Чего еще недостает?
— Ну… я бы сняла бигуди. Она смеется.
— Вы само совершенство.
Я быстро оглядываю ее напоследок.
— Только вот…
— Что?
— У вас есть «танга»?
Миссис N. снова смотрит в зеркало.
— О Боже! Вы правы.
Она принимается рыться в пластиковых пакетах, сложенных в ящичке с бельем.
— По-моему, мистер N. подарил мне пару во время нашего медового месяца. Блестяще! Просто блестяще! Вот они!
Она поднимает шикарные тонкие черные трусики от Ла Перла, с кремовой шелковой вышивкой. От души надеюсь, что это ее собственные.
В дверь звонят.
— НЯЯЯНЯ! Пиццу принесли.
— Спасибо, Грейер, — откликаюсь я.
— Сойдут и такие. Я готова. Большое спасибо.
Когда мы с Грейером умяли половину средней пиццы, я достала из рюкзака маленькую картонную коробочку.
— А сейчас десерт в честь Валентинова дня!
В коробочке лежат два шоколадных кекса, украшенных красными сердечками. Грейер тихо ахает при виде такого отступления от нарезанных фруктов и соевых печений. Я наливаю два стакана молока, и мы принимаемся за дело.
— А что это у вас?
Мы застываем, не донеся кексы до ртов.
— Няня пвинесла ошобые кексы на Ваентинов день, — оправдывается Грейер, принимаясь тем не менее жевать.
Миссис N. собрала длинные волосы в свободный узел и наложила косметику. И стала почти красавицей.
— О, как мило! Ты поблагодарил няню?
— Спашибо, — шепелявит он, обдавая меня фонтаном крошек.
— Машина должна подъехать с минуты на минуту.
Она присаживается на край банкетки, натянутая как струна, напряженно прислушиваясь, не раздастся ли жужжание домофона. И при этом очень похожа на меня — старшеклассницу, разодетую, ожидающую звонка, чтобы узнать, чьи родители уехали за город, где мы встречаемся и где будет он.
Мы смущенно доедаем кексы, пока она изнывает от волнения.
— Что ж… — Она встает, как только я начинаю вытирать мордочку Гровера. — Подожду в кабинете. Не позовете ли меня, когда зазвонит домофон?
Она уходит, украдкой оглядываясь на домофон.
— Давай полетаем, няня, ну пожалуйста!
Он поднимает руки и принимается описывать круги вокруг меня, но я стоически мою тарелки.
— Грейер, по-моему, ты немного переел. Лучше достань свои раскраски, и мы посидим здесь, чтобы услышать звонок домофона.
Следующий час мы молча раскрашиваем книжки, передавая друг другу фломастеры, то и дело поглядывая на безмолвный домофон.
В восемь часов миссис N. зовет меня в кабинет. Она сидит на краю офисного кресла. На столе — старый «Вог». На подлокотнике — норка.
— Няня, не позвоните Джастин? Может, она знает что-то. Телефон — в списке самых неотложных, в кладовой.
— Конечно, сейчас.
В офисе никто не отвечает, поэтому я набираю номер сотового.
— Алло?
Где-то на другом конце звякают столовые приборы, и мне стыдно, что я мешаю праздничному ужину.
— Алло, Джастин? Это Нэн, няня Грейера. Простите, что беспокою вас, но мистер N. запаздывает, и я хотела бы спросить… может, вы знаете номер его рейса.
— Все осталось там, в офисе…
— Миссис N. немного тревожится, — настаиваю я, пытаясь донести до нее всю безотлагательность ситуации.
— Няня! Не могу найти красный фломастер! — взывает Грейер с банкетки.
— Послушайте… я уверена, что он скоро даст о себе знать. Следует пауза, в продолжение которой я слышу нарастающий шум ресторанного веселья.
— Простите, няня, я ничем не могу вам помочь…
И тут меня осеняет. Я знаю, просто нюхом чувствую, Что происходит!
— Няяяня! Мне нужен красный фломастер! Без него не получается!
