Анита притиснулась к нему, расплющивая груди, вжимаясь бедрами, мяукая, как изголодавшаяся кошка.– Ты хочешь меня, хочешь так же, как я хочу тебя, – стонала она, подталкивая его к спальне. – Давно хочешь. И я пришла. Я с тобой. Бери меня, Роберт. Боже! Бери меня.Руки Анжелы дрогнули, коробка упала, шаль сияющим облаком спланировала на пол. Матовый блеск обнаженного тела на пороге спальни, полный страсти стон… Анжела метнулась к встроенному шкафу, нырнула внутрь и притянула дверь. Вжалась в угол и замерла в тесной, душной темноте, машинально прикрыв руками грудь и едва удерживая дрожь в коленях. Снаружи донесся скрип кровати и вздох Аниты. Сдавленный стон Роберта. Ослепнув во мраке западни, Анжела напрягала слух до звона в ушах. Роберт, похоже, пытался избавиться от Аниты. Умолял образумиться, прийти в себя. У Анжелы кровь закипела в венах, хоть яйца вари для Брайди. Ах, как неловко. Ах, как не вовремя влип бесстыжий, лживый, ушлый ублюдок! Выплюнуть бы это слово ему в физиономию, да прежде нужно одеться.Вот, значит, каковы были продолжения воскресений. Субботы, если подумать, наверняка проходили так же: бедным малышкам включали видео или еще что-нибудь, а сами… Он ведь бросил их. Не нужны ему были ни девочки, ни их мать, пока не появился порядочный человек и не взял на себя заботу о них. А теперь он дурачит Питера, на плечи которого перебросил свою ответственность. Даже думать об этом противно. Думать к тому же не было времени – Анжела заморгала, зажмурилась от хлынувшего в распахнутую дверь света.– Господи, – раздался голос Роберта. – Это же Питер!В следующий миг Анита скорчилась в шкафу рядом с Анжелой. Света обеим хватило ровно на то, чтобы увидеть гримасу соседки по камере. Дверца захлопнулась, приглушая радостные вопли Питера:t – Эй! Есть кто-нибудь?Питер топтался на верхней ступеньке, у подножия лестницы валялась одежда его жены. Роберт в несколько прыжков пересек гостиную и подхватил с пола улики. Питер развеселился:– Оставь, ради всего святого, что мы, первый день знакомы, будто я не видел тряпок Бонни, развешанных по всей лодке. Если хочешь знать, это даже мило. Где Анита?– Анита? – Роберт задыхался. – Ты перепутал день. Анита позирует по субботам.– Теперь и по воскресеньям, по крайней мере мне она так сказала. У меня для нее сюрприз.Роберт предпочел промолчать и отдышаться. Достали они с сюрпризами. Анита своим чуть в гроб не вогнала.– Да что с тобой такое? – Питер сосредоточил взгляд на багровом лице друга. – Держу пари, у тебя жар. Быстро в постель, а я принесу градусник и стакан горячего…– Я в порядке, Питер. Просто… просто душно. – Загородив вход на кухню, Роберт демонстративно оттянул ворот блузона: – Жарко.– Ночью сильно похолодало. Говорю тебе, ты нездоров. Вон и зрачки расширены.– Правда? Должно быть, от пива.– Да? – с сомнением протянул Питер. – Я бы тоже не отказался, раз уж речь зашла.Его попытка пройти на кухню закончилась хорошим толчком, больше похожим на боксерский удар. Питер покачнулся.– Пива больше нет, – сообщил Роберт. – Извини. Вынужденное отступление Питера не слишком вдохновило. Два пинка за две недели, пожалуй, чересчур даже для джентльмена с врожденным самообладанием.– Хватит меня пихать! – прохрипел он, собираясь изобразить презрение, да голос подвел.– Извини, Питер. – Роберт снова толкнул его. – Извини. Дел по горло. Выше крыши, – с тоской добавил он. – Ты и не представляешь. Давай договоримся – я тут быстренько закругляюсь и через полчаса буду у тебя, идет?