https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/Grohe/
Какие-нибудь неприятности? – спрашивает Шери серьезно. Она не разделяет безразличия Блейна. Впрочем, мало кто обеспокоен. Большинство гостей на поляне давно привыкли к выходкам Викки и успешно делают вид, что ничего не случилось.
– С моей сестрой? – Блейн кивает. – С ней с самого рождения случилась большая неприятность. Это называется – избалованность.
Появляется запыхавшаяся Агнесс. Она подбегает ко мне и говорит:
– Мадемуазель, мадемуазель, они хотят, чтобы вы пришли. Вы должны идти.
– Кто хочет, чтобы я пришла? – удивляюсь я.
– Мадам Тибодо, – отвечает Агнесс. – И ее дочь. В дом. Они говорят, это срочно…
– Хорошо, – говорю я, откладывая в сторону салфетку. – И пойду, но… – И тут я потрясенно выдыхаю:
– Погоди-ка, Агнесс, ты говорила по-английски! Агнесс бледнеет, поняв, что ее поймали с поличным.
– Только не говорите мадемуазель Дезотель, – умоляет она.
Чаз улыбается, забавляясь ситуацией:
– Но если ты говоришь по-английски, зачем прикидывалась, что ничего не понимаешь?
Теперь Агнесс из белой становится пунцовой.
– Потому что она мне не нравится, – отвечает она, пожимая плечами. – И ее очень раздражает, что я не понимаю по-английски. А мне нравится ее злить.
Да…
– Хм, ладно, – говорю я. А Чазу и Шери добавляю: – Я скоро вернусь, ничего?
Шери плотно сжимает губы и вообще ничего не отвечает. А Чаз, проворно разливая вино по бокалам, бросает: – Иди. Агнесс поможет за тебя. Сможешь, Агнесс?
– Запросто, – отвечает та и начинает откупоривать бутылки с легкостью человека, набившего в этом руку.
Я больше не мешкаю. Обегаю длинный стол и направляюсь к дому, радуясь, что удалось сбежать из-под испепеляющего взгляда Шери… Ну зачем Люк ей все рассказал? Почему? Ну почему он рассказал ей, хотя только сегодня утром обещал, что не станет этого делать?
Ладно, положим, и я не сохранила его секрет…
Но ведь на него-то никто из-за этого секрета злиться не станет, как на меня.
Надо было, конечно, самой сообразить. Мужчинам нельзя доверять секреты. Ну да, мне тоже нельзя. Но я думала, что Люк не такой, как все парни. Я думала, ему можно доверить все что угодно…
Господи! А что еще он рассказал Шери? Он рассказал о… сами знаете о чем? Нет, конечно, нет. Если бы рассказал, она бы точно не смолчала. Она бы наплевала на всех этих дочерей американской революции и закричала: – ТЫ СДЕЛАЛА ЭНДИ ИЗ ЖАЛОСТИ МИНЕТ? ДА ТЫ С УМА СОШЛА!
Все это вертится у меня в голове, пока я бегу в дом и поднимаюсь по лестнице. По дороге я не замечаю никого и только на площадке второго этажа вижу Крейга. Он стучит в дверь и твердит:
– Вик. Впусти меня. Сейчас же.
– НЕТ! – с мукой в голосе кричит из-за двери Викки. – Ты не должен сейчас видеть меня! Уходи!
Я подхожу к нему, запыхавшись.
– Что случилось?
– Не знаю, – пожимая плечами, отвечает жених. – Что-то с ее платьем. Мне нельзя смотреть на него до свадьбы, иначе не будет счастья. Она меня не пускает.
Что-то с платьем? Я стучу в дверь.
– Викки, это я, Лиззи. Можно мне войти?
– Нет! – вопит Викки, но дверь тут же распахивается. Только открывает ее не Викки, а ее мама. Она хватает меня за плечо и втаскивает внутрь, а своему будущему зятю цедит сквозь зубы:
– Уходи, Крейг, пожалуйста, – и захлопывает дверь у пего перед носом.
