Структура была квадратной, и помимо ее выдающейся красоты, все тут было непонятно мне.
Мое состояние экзальтации было таким интенсивным, что на мгновение мне захотелось заплакать или остаться здесь навсегда. Но какая-то сила или тяга, или что-то неодолимое начало тащить меня. Внезапно я оказался вне структуры, все еще лежа на спине. Гигантская девица была тут, но тут же с ней находилось и другое существо — женщина такая большая, что достигала неба, и головой была на одном уровне с солнцем. По сравнению с ней, гигантская девица была маленькой девочкой. Большая женщина была сердита. Она ухватила сооружение за одну из колонн, подняла его,перевернула и поставила на пол. Это был стул!
Это соображение явилось как бы катализатором. Оно выпустило какие-то захлестывающие другие восприятия. Я прошел через серию картин, которые были разъединены, но могли быть установлены в порядке. Последовательными вспышками я увидел или понял, что великолепный необъяснимый пол был соломенной циновкой, желтое небо — потолком комнаты, солнце — электрической лампочкой, а сооружение, которое так захватило меня было стулом, который ребенок перевернул вверх ногами, чтобы поиграть в домик.
Передо мной мелькнуло еще одно осмысленное и последовательное видение другого загадочного архитектурного сооружения монументальных пропорций. Оно стояло само по себе. Оно было похоже на раковину улитки, которая стоит вверх хвостом. Стены ее были сделаны из вогнутых плиток какого-то странного алого материала. Каждая плитка имела бороздки, которые казались более функциональными, чем просто для украшения.
Я рассмотрел сооружение пристально и детально и обнаружил, что оно было как и в случае с предыдущим совершенно необъяснимым. Я ждал, что внезапно настрою свое восприятие, чтобы раскрыть «истинную» природу сооружения. Но ничего подобного не произошло. Затем у меня последовал ряд перепутанных и необъяснимых «осознаний» или «находок» о здании и его функции, которые не имели смысла, поскольку я не имел рамок, с которыми их соотнести.
Внезапно я обрел свое обычное сознание. Дон Хуан и дон Хенаро были рядом со мной. Я был утомлен. Я взглянул на свои часы — их не было. Дон Хуан и дон Хенаро хихикнули хором. Дон Хуан сказал, что мне не следует беспокоиться о времени, и что я должен концентрировать свое внимание на том, чтобы следовать определенным рекомендациям, которые дон Хенаро мне дал. Я повернулся к дону Хенаро, и он пошутил. Он сказал, что самая важная рекомендация состояла в том, что мне следует научиться писать пальцем, чтобы сэкономить на карандашах и показать себя. Они еще некоторое время дразнили меня моими заметками, а затем я пошел спать.
Дон Хуан и дон Хенаро выслушали детали моего отчета о моем опыте, которые я изложил по просьбе дона Хуана после того как я проснулся на следующий день.
— Хенаро чувствует, что с тебя достаточно на этот раз, — сказал дон Хуан, когда я закончил свой рассказ.
Дон Хенаро отозвался кивком. — Какое значение имело то, что я испытал прошлой ночью? — спросил я. — Ты бросил взгляд на важнейший момент магии, — сказал дон Хуан. — прошлой ночью ты заглянул в целостность самого себя. Но это конечно бессмысленное заявление для тебя в настоящий момент. Прибытие в целостность самого себя очевидно не является делом собственного решения или согласия, или собственного желания учиться.
Хенаро считает, что твоему телу нужно время, чтобы шепот нагваля погрузился в него.
Дон Хенаро опять кивнул. — Массу времени, — сказал он, качая головой вверх вниз. — двадцать или тридцать лет, может быть. Я не знал, как реагировать. Я взглянул на дона Хуана, ища объяснения. Они оба смотрели серьезно. — У меня действительно есть 20 или 30 лет? — спросил я.
— Конечно, нет! — закричал дон Хенаро, и они оба расхохотались.
Дон Хуан сказал, что мне следует вернуться как только мне это скажет мой внутренний голос, и что пока что я должен собрать все те внушения, которые они мне сделали, пока я был расщеплен.