– Уже лучше, – воспрянул духом Питер. – А я пока приготовлю пару кружек холодного…– Вон! Убирайся!– Да что с тобой, в конце концов? – ошарашенно выдохнул Питер.– Уходи. Пожалуйста. Очень тебя прошу. Так надо. Ничего не могу объяснить, да тебе лучше и не знать.– Да? Что ж. Ладно. Но прежде мне нужно кое на что открыть тебе глаза, дружище. Ты должен узнать кое-что такое, о чем может рассказать только настоящий друг. Истинный друг. В общем…Питер охал, ахал, ойкал, одергивал воротник, приглаживал волосы. Растерянно покрутил бумажник в голубых ленточках, сунул обратно в карман.– Перед тем как уйти, а я уйду, можешь не сомневаться… возможно, навсегда… – Пауза в ожидании возражений. Молчание. – Я обязан сообщить небольшую новость относительно твоей новой знакомой. Анжелы.Отлично. Привлек внимание. Остальное выложит на пути к выходу, чтобы с достоинством удалиться. Питер поднялся на две ступеньки.– Ты ошибся. Она вовсе не ангел. А совсем наоборот. Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, что твой ангел на самом деле не кто иная, как…Анита в шкафу чихнула, прикрыла ладонью рот, обнажив грудь.– Прошу прощения, – шепнула она.– Будьте здоровы, – шепнула в ответ Анжела.Их взгляды встретились, отрикошетили в стены шкафа и вновь столкнулись в пыльной темноте. И опять стыдливо разбежались. Как минимум 68В, с тоской отметила Анжела, сжимая кольцо рук вокруг собственного жалкого 64-го А.Голос Питера звучал все глуше, все невнятнее, пока брякнувшая входная дверь не заглушила его окончательно. Ни одна из затворниц не шелохнулась.– Теперь можно. – Открыв шкаф, Роберт отвел глаза.Молнией дрожащего целлюлита Анита стрельнула в гостиную; сшибая на ходу мебель, собрала одежду, чертыхнулась, вылетела вон. Анжела и не подумала двинуться с места. Когда Роберт наконец соизволил выйти, она выкарабкалась наружу.Позади нее что-то упало – картина в раме, как оказалось, засунутая в угол шкафа. Пока Анжела, путаясь в рукавах, поспешно натягивала на себя одежду, ее взгляд упал на картину. О… ее портрет. В чем мать родила. На губах развратная ухмылка. Стыдно как. Что же он за человек? Где предел его порочности? Так вот, значит, чем он зарабатывает на хлеб насущный – порнокартинками. Анжела схватила мерзкий рисунок и ударила о кровать с такой силой, что столбик у изголовья прорвал бумагу. Анжела заскрипела зубами и ударила еще раз. Из гостиной раздался голос Роберта – что там происходит? Сверкая глазами, вне себя от ярости и горя, Анжела ворвалась в гостиную. Самое меньшее, что он мог ей сейчас предложить, – это виновато потупленный взор и сумбурные, пусть лживые, но все-таки извинения. Но что это? Развалился в кресле и сверлит ее обвиняющим взглядом. Прежде чем Анжела смогла открыть рот, чтобы выложить свое мнение об этой скользкой, гнусной, подлой рептилии, скользкая рептилия открыла рот сама:– Ты могла бы сказать мне, Анжела.– Сказать тебе? Что сказать? – выкрикнула она.– Кто ты есть.– Что ты имеешь в виду?– Питер вчера следил за тобой. Видел, куда ты пришла. И рассказал мне, чем ты зарабатываешь на жизнь.– Понятно.– Почему ты мне сама не сказала?– Это мое дело. Мое призвание. Тебя оно не касается, не так ли?– Призвание? Бог мой. Ты потрясающая штучка, Анжела. – Его губы скривились в горькой ухмылке. Уничтожающий взгляд вновь довел ее кровь до кипения.– Не смейте даже упоминать при мне об оправдании, мистер. Лучше вспомните, как кувыркались тут… О-о-о, что за бессовестная, беспардонная наглость.