Я оказываюсь в большой угловой комнате с розовыми стенами и огромной кроватью с балдахином. На диванчике рыдает Викки, а миссис де Вильер гладит свою племянницу по голове, пытаясь успокоить. Доминик почему-то очень злобно поглядывает на меня.
– Доминик говорит, ты умеешь шить. – Миссис Тибодо все еще удерживает меня за плечо. – Это правда?
– Ну, да, – говорю я, смутившись, – немного умею…
– Можешь сделать что-нибудь с этим? – Миссис Тибодо разворачивает меня, чтобы я могла взглянуть на ее дочь.
Викки поднимается с диванчика в… самом чудовищном свадебном платье, какие мне только доводилось видеть. Такое ощущение, что на нее набросилась целая кружевная фабрика. Кружева нашиты повсюду – на пышных рукавах… на вставке под горлом… свисают с корсета и юбки и толстыми пучками ниспадают до самого подола. О таком свадебном платье могут мечтать девочки… когда им лет девять.
– Что случилось? – спрашиваю я.
От этого Викки начинает рыдать еще сильнее.
– Видишь? – воет она своей матери. – Я так и знала! Миссис Тибодо прикусывает нижнюю губу.
– Я сказала ей, что все не так плохо. Но она так расстроена…
Я обхожу вокруг убитой горем невесты, чтобы взглянуть на платье со спины. Как я и подозревала, там пришит огромный кружевной шлейф. Хуже не придумаешь.
Мы переглядываемся с матерью Люка, и та лишь поднимает глаза к потолку.
Ничего не остается, кроме как признать правду:
– Плохо дело.
Викки издает душераздирающий всхлип.
– К-как ты могла допустить это, мама?
– Что? – возмущается миссис Тибодо. – Да я же тебя предупреждала! Я тебе все время твердила, не переусердствуй! Она сама придумала фасон, – поясняет миссис Тибодо для меня, – а парижская портниха сшила его вручную по эскизам Викки.
Так, это все объясняет. Любители не должны сами придумывать фасон. Особенно своего свадебного платья.
– Но я не хотела, чтобы оно было таким! – воет Викки. – На последней примерке оно казалось совсем другим!
– Я тебе говорила, – пеняет миссис Тибодо дочери, – я предлагала померить платье заранее. И я тебе говорила не добавлять все эти кружева! Но ты же не слушаешь. Ты все твердила, что будет красиво. И все просила побольше кружев.
– Я хотела что-то оригинальное, – рыдает Викки.
– Что ж, оно очень даже оригинально, – сухо вставляет миссис де Вильер.
– Вопрос в том, – впервые с момента моего появления подает голос Доминик, – можешь ли ты что-нибудь исправить?
– Я? – Я в панике оглядываю платье. – Исправить? Как?
– Избавиться от этого всего, – шмыгает Викки, приподнимая клочок кружев, свисающих с корсета.
Я подхожу ближе и разглядываю платье. И правда ручная работа – швы великолепные. Их практически невозможно распороть, не испортив при этом ткань.
– Не знаю, – с сомнением говорю я. – Тут все так надежно пришито. Если отпороть, могут остаться дырочки, и тогда платье вообще будет смотреться дико.
– Хуже, чем сейчас? – спрашивает Викки и поднимает руки, демонстрируя что-то вроде кружевных крыльев, пришитых к рукавам.
– Боже правый! – не удерживается мать Люка при виде крыльев.
Похоже, крылья добили и миссис Тибодо.
– Ты сможешь зашить дырки? – спрашивает она.
– К началу завтрашней свадьбы? – спрашивает миссис де Вильер все тем же суховатым тоном. – Джинни, опомнись. Даже профессиональная швея не успела бы.
– Лиззи вполне профессиональна, – вступает в разговор Доминик. – Жан-Люк не устает нахваливать ее многочисленные таланты.
Люк не перестает нахваливать меня? Мои многочисленные таланты? Какие таланты? О чем это Доминик?
