкая головка перестала болеть. Стараясь не выказывать своего раздражения, она обратилась к хозяйке:
— Я же вам говорила, миссис Хамфри, что этого не следует делать. Амортизаторы вполне предохраняют его.
Она поспешила в детскую.
— Но он такой неугомонный! — Сара Хамфри остановилась в дверях, из гигиенических соображений прижав ко рту носовой платок.
В детской было душно, хотя при слабом свете ночника Джесси заметила, что жалюзи на окне, обращенном в сторону дороги, были подняты, а окно раскрыто. Кто-то также сдвинул с окна сетку, и комната была полна москитов.
Она готова была ударить эту не способную ни к чему женщину, стоявшую в дверях.
На цыпочках Джесси подошла к детской кроватке.
Дурное предчувствие охватило ее. Ребенок сбросил с себя простынку. Он лежал на спине, его пухленькие ножки были раскинуты в стороны, а подушка закрывала лицо и туловище.
Джесси Шервуд показалось, что миллионы лет прошли между тем, как сердце ее сжалось и затем бешено забилось. В это бесконечное мгновение она, словно парализованная, глядела на неподвижное маленькое тело. Затем отбросила подушку, опустила стенку кровати и склонилась над ребенком.
— Зажгите верхний свет, — хрипло велела она.
— Что? Что случилось? — дрожащим голосом спросила миссис Хамфри.
— Делайте, что вам говорят! Свет!
Сара Хамфри нащупала на стене выключатель, другой рукой все еще прижимая платок к лицу.
Джесси Шервуд, дипломированная медсестра, принялась делать то, что предписано в этих случаях; ее быстрые пальцы работали привычно и хладнокровно, как у хирурга, словно это действительно были пальцы хирурга или кого угодно, но только не ее. Одна мысль засела в ее мозгу: всего два месяца от роду... Всего два месяца...
И продолжая растирать холодное маленькое тельце, стараясь не видеть его таким, какое оно есть, а представлять только таким, каким оно было — у нее на руках, в ванной, в коляске на пляже, — она вдруг поняла, что никогда уже Майкл не станет старше.
— Он умер, — сказала Джесси, не прекращая делать искусственное дыхание. — Задохся... То, что я делаю, — впустую, он уже давно умер, миссис Хамфри. Позовите вашего мужа, вызовите врача — не доктора Холидея, Гринвич слишком далеко отсюда, — вызовите доктора Викса, и не вздумайте упасть в обморок, пока вы этого не сделаете! Пожалуйста, не падайте в обморок, пока вы не вызовете врача!..
Миссис Хамфри пронзительно вскрикнула и потеряла сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26