– Я не просил Аниту… не приглашал… словом, не давал ей повода, если ты об этом. Понятия не имел, что она придет сегодня и устроит… то, что устроила.– Сюрприз, значит? Чудовище! Запутался в собственной грязной паутине?Он что-то усиленно обдумывал. Соображал, лохматя волосы и глядя в пространство, как боксер в нокауте.– Все эти люди, Анжела… все эти мужчины… Как ты можешь… Неужели не противно, неужели не надоедает?– Противно? Надоедает? С какой стати? Это моя работа.– Работа? Тебе до такой степени нужны деньги? Могла бы у меня попросить. Я бы все тебе отдал, Анжела. Все на свете.– Деньги? Да я получаю гроши. Деньги ни при чем.– То есть… Нет, не надо. Не говори, что ты работаешь из любви к… этому. Умоляю, скажи, что это неправда.– Если не из любви – из чего еще? Что ты за человек? Сидишь тут, тычешь в меня пальцем. Я ему не сказала. А ты мне много рассказал? И где во всем этом место несчастным крошкам? То, что ты творишь, сродни издевательству над детьми, за которое полагается тюрьма.– Что сродни? О чем ты, ради всего святого?– Ах да. Господи. Подай на тарелочке, разжуй и в рот сунь. С меня хватит. Я ухожу. Навсегда. Дерьмо ты полное, вот ты кто.– Что? – Он медленно выпрямился. – Уходи. И не возвращайся.– Не вернусь, не надейся.– С чего бы это мне надеяться?– В самом деле – с чего бы?Они застыли друг напротив друга, лицом к лицу – если бы не разница в росте. Каждый ждал отступления противника. Хотя бы на дюйм. Анжела видела, что он борется с собой. Что-то обдумывает. Должно быть, пытается приспособить новое знание о ней к своим извращенным понятиям.Пусть убедится, что она действительно не вернется. Шагнув в сторону, Анжела сорвала простыню с портрета. Скосила глаза – у него поникли плечи. Перевела взгляд на собственное лицо, улыбавшееся ей с холста. Замерла. Разве такое возможно? Разве возможно увидеть ее изнутри, не понимая, что она такое? Он умудрился даже теток в глазах уловить, думала Анжела. Грустный портрет. Печальнее, чем она ожидала. Несмотря на улыбку. Что ж, прекрасно. Вот пусть такой ее и запомнит. Так она и сказала. И развернулась спиной, чтобы он не увидел ее мокрых щек.– Я собиралась рассказать тебе сегодня.– Анжела?– Все хорошо. У тебя своя дорога. У меня своя. Не о чем говорить.– Ты, наверное, потрясена тем, что я так потрясен. В моем возрасте, в наши времена и все такое. В смысле… это ведь то, с чем ты каждый день сталкиваешься. Для тебя это нормально.– Совершенно нормально.– Анжела. – Он приближался, нервно хрустя пальцами. – Скажи, тебе не приходила мысль, хоть на секунду, бросить свое занятие?– Ни на секунду.– Понятно. – Он был раздавлен. – Я буду переживать за тебя… волноваться. Там ведь страшные люди попадаются. Психопаты. Если тебе до сих пор везло…– Я общаюсь в основном с психопатами, такова уж работа. И справляюсь лучше многих других, так что переживать не стоит.Он заморгал, как напуганный енот. Анжела прекрасно понимала, что слегка красуется – не все так легко и просто, – однако и против правды она не погрешила. Минимум половина постояльцев были психопатами в свои лучшие времена. В худшие для них не нашлось бы названия. И что с того? Она ведь действительно с ними справляется. Но почему он выглядит таким потерянным? Анжела вспомнила Аниту, девочек и вновь ожесточилась.– Меня беспокоят твои девочки. Не смей подсаживать их на видео, чтобы заняться Анитой.– Да, но они любят смотреть мультики, пока я занимаюсь с Анитой.– Боже милостивый.Анжела рванулась к двери. Оставаться здесь она больше не могла – ни минуты. О чем думал Господь, одаривая такими ласковыми глазами человека с ледяным сердцем?