– Правда? – Миссис де Вильер смотрит на меня с интересом. Мне трудно сказать, чем это вызвано – заявлением Доминик или тем, что я рассказала ей чуть раньше о тайной мечте ее сына.
– Жан-Люк говорит, что она сама шьет всю свою одежду, – продолжает Доминик. – И платье, которое на ней сейчас, она тоже сшила сама.
– Что? – я чуть не подпрыгиваю. – Нет! Это платье от Анне Фогарте, годов шестидесятых. Я его не шила.
– Не скромничай, Лиззи, – усмехается Доминик. – Жан-Люк мне все рассказал.
Да что она такое говорит? Что вообще происходит? Что такого Люк наговорил ей обо мне? И что Люк сказал Шери обо мне? Что это он ходит и всем болтает обо мне?
– Лиззи совсем не составит труда привести платье Виктории в должный вид, – продолжает Доминик.
– О! – Миссис Тибодо хлопает в ладоши, и в глазах ее блестят слезы – настоящие слезы. – Это правда, Лиззи? Ты сделаешь это?
Я перевожу взгляд с миссис Тибодо на миссис де Вильер и Доминик. Тут что-то происходит. И это, как я начинаю подозревать, больше всего касается Доминик, чем кого-либо еще.
– Как думаешь, ты сможешь его спасти, Лиззи? – озабоченно спрашивает миссис де Вильер.
Неужели Люк правда сказал, что у меня много талантов? Я не могу его подвести. Даже если он и заложил меня Шери.
– Посмотрю, что можно сделать, – неуверенно говорю я. – Я ничего не обещаю…
– Плевать, – заявляет Викки. – Просто не хочу выглядеть на своей свадьбе, как Стив Никс.
Я ее понимаю. Но все же…
– Снимай платье и отдай его Лиззи, – командует миссис Тибодо. – И переодевайся в свое платье для коктейля. Внизу ждут гости. Бог знает, что они подумали.
Я не стала говорить им, что большинство просто не обратили внимания на вопли Викки, поскольку она, похоже, слишком часто их издает.
Через минуту я стою, держа в руках охапку сатина и кружев.
– Сделай, что сможешь, – говорит мне миссис Тибодо, а Викки тем временем переодевается в платье скромного розового цвета, подправляет потекшую от слез косметику и выходит на лестничную площадку, где все это время ее спокойно поджидает Крейг.
– Хуже оно уже не будет, – добавляет мама Люка. И только Доминик, проходя мимо, добавляет:
– Удачи!
Замечаю злобный блеск в ее глазах и до меня доходит – хоть и запоздало: только что я выкопала себе глубокую-преглубокую яму и мне из нее не выбраться.
А лопату мне всучила Доминик.
Часть 3
Первая мировая война повинна в миллионах смертей, но, пожалуй, не одна из них не была столь заметной, как гибель довоенных конвенций. Целое поколение женщин, выполнявших мужскую работу в отсутствие мужчин, отправившихся на фронт, поняли: если мир стоит на пороге гибели, то они вполне могут начать пить, курить и делать все то, что им запрещалось на протяжении стольких веков.
Девушки, кинувшиеся в омут подобных занятий, словно мотыльки, размахивали крыльями свежеобретенной свободы. Несмотря на запреты родителей, они стригли коротко волосы, обрезали юбки до колен и тем самым мостили дорогу для законодателей моды последующих поколений (см.: Гвен Стефани – бренд L.A.M.B. и Бритни Спирс – плетеный топ).
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
21
Бесполезно держать что-то в секрете от того, у кого есть право знать это. Правда сама вылезет наружу.
Ральф Вальдо Эмерсон (1803–1882), американский эссеист, поэт и философ
Так. Ладно. Я смогу. Легко смогу это сделать. Нужно просто распороть швы. Швейный набор у меня с собой. Там есть специальные ножнички для швов. Отпорю кружева, а там посмотрим, с чем мы имеем дело. Все будет хорошо. Просто обязано. Иначе я испорчу невесте ее самый важный день в жизни. И не только – я подведу всех этих людей, которые были так добры ко мне.
