— Ким, я влюбился в тебя — ты ведь догадывалась, правда? — но в то время мне казалось, что я должен жениться разумно, а разве назовешь разумной женитьбу на никому не известной девушке вроде тебя? Мне очень этого хотелось, Ким, — его голос становился все более настойчивым. — Верь мне, Ким! Но приходилось думать о своей профессии, и был человек, который хотел, чтобы я женился на его дочери… Он очень много сделал для меня, помог мне забраться на вершину…
— И вы женились на ней? — холодно поинтересовалась Ким, словно только из любопытства. — Вы в конце концов отблагодарили его и теперь очень счастливы со своей женой?
Малтраверз покачал головой.
— Когда дело дошло до свадьбы, я не смог решиться, — признался он. — Думаю, из-за тебя… Из-за того, что ты сделала со мной за коротких три года! — Протянув руку, Малтраверз дотронулся до блестящего локона на ее щеке, но она поспешно отпрянула, и он криво улыбнулся. — Ким, я позволил тебе уйти, — внезапно простонал он, — и как я теперь об этом жалею! Неужели слишком поздно исправить ошибку? Я с трудом поверил своему везению, когда столкнулся с тобой в ту ночь, и с тех пор ни о чем другом не думаю. Чистая правда! Сегодня, садясь в поезд, я ликовал, как школьник, отправляющийся на каникулы…
— Вы проделали этот путь, чтобы осмотреть миссис Фейбер, — напомнила ему Ким.
— Да, конечно. Но еще и для того, чтобы снова увидеть тебя, Ким! — Он осмелился опять приблизиться на шаг. — Если я смиренно взмолюсь о прощении… Если я попрошу тебя забыть о прошлом и согласиться видеться со мной иногда… Только иногда! Мы могли бы опять узнать друг друга, вновь пережить то, что было! У тебя же будет какое-то свободное время, да и я теперь не так занят. Сам себе хозяин. Я даже мог бы встретить тебя на полдороге, чтобы тебе не ехать одной до Лондона!
В старые времена такая уступка поразила бы Ким, но теперь она осталась совершенно равнодушной. И хотя еще два года тому назад она ни за что бы не поверила, что будет с ним так говорить, произнесла:
— Время не повернуть вспять. — Пусть банально, но зато правда… Истинная правда, как теперь она хорошо знала. Хотя, наверное, она стала гораздо взрослее, чем была, когда он появился на ее горизонте, заслонив собою даже солнце. — Время не повернуть вспять, и у меня нет ни малейшего желания это делать. Я уже пришла в себя и никогда не захочу вернуться назад… Признаюсь, я когда-то была в вас влюблена, — сказала она, вытягивая из вазы цветок и нервно теребя его. — Или мне казалось, что влюблена. Но я справилась с этим чувством… Мне пришлось… — напомнила она ему.
Его смуглое лицо вспыхнуло.
— Прости меня, Ким, — тихо сказал он.
Она почувствовала, как все это должно быть для него унизительно, и ей захотелось, чтобы у доктора не создалось впечатления, будто она испытывает к нему давно затаенную обиду. Ким показалось, что опять раздался шум в коридоре, и она решила закончить тяжелый разговор как можно скорее, прежде чем кто-нибудь нагрянет и удивится, что такая известная личность из Лондона тайком беседует с мисс Ловатт в ее гостиной. Ким заговорила быстро и твердо.
— Вам не в чем винить себя… совершенно не в чем! — заверила она. — Я даже благодарна вам, потому что все равно ничего бы не вышло, если бы… если бы вы по-другому повели себя со мной два года тому назад. Зато теперь я получила какой-то жизненный опыт. Я была молода и глупа да к тому же одинока… Мне льстило ваше внимание, потому что я работала у человека, вокруг которого была какая-то аура… — Она слегка улыбнулась. — Вокруг врачей всегда есть какой-то блеск, особенно это касается тех, кто, сразу видно, далеко пойдет и уже имеет практику на Харли-Стрит и все такое…
Вид у него был очень мрачный.
— И ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты чувствовала ко мне только это? — спросил он. — Ты ведь хотела выйти за меня?
— Да. — Лицо ее пылало.
— И в том, что мы не поженились, виноват только я. Так неужели ты думаешь, я поверю, что сейчас, три года спустя, ты горько раскаиваешься в своем чувстве? Что блеск исчез, и перед лицом холодной, жестокой реальности ты сожалеешь, что не дождалась… кого-то другого!
— Нет. — Она еще больше раскраснелась. — Конечно, нет!
— Тогда, если нет никого, кто имеет больше влияния на тебя, чем когда-то имел я, чей блеск не потускнеет и кто в большей степени отвечает твоим теперешним более зрелым вкусам, у меня все же есть шанс снова завоевать тебя. Не так ли?
— Нет, простите, Ральф, но вы не…
— Значит, все-таки кто-то есть?
На этот раз из коридора не донеслось ни звука. Просто открылась дверь, и на пороге появился Гидеон Фейбер, который смотрел на них, слегка приподняв одну бровь. На нем были заляпанные грязью сапоги для верховой езды, лицо блестело от пота после интенсивной прогулки, но серые глаза смотрели жестко. Рот был сурово сжат.