— Как я могу это сделать? — спросил я. — Выключай свой внутренний диалог и позволяй чему-то в тебе вытекать и расширяться, — сказал дон Хуан. — это что-то — твое восприятие, но не пытайся разобраться, что я имею в виду. Просто позволь шепоту нагваля вести тебя.
Затем он сказал, что прошлой ночью у меня было два набора совершенно различных взглядов. Один был необъясним, другой был совершенно естественным, и последовательность, в которой они произошли, указывала на условие, свойственное всем нам.
— Один взгляд был нагваль, другой — тональ, — добавил дон Хенаро.
Я захотел, чтобы он объяснил свое заявление. Он посмотрел на меня и похлопал меня по спине.
Дон Хуан вмешался и сказал, что первые два взгляда были нагваль, и что дон Хенаро выбрал дерево и землю как точки ударения. Другие два были видами тоналя, которые он сам выбрал. Одно из них было моим восприятием мира как ребенка.
— Он казался тебе чужим миром, потому что твое восприятие еще не было отстругано настолько, чтобы входить в желаемые формы, — сказал он.
— Именно таким образом я видел действительно мир? — спросил я.
— Конечно, — сказал он, — это была твоя память. Я спросил дона Хуана, было ли чувство эстетического восхищения, которое захватило меня, тоже частью моей памяти.
— Мы входим в эти точки зрения такими, как мы есть сегодня, — сказал он. — ты видел эти сцены так, как ты их видел бы сегодня, и однако же, упражнение было упражнением восприятия. Это было сценой времени, когда мир стал для тебя тем, что он есть сейчас. Временем, когда стул стал стулом.
Он не захотел обсуждать другую сцену. — Это не было воспоминанием моего детства, — сказал я. — Правильно, — сказал он. — это было что-то еще.
— Было ли это чем-то таким, что я увижу в будущем? — спросил я.
— Будущего нет, — воскликнул он отрывисто. — будущее — это только способ разговаривать. Для мага есть только здесь и сейчас.
Он сказал, что об этом, в сущности, нечего сказать, потому что целью упражнения было открыть крылья моего восприятия, и что, хотя я и не полетал на этих крыльях, я тем не менее, коснулся четырех точек, которых было бы немыслимо достичь с точки зрения обычного восприятия.
Я начал собирать вещи к отъезду. Дон Хенаро помогал мне упаковывать блокнот. Он положил его на дно моего саквояжа.
— Ему будет там тепло и удобно, — сказал он и подмигнул. — во всяком случае, ты можешь быть уверен, что он не простудится.
Затем дон Хуан, казалось, переменил свое намерение относительно моего отъезда и начал говорить о моем опыте. Я автоматически попытался схватить свой саквояж из рук дона Хенаро, но он уронил его на пол прежде, чем я к нему прикоснулся. Дон Хуан говорил, повернувшись ко мне спиной. Я расстегнул саквояж и стал поспешно рыться в поисках своего блокнота. Дон Хенаро действительно запаковал его так туго, что мне было страшно трудно добраться до него. Наконец, я вынул его и начал писать. Дон Хуан и дон Хенаро смотрели на меня.
— Ты в ужасной форме, — сказал дон Хуан, смеясь. — ты тянешься к своему блокноту, как пьяница тянется к бутылке.
— Как любящая мать тянется к своему дитяти, — бросил дон Хенаро.
— Как священник хватается за свое распятие, — добавил дон хуан.
— Как женщина хватается за свои трусы, — закричал дон Хенаро.
Они продолжали и продолжали, приводя сравнения и завывая от смеха, пока провожали меня к машине.



ЧАСТЬ III. Объяснение магов

Три свидетеля нагваля

По возвращении домой я опять столкнулся с задачей приведения в порядок своих полевых записок. То, что дон Хенаро и дон Хуан заставили меня испытать, стало еще более явным, когда я просмотрел прошедшие события. Я заметил, однако, что моя обычная реакция, состоявшая в том, чтобы месяцами находиться в ошеломлении или испуге от того, сквозь что я прошел, не была столь интенсивной, какой она была в прошлом. Несколько раз я намеренно старался подключить сюда свои чувства, как я делал это раньше, спекулируя и даже жалея самого себя, но чего-то недоставало. У меня также было намерение записать ряд вопросов, чтобы задать их дону Хуану, дону Хенаро или даже Паблито. Проект отпал, прежде чем я за него принялся. Было во мне что-то, что препятствовало моему вхождению в настроение вопросов и сложностей.