Придется постараться. Порем. Ой, нет, так плохо. Попробуем лучше сзади, отпорем этот дурацкий шлейф. Порем. Да, так гораздо лучше.
Дело в том, что кое-кто очень хочет, чтобы у меня ничего не вышло. Это же очевидно. Именно поэтому Доминик так расхваливала меня. Люк, скорее всего, ничего и не говорил – порем – о моих талантах или о профессионализме. И как я могла повестись на это? Она это говорила только затем, чтобы мне труднее было отказаться.
А ей нужно было, чтобы я сказала «да» и все провалила.
Вот зачем – порем – ей нужно, чтобы я все провалила? Что я такого ей сделала? Я ведь была с ней очень даже мила.
Ладно, положим, я рассказала маме Люка о том, что он хочет стать врачом. И Доминик может немного злиться из-за этого, учитывая, как она мечтает перебраться в Париж.
Ну, еще я разболтала о планах превращения Мирака в липо-рекреационный отель.
Но я не говорила миссис де Вильер, что это была идея Доминик.
Тогда почему же она так подло поступила? Она не хуже меня знает, что это платье уже ничто не спасет. Даже Вера Ванг не смогла бы тут ничего сделать. И никто не смог бы. О чем только Викки думала? Как она вообще могла такое…
– Лиззи?
Это Чаз. Он у меня за дверью.
– Входи, – кричу я.
Он открывает дверь и просовывает внутрь голову.
– Эй, что делаешь? Ты нам нужна…
Но голос его постепенно затихает, по мере того как он оглядывает мою комнату и царящий в ней разгром. Снежные хлопья кружев лежат… повсюду.
– Тут что, Снежная королева взорвалась?
– Нет, тут ЧП со свадебным платьем, – говорю я, показывая наряд Викки.
– А кто выходит замуж? Бьорк?
– Очень смешно. В общем, не ждите меня у бара в ближайшее время. Я тут по горло занята.
– Сам вижу. Не сочти за обиду, Лиз… а ты хоть знаешь, как чинить свадебные платья?
Я изо всех сил сдерживаю слезы.
– Вот и посмотрим, – жизнерадостно заявляю я.
– Да уж, посмотрим. Ладно, не беспокойся, ты не многое пропустила там. Просто куча надутых индюков ходят и треплются о своих яхтах. А, кстати, что у вас с Шер происходит?
– Она узнала, что я на самом деле еще не получила диплом, – говорю я и стараюсь не шмыгать носом.
– И все? – Чаз с облегчением вздыхает. – По тому, как она рвет и мечет, я подумал, что ты что-то сказала о мистере Джингле. Знаешь, она до сих пор мучается чувством вины…
– Нет, я всего лишь не соизволила проинформировать ее, что до сих пор не написала дипломную работу. А она узнала об этом. Откуда-то.
Это мне хороший урок. Люк рассказал Шери о моих проблемах в университете. Но ведь и я разболтала его маме о том, что он хочет стать врачом.
Ну я-то ладно. Я просто физически не могу держать секреты при себе. А у него, интересно, какое оправдание?
– Не дописала диплом? Господи, какая ерунда, – отмахнулся Чаз. – Да ты его быстро накропаешь. Скажу Шери, чтобы остыла.
– Хорошо, – говорю я и шмыгаю. Чаз вопросительно смотрит на меня. – Аллергия, – поясняю я. – Правда. Спасибо, Чаз.
– Ладно, удачи. – Чаз задумчиво оглядывает комнату. – Похоже, она тебе понадобится.
Я снова всхлипываю, но потом беру себя в руки. Я смогу. Смогу. Я сто раз делала это в магазине, переделывала платья, которые никто не хотел брать – такие они были уродливые. Пара движений ножниц, бархатную розу сюда и сюда и… voil?! Parfait!
И нам потом удавалось продать их с пятидесятипроцентной скидкой.