– Анжела, если бы я попробовал… попытался принять тебя такой, какая ты есть. Принять с твоей профессией. Мы могли бы?.. – Он замолчал. – Я не хочу тебя потерять. – Пальцы нервно ерошили волосы. – Не хочу потерять. Только не знаю, что я могу сделать. – Он снова замолчал, устремив на нее взгляд, полный невысказанных обвинений. – Боже, я ведь думал, что влюбился в ангела. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с… ты знаешь.Анжела фыркнула. Кивнула на портрет:– Спасибо, хоть здесь одетой оставил.– А в чем дело? – с горечью парировал он. – Я тебя обманул? Наверное, учитывая твое ремесло. Вот, – Роберт вывалил из кармана монеты и банкноты, – достаточно? Будем считать, я расплатился. Твое время дорого стоит, а я не хочу мошенничать.Анжела смотрела, как катится к ногам упавшая монетка, в глазах ее стояли слезы.– Почему нет, Роберт? Ты ведь мошенничаешь со всеми подряд. Почему я должна быть исключением?Она выбежала из гостиной, перескочила мостки и помчалась по тропинке, так и не услышав страшного звука, что заглушил в ушах Роберта грохот захлопнувшейся двери.Скрежет несчастного, отчаявшегося, выжатого сердца. * * * Стив пошел вразнос, уже по-настоящему. Анжела достаточно долго проработала в приюте, чтобы распознать признаки истинной катастрофы. Спектакли здесь случались сплошь и рядом. Каждый день кто-нибудь распускал кулаки, колотился головой о стену. Угрожал покончить с собой, театрально чиркал лезвием по запястью. С подобными шоу справлялась сестра Кармел. В одиночку. С более сложными случаями справлялись скопом, но без привлечения настоятельницы. Вопли, стоны, суматоха не привлекали особого внимания.Но этот случай был совсем иной. Тот самый. Мэри Маргарет регулярно читала лекции о признаках настоящего припадка: глаза закатываются под веки так, что видны одни белки, все мышцы напряжены, кулаки и челюсти стиснуты, изо рта лезет пена, а тело монотонно раскачивается, время от времени бросаясь на что-нибудь твердое.У Стива все признаки были налицо: зрачки за веками, каменные мышцы и даже следы засохшей пены в уголках рта. Он громил трапезную, в щепки разносил стулья, переворачивал тяжелые дубовые столы. Сгусток энергии. Самовосстанавливающийся тайфун. Мэри Маргарет выгнала всех из трапезной, надеясь, что гроза сама собой утихнет, однако решила все же вызвать полицию. В своем кабинете она скрылась перед самым появлением Анжелы.– Что случилось? – спросила Анжела у сестры Кармел.– Мы сами не знаем, котик. Бедный мальчик. Все зовет какую-то Николя, а больше ничего понять нельзя. Вроде как нигде ее нет, этой девочки. Ты случайно не знаешь, кто это может быть?– Его сестра. – Анжела закусила губу.– И что еще ты нам можешь сообщить? – За ее спиной выросла Мэри Маргарет.Пока Анжела колебалась, настоятельница вцепилась ей в плечи и встряхнула. Безжалостно.– Если что-то знаешь – выкладывай. Хоть что-нибудь, за что зацепиться. Сколько можно повторять: вы должны использовать все – все! – что им дорого.Вот так оно и вышло. Под аккомпанемент воя Стива и грохота ни в чем не повинной мебели Анжела рассказала все, что ей было известно. Глаза Мэри Маргарет сужались с каждым ее словом. Анжела ничего не скрыла. Рассказала, как удерживала Стива на расстоянии от Николя лживыми обещаниями и как была тронута мечтой Николя открыть собственный косметический салон. Когда она замолчала, Мэри Маргарет закурила и посмотрела на сестру Кармел, как на сообщницу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40