— Простите, что не встретил вас, доктор, — сказал он. — Мы ждали вас часом позже. Брату пришлось вернуться в Лондон, а сестра куда-то исчезла… Но я вижу, что мисс Ловатт заменила нас!
— Мы с мисс Ловатт старые друзья, — надменно произнес доктор. — И я воспользовался возможностью, чтобы поговорить с ней.
— Насколько я понимаю, это должно быть приятно для мисс Ловатт, — прокомментировал мистер Фейбер без тени улыбки.
— В первую очередь для меня, — заверил его доктор Малтраверз, а затем заговорил о причине своего приезда. — Я уже осмотрел вашу мать и нахожу, что состояние ее значительно улучшилось. Я даже думаю, дело теперь совсем хорошо пойдет при условии, что ей не позволят перенапрягаться. В этой связи я считаю — мисс Ловатт прекрасно подойдет ей для компании. Она сможет быть своего рода сторожем, не раздражающим больную.
Гидеон кивнул, однако для простого согласия выражение его лица было чересчур суровым.
— Полагаю, именно этот вопрос вы и обсуждали? — сказал он. — Выздоровление моей матери и роль мисс Ловатт в улучшении ее самочувствия?
Доктор Малтраверз ответил не сразу, а когда заговорил, то голос его звучал очень тихо.
— Мисс Ловатт была в комнате, когда я осматривал миссис Фейбер. Естественно, мы обсуждали больную. Миссис Фейбер ведь очень привязалась к своему секретарю. Она даже пожелала, чтобы мисс Ловатт не покидала комнаты, когда я появился.
— Ничего удивительного, — заметил Гидеон. — У всех, у кого служила мисс Ловатт, появляется какая-то привязанность к ней, или так, по крайней мере, мне показалось. Должно быть, она обладает исключительными качествами.
— Полагаю, ваша мать такого же мнения. — Доктор Малтраверз был краток.
Гидеон бросил небрежный взгляд в сторону Ким.
— Я увожу доктора в библиотеку, чтобы выпить чего-нибудь, — сказал он. — Думаю, вы присоединитесь к нам за вторым завтраком. Как обычно.
— Если только вы не предпочтете, чтобы я осталась здесь, — ответила Ким, почувствовав в горле какой-то ком, который не смогла проглотить.
Гидеон пожал плечами.
— Поступайте, как сочтете нужным. Думаю, этот вопрос мы с вами выяснили при вашем приезде. Вы можете обедать одна или со всей семьей… это абсолютно неважно. То есть для меня это не имеет никакого значения, вы вольны поступать, как пожелаете.
Доктору Малтраверзу сказанное, видимо, не пришлось по вкусу, но Ким быстро ответила:
— В таком случае, я принесу завтрак сюда. В столовой и так соберется большое общество, если доктор Давенпорт останется на ленч, да и слугам будет легче.
Гидеон вновь пожал плечами.
— Как хотите.
Когда мужчины вышли из комнаты, Ким подошла к окну, чтобы остудить разгоряченное лицо. Она прижалась лбом к стеклу, пытаясь разглядеть сквозь туман террасу и задавая себе вопрос: действительно ли Гидеон старался унизить ее в присутствии Ральфа Малтраверза… Или ему просто не пришло в голову, что он унижает ее?
Она еще раз повидалась с кардиологом перед его отъездом, когда он специально поднялся к ней в гостиную, чтобы попрощаться. От утренней живости в нем не осталось и следа, и ленч ему вряд ли понравился. Он энергично высказался по поводу Гидеона Фейбера, который, по его мнению, не очень далеко ушел от законченного хама. Только хам мог сказать молодой женщине, служившей в его доме, что ее не очень ждут за семейным столом, и Малтраверз не мог понять, как Ким мирится с этим.
— Если он так обращается с тобой в моем присутствии, то как же он ведет себя, если рядом нет никого из гостей?
Ким смотрела на ковер, рисуя носком туфельки узор.
— Мне не на что жаловаться, — ответила она.
Малтраверз удивился.
— В таком случае, я тебя не понимаю… будь у меня хоть малейшее представление, что здесь с тобой так обращаются, мы бы отправились поесть в какую-нибудь ближайшую гостиницу и прекрасно провели бы время.
— Сомневаюсь, что получила бы разрешение отлучиться, — сказала Ким, чувствуя уверенность в обратном. Он еще больше удивился.
— Тогда почему ты не уйдешь отсюда? Ты не раба… Этот человек — мужлан, у которого слишком много денег. Живет как феодал в окружении своих родственников. Давенпорт говорил мне, что их не назовешь дружным семейством. Единственный человек здесь — это старая дама. Она мне понравилась, потому что симпатизирует тебе. Все, кому ты нравишься, моя дорогая Ким, сразу завоевывают мою симпатию.
Ким улыбнулась ему.