Я заканчиваю отпарывать кружевные крылья, и в дверь снова стучат. Понятия не имею, сколько я уже работаю и который теперь час, но в маленькое окошко мне видно, что солнце уже садится, окрашивая небо в рубиновый цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– С моей сестрой? – Блейн кивает. – С ней с самого рождения случилась большая неприятность. Это называется – избалованность.
Появляется запыхавшаяся Агнесс. Она подбегает ко мне и говорит:
– Мадемуазель, мадемуазель, они хотят, чтобы вы пришли. Вы должны идти.
– Кто хочет, чтобы я пришла? – удивляюсь я.
– Мадам Тибодо, – отвечает Агнесс. – И ее дочь. В дом. Они говорят, это срочно…
– Хорошо, – говорю я, откладывая в сторону салфетку. – И пойду, но… – И тут я потрясенно выдыхаю:
– Погоди-ка, Агнесс, ты говорила по-английски! Агнесс бледнеет, поняв, что ее поймали с поличным.
– Только не говорите мадемуазель Дезотель, – умоляет она.
Чаз улыбается, забавляясь ситуацией:
– Но если ты говоришь по-английски, зачем прикидывалась, что ничего не понимаешь?
Теперь Агнесс из белой становится пунцовой.
– Потому что она мне не нравится, – отвечает она, пожимая плечами. – И ее очень раздражает, что я не понимаю по-английски. А мне нравится ее злить.
Да…
– Хм, ладно, – говорю я. А Чазу и Шери добавляю: – Я скоро вернусь, ничего?
Шери плотно сжимает губы и вообще ничего не отвечает. А Чаз, проворно разливая вино по бокалам, бросает: – Иди. Агнесс поможет за тебя. Сможешь, Агнесс?
– Запросто, – отвечает та и начинает откупоривать бутылки с легкостью человека, набившего в этом руку.
Я больше не мешкаю. Обегаю длинный стол и направляюсь к дому, радуясь, что удалось сбежать из-под испепеляющего взгляда Шери… Ну зачем Люк ей все рассказал? Почему? Ну почему он рассказал ей, хотя только сегодня утром обещал, что не станет этого делать?
Ладно, положим, и я не сохранила его секрет…
Но ведь на него-то никто из-за этого секрета злиться не станет, как на меня.
Надо было, конечно, самой сообразить. Мужчинам нельзя доверять секреты. Ну да, мне тоже нельзя. Но я думала, что Люк не такой, как все парни. Я думала, ему можно доверить все что угодно…
Господи! А что еще он рассказал Шери? Он рассказал о… сами знаете о чем? Нет, конечно, нет. Если бы рассказал, она бы точно не смолчала. Она бы наплевала на всех этих дочерей американской революции и закричала: – ТЫ СДЕЛАЛА ЭНДИ ИЗ ЖАЛОСТИ МИНЕТ? ДА ТЫ С УМА СОШЛА!
Все это вертится у меня в голове, пока я бегу в дом и поднимаюсь по лестнице. По дороге я не замечаю никого и только на площадке второго этажа вижу Крейга. Он стучит в дверь и твердит:
– Вик. Впусти меня. Сейчас же.
– НЕТ! – с мукой в голосе кричит из-за двери Викки. – Ты не должен сейчас видеть меня! Уходи!
Я подхожу к нему, запыхавшись.
– Что случилось?
– Не знаю, – пожимая плечами, отвечает жених. – Что-то с ее платьем. Мне нельзя смотреть на него до свадьбы, иначе не будет счастья. Она меня не пускает.
Что-то с платьем? Я стучу в дверь.
– Викки, это я, Лиззи. Можно мне войти?
– Нет! – вопит Викки, но дверь тут же распахивается. Только открывает ее не Викки, а ее мама. Она хватает меня за плечо и втаскивает внутрь, а своему будущему зятю цедит сквозь зубы:
– Уходи, Крейг, пожалуйста, – и захлопывает дверь у пего перед носом.
Я оказываюсь в большой угловой комнате с розовыми стенами и огромной кроватью с балдахином. На диванчике рыдает Викки, а миссис де Вильер гладит свою племянницу по голове, пытаясь успокоить. Доминик почему-то очень злобно поглядывает на меня.