— Ладно, спасибо.
— Ну? — спрашивает миссис N. из-за спины.
— Джастин не на работе и не помнит, когда он должен прилететь.
Я поспешно отхожу и принимаюсь рыться в ведерке с фломастерами. Грейер усердно корпит над раскраской.
Может, я не то делаю? Может, нужно сказать что-то? Но что? Какие у меня факты? Предположим, я знаю, что мисс Чикаго месяц назад была здесь, но с тех пор все могло измениться. Откуда мне известно, что дело не в опоздании?
— Почему бы вам не включить канал «Погода»? — предлагаю я, наклоняясь, чтобы поднять закатившийся под скамью красный фломастер. — Может, О'Хара не принимает самолеты?
Я кладу фломастер рядом с кулачком Грейера и выпрямляюсь.
— Сейчас я позвоню в аэропорт. Рейсом какой компании он летел?
— Джастин знает. И заодно позвоните в «Лютецию» и предупредите, чтобы они никому не отдавали наш столик.
Она почти бежит к библиотеке. Грейер вскакивает и мчится за ней.
Трижды мне сообщают, что абонент недоступен, но поскольку Джастин бросила меня на произвол судьбы, продолжаю звонить до тех пор, пока она не откликается. В трубке бьется раздраженный голос:
— Алло?!
— Джастин, мне ужасно жаль, но рейсом какой компании он летит?
— «Американ». Только, Нэн… я на вашем месте не стала бы… — Ее голос обрывается.
— Что?!
— Он обязательно позвонит. Я не стала бы беспокоиться…
— Поняла. Что же, спасибо, до свидания.
Я получаю номер по справочной, потому что не знаю, как дальше быть.
— Здравствуйте, спасибо за то, что позвонили в «Американ эрлайнз». С вами говорит Венди. Чем могу помочь?
— Здравствуйте. Я хотела бы узнать, задерживались ли сегодня вечером какие-нибудь рейсы из Чикаго в Нью-Йорк и не изменил ли номер рейса пассажир N.?
— Простите, но мы не даем информации по отдельным пассажирам.
— В таком случае скажите хотя бы, все ли самолеты вылетели по расписанию?
— Минутку. Я проверю.
Включается другой канал.
— Здравствуйте, это квартира N. Могу я спросить, кто звонит?
— Кто это? — звучит мужской голос.
— Привет, это няня…
— Кто?
— Няня…
— Не важно. Послушайте, передайте миссис N., что в Чикаго снегопад и самолеты не выпускают. Позвоню завтра.
— Но она наверняка хотела бы поговорить…
— Сейчас не могу.
Короткие гудки.
Я переключаюсь на другой канал.
— Алло, мисс! Сегодня рейсы не задерживались. Все самолеты принимались строго по расписанию.
— Спасибо, — вздыхаю я, вешая трубку. Черт! Черт!! Черт!!!
Я медленно прохожу через гостиную и подсматриваю из-за двери библиотеки, как миссис N. и Грейер, сидящие на синем кожаном диване, изучают погоду на Среднем Западе.
«Оставайтесь с нами, потому что после перерыва на рекламу мы свяжемся с Синди из Литл-Спрингс, которая расскажет, что делается на ее заднем крылечке», — вещает из телевизора задорный голосок.
Мне становится дурно.
— Няня!
Она летит ко мне, едва не сбивая с ног.
— Меня только сейчас осенило: позвоните Джастин и узнайте телефон его отеля. Погода хорошая; может, совещание затянулось?
— Э… собственно говоря, мистер N. только что позвонил по другой линии, пока я ждала ответа справочной авиакомпании, и сказал именно это — совещание затянулась. Передал, что позвонит завтра вечером и… э…
Она повелительно поднимает руку, чтобы заставить меня замолчать.
— Почему вы не пришли за мной?
— Э… он сказал, что должен идти…
— Понятно, — цедит она, поджимая губы. — И что еще он сказал?
Я чувствую, как по спине катится пот.