— Спасибо, Ральф, — сказала она. — Вы очень добры. — На лице ее промелькнула легкая грусть. — Мне жаль, что между нами все изменилось… то есть мне не хочется, чтобы вы думали, будто я затаила на вас обиду. А что касается Гидеона Фейбера, то он не всегда ведет себя как мужлан. Он умеет быть очень добрым и внимательным. Даже его мать сознает, что он не всегда говорит то, что имеет в виду, а желание подвергать все критике — это только маска.
Доктор Малтраверз взглянул на нее слегка насмешливо.
— Кажется, ты довольно хорошо его изучила, — заметил он. — Ну и как ты находишь этот предмет? Интересным?
— Очень интересным. — Она встретилась с его взглядом и тут же отвела глаза. — Когда я приехала сюда, здесь были только он… и миссис Фейбер, конечно. Поначалу я решила, что он третирует свою мать, но потом поняла, что все это напускное. Когда она заболела, он был очень расстроен… больше всех в этом доме. — Ким вспомнила, как он держал книгу вверх ногами в библиотеке. — Пока его не знаешь, о нем нельзя судить.
— И ты думаешь, что теперь ты его знаешь лучше?
— Немного лучше, чем в первые дни.
Малтраверз вздохнул, затем улыбнулся, и в его улыбке читалась насмешка и сожаление.
— Да, конечно, все люди разные, и некоторое из нас, как открытая книга, а другие — нет. Но я надеюсь, ты не станешь воображать, будто полностью знаешь содержание книги, когда прочитала всего лишь главу. Фейбер — тяжелый человек, и братец его тоже такой. Стоит только взглянуть на портрет их отца в столовой, чтобы сразу понять, какой тот был кремень… отсюда все богатство. Смотри, не разбейся о гранитную глыбу.
— Постараюсь, — сказала Ким.
Когда подошло время отъезда, Малтраверз попросил Ким проводить его до машины. У Гидеона Фейбера были какие-то срочные дела, и она оказалась единственной провожающей. Из-за того, что он сделал ей подарок — правда немного запоздалый, — сказав о намерении жениться на ней, она не побоялась неприятных моментов, которые могли возникнуть при прощании, и помахала вслед уносившейся вдаль машине. Его последние слова все еще звенели у нее в ушах:
— Свяжись со мной, если что-нибудь будет не так. — Интересно, что он имел в виду. — Даже, если ты не выйдешь за меня замуж, мне понадобится секретарша… та, что работает сейчас, выходит замуж через несколько недель!
Когда автомобиль скрылся за воротами, Ким поднялась по ступенькам террасы и вошла в дом. Из кабинета в холл вышел Фейбер, было видно, что он собрался уходить. Он был в толстом твидовом пальто, как всегда, без шляпы и натягивал перчатки. Его волосы красиво блестели.
— Сегодня приезжает моя племянница, она как раз успеет к обеду, — сказал он, проходя мимо. — Я еду в Фэллоу-филд уговорить миссис Флеминг тоже пообедать с нами.
С минуту Ким стояла в нерешительности, а затем сказала ему вслед:
— Это значит, что мне лучше обедать наверху?
Серые глаза смотрели на нее с ледяным безразличием, Ким словно окатило холодной водой.
— Решайте сами, — сказал он. — С отъездом брата у нас не хватает одного мужчины, но сегодня с нами будут обедать доктор Давенпорт и Боб Дункан. Племянница, сестра и миссис Флеминг уравновесят это число, но будет еще и миссис Давенпорт, поэтому равновесие все-таки будет нарушено. В общем, я думаю, вам лучше обедать наверху… А потом вы могли бы посидеть немного с моей матерью. Уверен, она только обрадуется.
— Хорошо, мистер Фейбер, — сказала Ким, надеясь, что он не заметил, как у нее медленно начало подниматься от горла к подбородку алое пятно, заливая лицо до самых бровей. И еще она надеялась, что выглядит так, будто приняла новый порядок, который внезапно завели в Мертон-Холле, и тот факт, что теперь она отстранена твердой рукой на задворки, где и подобает находиться служащим, показался ей вполне естественным.
Глава ТРИНАДЦАТАЯ
Перед чаем Ким посидела недолго с миссис Фейбер, затем удалилась в свою комнату, где к ней присоединились собаки и разделили с ней одинокую трапезу. Джессика явно страдала от недостатка физических упражнений, и Ким решила отвести ее и Макензи на прогулку, прежде чем стемнеет. Она выходила из леса, окаймлявшего озеро, когда к парадной двери подкатила машина с Ферн Хансуорт и ее матерью.
Секунду спустя к парадной лестнице подкатила и машина Гидеона Фейбера — неброский, но мощный «бентли», — которую он водил, когда приезжал домой. Когда Ким вошла в холл, вся семья была здесь, а Ферн висела на руке своего дяди, ласково заглядывая ему в глаза. К большому своему удивлению Ким увидела совсем другого Гидеона Фейбера, который отвечал на умоляющий взгляд племянницы. Взглянув на дочь Нериссы, Ким поняла, что более очаровательного создания ей видеть не приходилось — девушка была одета в мягкое леопардовое манто, черные волосы, почти как у матери, были уложены в красивую прическу, обрамлявшую лицо, самыми яркими чертами которого были глаза, как у лани, и кораллово-розовые губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18