– Доминик говорит, ты умеешь шить. – Миссис Тибодо все еще удерживает меня за плечо. – Это правда?
– Ну, да, – говорю я, смутившись, – немного умею…
– Можешь сделать что-нибудь с этим? – Миссис Тибодо разворачивает меня, чтобы я могла взглянуть на ее дочь.
Викки поднимается с диванчика в… самом чудовищном свадебном платье, какие мне только доводилось видеть. Такое ощущение, что на нее набросилась целая кружевная фабрика. Кружева нашиты повсюду – на пышных рукавах… на вставке под горлом… свисают с корсета и юбки и толстыми пучками ниспадают до самого подола. О таком свадебном платье могут мечтать девочки… когда им лет девять.
– Что случилось? – спрашиваю я.
От этого Викки начинает рыдать еще сильнее.
– Видишь? – воет она своей матери. – Я так и знала! Миссис Тибодо прикусывает нижнюю губу.
– Я сказала ей, что все не так плохо. Но она так расстроена…
Я обхожу вокруг убитой горем невесты, чтобы взглянуть на платье со спины. Как я и подозревала, там пришит огромный кружевной шлейф. Хуже не придумаешь.
Мы переглядываемся с матерью Люка, и та лишь поднимает глаза к потолку.
Ничего не остается, кроме как признать правду:
– Плохо дело.
Викки издает душераздирающий всхлип.
– К-как ты могла допустить это, мама?
– Что? – возмущается миссис Тибодо. – Да я же тебя предупреждала! Я тебе все время твердила, не переусердствуй! Она сама придумала фасон, – поясняет миссис Тибодо для меня, – а парижская портниха сшила его вручную по эскизам Викки.
Так, это все объясняет. Любители не должны сами придумывать фасон. Особенно своего свадебного платья.
– Но я не хотела, чтобы оно было таким! – воет Викки. – На последней примерке оно казалось совсем другим!
– Я тебе говорила, – пеняет миссис Тибодо дочери, – я предлагала померить платье заранее. И я тебе говорила не добавлять все эти кружева! Но ты же не слушаешь. Ты все твердила, что будет красиво. И все просила побольше кружев.
– Я хотела что-то оригинальное, – рыдает Викки.
– Что ж, оно очень даже оригинально, – сухо вставляет миссис де Вильер.
– Вопрос в том, – впервые с момента моего появления подает голос Доминик, – можешь ли ты что-нибудь исправить?
– Я? – Я в панике оглядываю платье. – Исправить? Как?
– Избавиться от этого всего, – шмыгает Викки, приподнимая клочок кружев, свисающих с корсета.
Я подхожу ближе и разглядываю платье. И правда ручная работа – швы великолепные. Их практически невозможно распороть, не испортив при этом ткань.
– Не знаю, – с сомнением говорю я. – Тут все так надежно пришито. Если отпороть, могут остаться дырочки, и тогда платье вообще будет смотреться дико.
– Хуже, чем сейчас? – спрашивает Викки и поднимает руки, демонстрируя что-то вроде кружевных крыльев, пришитых к рукавам.
– Боже правый! – не удерживается мать Люка при виде крыльев.
Похоже, крылья добили и миссис Тибодо.
– Ты сможешь зашить дырки? – спрашивает она.
– К началу завтрашней свадьбы? – спрашивает миссис де Вильер все тем же суховатым тоном. – Джинни, опомнись. Даже профессиональная швея не успела бы.
– Лиззи вполне профессиональна, – вступает в разговор Доминик. – Жан-Люк не устает нахваливать ее многочисленные таланты.
Люк не перестает нахваливать меня? Мои многочисленные таланты? Какие таланты? О чем это Доминик?
– Правда? – Миссис де Вильер смотрит на меня с интересом. Мне трудно сказать, чем это вызвано – заявлением Доминик или тем, что я рассказала ей чуть раньше о тайной мечте ее сына.