— Он сказал… э… что проведет ночь в Чикаго.
И поспешно отвожу глаза. Она делает шаг навстречу.
— Няня. Я хочу. Услышать от вас. Дословно. Что он сказал. «Пожалуйста, не заставляй меня делать это…»
— Итак?
Она ждет ответа.
— Он сказал, что в Чикаго снег и что он позвонит вам завтра, — тихо отвечаю я.
Она содрогается. Я вскидываю голову, но у нее такой вид, словно я только что ударила ее по лицу. Поэтому я поспешно опускаю глаза и начинаю рассматривать пол. Она идет в библиотеку, поднимает пульт и выключает телевизор, ввергая комнату в темноту и немоту. И эта стройная фигурка долго остается без движения, освещенная лишь огнями Парк-авеню. Красное шелковое платье чуть поблескивает, едва оттененное синей мебелью. Ее рука все еще стискивает пульт.
Грейер не сводит с меня широко раскрытых вопроси тельных глаз, и я спохватываюсь:
— Пойдем, Грейер. Тебе пора спать.
Я протягиваю ему руку, он сползает с дивана и без единого слова протеста следует за мной. Пока мы чистим зубы и надеваем пижаму, он кажется необычайно притихшим. Чтобы немного подбодрить его, я читаю «Мейзи ложится спать», историю о маленькой мышке.
— Мейзи почистила зубы. А Грейер почистил зубы?
— Да.
— Мейзи умылась. А Грейер умылся?
— Да.
И так далее и тому подобное, пока он не зевает и не закрывает глаза. Я встаю, целую его в лоб и, вдруг сообразив, что он вцепился в мой свитер, осторожно разгибаю маленькие пальчики.
— Спокойной ночи, Гровер.
Закрываю дверь, нерешительно выхожу в холодный серый свет мраморного фойе.
— Миссис N.! Я ухожу. Вы слышите?
Молчание.
Я бреду длинным темным коридором, через бесконечные жаркие озерца света, озаряющего картины, к ее спальне. Дверь открыта.
— Миссис N.?
Я вхожу в спальню и слышу приглушенный плач из гардеробной.
— Э… миссис N., Грейер спит. Вам ничего не нужно? Молчание.
— Я должна идти.
Я стою прямо напротив двери и слушаю тихие всхлипывания. Сердце сжимается, как представлю ее, свернувшуюся комочком на полу в своем нарядном вечернем платье.
— Няня, — доносится вымученно-жизнерадостный голос, — это вы?
— Да.
Я собираю пустые бокалы, стараясь не звякнуть стеклом.
— Вы уже уходите? Хорошо, увидимся завтра.
— Э… тут еще осталась пицца. Хотите, разогрею?
— Нет, не стоит. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Я иду длинным бежевым коридором на кухню, кладу бокалы в раковину и на всякий случай вынимаю фруктовую тарелку. Пожалуй, лучше сначала спуститься вниз, прежде чем отменить заказ в ресторане.
Возвращаюсь в холл, хватаю куртку и ботинки и вынимаю из кармана коляски сердце Грейера, роняющее красные блестки. Встаю на колени, собираю блестки и вместе с сердцем сую в рюкзак.
Ее тихие рыдания сменяются тонким жалобным воем, и я осторожно закрываю за собой дверь.
Глава 7
С ПРИСКОРБИЕМ УВЕДОМЛЯЕМ ВАС
Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому как потерянные…
Л.Н. Толстой. Анна Каренина
В понедельник, в полдень, я стою во дворе детского сада, наблюдая, как миссис Баттерс гладит по головкам своих закутанных питомцев, прежде чем передать ожидающим няням. Где же Грейер?
— Миссис Баттерс, — зову я.
— Да?
— Грейер был сегодня в саду?
— Нет, — сообщает она, широко улыбаясь.
— Ладно, спасибо.
— Не за что.