– Жан-Люк говорит, что она сама шьет всю свою одежду, – продолжает Доминик. – И платье, которое на ней сейчас, она тоже сшила сама.
– Что? – я чуть не подпрыгиваю. – Нет! Это платье от Анне Фогарте, годов шестидесятых. Я его не шила.
– Не скромничай, Лиззи, – усмехается Доминик. – Жан-Люк мне все рассказал.
Да что она такое говорит? Что вообще происходит? Что такого Люк наговорил ей обо мне? И что Люк сказал Шери обо мне? Что это он ходит и всем болтает обо мне?
– Лиззи совсем не составит труда привести платье Виктории в должный вид, – продолжает Доминик.
– О! – Миссис Тибодо хлопает в ладоши, и в глазах ее блестят слезы – настоящие слезы. – Это правда, Лиззи? Ты сделаешь это?
Я перевожу взгляд с миссис Тибодо на миссис де Вильер и Доминик. Тут что-то происходит. И это, как я начинаю подозревать, больше всего касается Доминик, чем кого-либо еще.
– Как думаешь, ты сможешь его спасти, Лиззи? – озабоченно спрашивает миссис де Вильер.
Неужели Люк правда сказал, что у меня много талантов? Я не могу его подвести. Даже если он и заложил меня Шери.
– Посмотрю, что можно сделать, – неуверенно говорю я. – Я ничего не обещаю…
– Плевать, – заявляет Викки. – Просто не хочу выглядеть на своей свадьбе, как Стив Никс.
Я ее понимаю. Но все же…
– Снимай платье и отдай его Лиззи, – командует миссис Тибодо. – И переодевайся в свое платье для коктейля. Внизу ждут гости. Бог знает, что они подумали.
Я не стала говорить им, что большинство просто не обратили внимания на вопли Викки, поскольку она, похоже, слишком часто их издает.
Через минуту я стою, держа в руках охапку сатина и кружев.
– Сделай, что сможешь, – говорит мне миссис Тибодо, а Викки тем временем переодевается в платье скромного розового цвета, подправляет потекшую от слез косметику и выходит на лестничную площадку, где все это время ее спокойно поджидает Крейг.
– Хуже оно уже не будет, – добавляет мама Люка. И только Доминик, проходя мимо, добавляет:
– Удачи!
Замечаю злобный блеск в ее глазах и до меня доходит – хоть и запоздало: только что я выкопала себе глубокую-преглубокую яму и мне из нее не выбраться.
А лопату мне всучила Доминик.
Часть 3
Первая мировая война повинна в миллионах смертей, но, пожалуй, не одна из них не была столь заметной, как гибель довоенных конвенций. Целое поколение женщин, выполнявших мужскую работу в отсутствие мужчин, отправившихся на фронт, поняли: если мир стоит на пороге гибели, то они вполне могут начать пить, курить и делать все то, что им запрещалось на протяжении стольких веков.
Девушки, кинувшиеся в омут подобных занятий, словно мотыльки, размахивали крыльями свежеобретенной свободы. Несмотря на запреты родителей, они стригли коротко волосы, обрезали юбки до колен и тем самым мостили дорогу для законодателей моды последующих поколений (см.: Гвен Стефани – бренд L.A.M.B. и Бритни Спирс – плетеный топ).
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
21
Бесполезно держать что-то в секрете от того, у кого есть право знать это. Правда сама вылезет наружу.
Ральф Вальдо Эмерсон (1803–1882), американский эссеист, поэт и философ
Так. Ладно. Я смогу. Легко смогу это сделать. Нужно просто распороть швы. Швейный набор у меня с собой. Там есть специальные ножнички для швов. Отпорю кружева, а там посмотрим, с чем мы имеем дело. Все будет хорошо. Просто обязано. Иначе я испорчу невесте ее самый важный день в жизни. И не только – я подведу всех этих людей, которые были так добры ко мне.
Придется постараться. Порем. Ой, нет, так плохо. Попробуем лучше сзади, отпорем этот дурацкий шлейф. Порем. Да, так гораздо лучше.