— Что же, тогда…
Она кивает, показывая этим, что продуктивный обмен мнениями закончен, и вперевалочку ковыляет в здание. Ветер развевает шарф, составленный из бархатных лоскутков. Я нерешительно переминаюсь, не зная, как поступить. Лезу в карман за сотовым и едва не падаю от сильного удара по ноге. Поворачиваюсь и вижу миниатюрную женщину, почти карлицу, укоризненно качающую головой в адрес очень крупного мальчишки, скорчившегося в грозной стойке карате.
— Нет, Дарвин, так нельзя! Нехорошо драться с людьми!
— Где Грейер? Я хочу поиграть с его игрушками!
— Простите, чем могу помочь? — спрашиваю я, потирая ногу.
Няня осторожно отрывает пальцы мальчишки от своего лица.
— Я Сайма. А это Дарвин. Сегодня мы должны были играть с Грейером.
— Я хочу увидеть его игрушки. СЕЙЧАС!!! — орет ее питомец, яростно демонстрируя приемы карате.
— Рада познакомиться, Сайма. Я Нэн. Похоже, Грейер остался сегодня дома, но я не знала, что к нему должны были прийти. Сейчас позвоню его матери.
Я набираю номер, но слышу автоответчик и отключаюсь.
— В таком случае едем домой, — решаю я, пытаясь улыбнуться, хотя на сердце тревожно. Кто знает, что мы увидим дома?!
Я помогаю Сайме нести сумку Дарвина, и мы пробираемся через слякоть к дому 721. Я с первого взгляда проникаюсь к Дарвину искренней неприязнью, и хотя провела в его обществе всего три минуты, то и дело морщусь. Сайма же, по-видимому, обладает бесконечным терпением и делает все возможное, чтобы уклониться от его ударов.
Я сую ключ в замочную скважину, медленно открываю дверь и зову:
— Привет, я здесь, с Дарвином и Саймой!
— О Господи! — ахает Сайма, оглядываясь. Аромат роз почти невыносим. После неудавшегося Валентинова дня, когда мистер N. не вернулся из деловой поездки, ставшей самой длинной в истории семьи, он в свое отсутствие каждое утро посылает жене две дюжины роз на длинных стеблях. Миссис N. отказывается ставить их в своих комнатах, но и выбрасывать, похоже, не собирается. Более тридцати ваз теснятся в гостиной, столовой и кухне. Несмотря на то что кондиционер включен, он только разносит навязчивый запах по квартире. Судя по тому, что я почерпнула из прилагаемых к букетам карточек, мистер N пообещал на этот уик-энд отвезти жену и ребенка к родным в Коннектикут, а это означает, что у меня было бы два божественных выходных. Первых с того памятного Валентинова дня.
— ГРЕЙЕР!!! ГРЕЙЕРРР!!! — завопил Дарвин во все горло, прежде чем сорвал с себя пальтишко и ринулся к комнате Грейера.
— Пожалуйста, снимайте куртку и садитесь. Я пойду узнаю, где мать Грейера, и дам знать, что мы пришли.
Я кладу сумку Дарвина рядом со скамьей и снимаю сапоги.
— Ничего, спасибо, я останусь в куртке.
Судя по улыбке, мне нет нужды объяснять ей, как в доме появилась оранжерея. Я с трудом пробираюсь между ваз к кабинету миссис N., но там никого нет. Следую на звук гиеньего хохота в комнату Грейера, где его кровать служит баррикадой в войне между одетым в пижаму хозяином и Дарвином.
— Привет, Гровер.
Но он сосредоточенно бомбардирует гостя плюшевыми игрушками и так увлекся, что почти не замечает меня.
— Нэн, я есть хочу. Где мой завтрак?
— Хочешь сказать, ленч? А где твоя мама? Он ловко уклоняется от летящей лягушки.
— Не знаю. И не ленч, а завтрак. Ха!
Я нахожу Конни в кабинете мистера N., где она превращает в диван бывший форт Грейера. Такого разгрома в этой квартире я еще не видела. На полу выстроились тарелочки с объедками пиццы, а рядом разбросаны вынутые из футляров кассеты с диснеевскими мультиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38