Дело в том, что кое-кто очень хочет, чтобы у меня ничего не вышло. Это же очевидно. Именно поэтому Доминик так расхваливала меня. Люк, скорее всего, ничего и не говорил – порем – о моих талантах или о профессионализме. И как я могла повестись на это? Она это говорила только затем, чтобы мне труднее было отказаться.
А ей нужно было, чтобы я сказала «да» и все провалила.
Вот зачем – порем – ей нужно, чтобы я все провалила? Что я такого ей сделала? Я ведь была с ней очень даже мила.
Ладно, положим, я рассказала маме Люка о том, что он хочет стать врачом. И Доминик может немного злиться из-за этого, учитывая, как она мечтает перебраться в Париж.
Ну, еще я разболтала о планах превращения Мирака в липо-рекреационный отель.
Но я не говорила миссис де Вильер, что это была идея Доминик.
Тогда почему же она так подло поступила? Она не хуже меня знает, что это платье уже ничто не спасет. Даже Вера Ванг не смогла бы тут ничего сделать. И никто не смог бы. О чем только Викки думала? Как она вообще могла такое…
– Лиззи?
Это Чаз. Он у меня за дверью.
– Входи, – кричу я.
Он открывает дверь и просовывает внутрь голову.
– Эй, что делаешь? Ты нам нужна…
Но голос его постепенно затихает, по мере того как он оглядывает мою комнату и царящий в ней разгром. Снежные хлопья кружев лежат… повсюду.
– Тут что, Снежная королева взорвалась?
– Нет, тут ЧП со свадебным платьем, – говорю я, показывая наряд Викки.
– А кто выходит замуж? Бьорк?
– Очень смешно. В общем, не ждите меня у бара в ближайшее время. Я тут по горло занята.
– Сам вижу. Не сочти за обиду, Лиз… а ты хоть знаешь, как чинить свадебные платья?
Я изо всех сил сдерживаю слезы.
– Вот и посмотрим, – жизнерадостно заявляю я.
– Да уж, посмотрим. Ладно, не беспокойся, ты не многое пропустила там. Просто куча надутых индюков ходят и треплются о своих яхтах. А, кстати, что у вас с Шер происходит?
– Она узнала, что я на самом деле еще не получила диплом, – говорю я и стараюсь не шмыгать носом.
– И все? – Чаз с облегчением вздыхает. – По тому, как она рвет и мечет, я подумал, что ты что-то сказала о мистере Джингле. Знаешь, она до сих пор мучается чувством вины…
– Нет, я всего лишь не соизволила проинформировать ее, что до сих пор не написала дипломную работу. А она узнала об этом. Откуда-то.
Это мне хороший урок. Люк рассказал Шери о моих проблемах в университете. Но ведь и я разболтала его маме о том, что он хочет стать врачом.
Ну я-то ладно. Я просто физически не могу держать секреты при себе. А у него, интересно, какое оправдание?
– Не дописала диплом? Господи, какая ерунда, – отмахнулся Чаз. – Да ты его быстро накропаешь. Скажу Шери, чтобы остыла.
– Хорошо, – говорю я и шмыгаю. Чаз вопросительно смотрит на меня. – Аллергия, – поясняю я. – Правда. Спасибо, Чаз.
– Ладно, удачи. – Чаз задумчиво оглядывает комнату. – Похоже, она тебе понадобится.
Я снова всхлипываю, но потом беру себя в руки. Я смогу. Смогу. Я сто раз делала это в магазине, переделывала платья, которые никто не хотел брать – такие они были уродливые. Пара движений ножниц, бархатную розу сюда и сюда и… voil?! Parfait!
И нам потом удавалось продать их с пятидесятипроцентной скидкой.
Я заканчиваю отпарывать кружевные крылья, и в дверь снова стучат. Понятия не имею, сколько я уже работаю и который теперь час, но в маленькое окошко мне видно, что солнце уже садится, окрашивая небо в рубиновый цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31