Я не намеревался возвращаться назад самому к дону Хуану и дону Хенаро, но в то же время я и не укрывался от такой возможности. Однажды, однако, без всяких предвидений с моей стороны я просто почувствовал, что время их повидать.
В прошлом каждый раз, когда я собирался поехать в Мексику, у меня всегда было ощущение, что я хочу задать дону Хуану тысячу важных и неотложных вопросов. На этот раз в голове у меня ничего не было. Обработав свои заметки, я как бы опустошил себя от прошлого и стал готов для «здесь и сейчас» мира дона Хуана и дона Хенаро.
Мне пришлось ждать лишь несколько часов, прежде чем дон Хуан «нашел» меня на базаре маленького городка центральной Мексики. Он очень тепло приветствовал меня и как бы невзначай сделал предложение.
Он сказал, что прежде, чем мы поедем к месту дона Хенаро, ему хотелось бы навестить учеников дона Хенаро — Паблито и Нестора. Когда я свернул с шоссе, он сказал, чтобы я пристально следил за любым необычным явлением или предметом у дороги или на самой дороге. Я попросил его дать более точные объяснения того, что он имеет в виду.
— Не могу, — сказал он. — нагваль не нуждается в точных объяснениях.
Я затормозил, как бы автоматически реагируя на его ответ. Он громко засмеялся и сделал мне знак движением руки, чтобы я продолжал ехать. Когда мы приблизились к городу, где жили Паблито и Нестор, дон Хуан сказал, чтобы я остановил машину. Он незаметно двинул подбородком и указал на группу среднего размера валунов с краю дороги.
— Там нагваль, — сказал он шепотом. Вокруг никого не было. Я ожидал увидеть дона Хенаро. Я посмотрел н валуны опять, а затем осмотрел весь участок вокруг них. В виду ничего не было.
Я напрягал глаза, чтобы различить хоть что-нибудь: маленькое животное, насекомое тень, странное образование камней — что-нибудь необычное. Через минуту я сдался и повернулся к дону Хуану. Он выдержал мой вопросительный взгляд не улыбаясь, а затем мягко толкнул мою руку тыльной стороной ладони, чтобы я опять взглянул на валуны. Я уставился на них. Потом дон Хуан вышел из машины и сказал, чтобы я вышел за ним и осмотрел их. Мы медленно поднялись по пологому склону около 100-150 метров до подножия скал. Там он остановился на секунду и прошептал мне на правое ухо, что нагваль ждет меня прямо на этом месте. Я сказал ему, что вне зависимости от того, как я пытаюсь, все, что я могу различить, так это камни, несколько пучков травы и кактус. Однако, он настаивал, что нагваль был тут, ожидая меня.
Он приказал мне сесть, выключить свой внутренний диалог и удерживать свои несфокусированные глаза на вершине булыжника. Он сел рядом со мной и приложив рот к моему правому уху прошептал, что нагваль видел меня, что он здесь, хотя я не могу его визуализировать, и что моя проблема состоит только в том, что я не способен полностью выключить свой внутренний диалог. Я слышал каждое слово, которое он говорил в состоянии полной тишины. Я понял все и тем не менее не мог ответить. Усилие, необходимое для того, чтобы думать и говорить, было невозможным. Моей реакцией на его замечания были не мысли в прямом смысле, но скорее законченные единицы ощущений, которые имели все оттенки значения,которые я обычно связывал с мышлением.
Он прошептал, что очень трудно самому по себе начать путь в направлении нагваля, и что я действительно был очень удачлив в том, что повстречался с бабочкой и ее песней. Он сказал, что вызвав в памяти зов бабочки, я могу вернуть ее назад, чтобы она мне помогла.
Его слова были то ли сверхсильным внушением, или может быть я вспомнил перцептивное явление, которое он называл «зов бабочки», потому что как только он прошептал мне свои слова, стали слышны необычные воркующие звуки. Богатство оттенков этого звука заставило меня чувствовать, что я нахожусь в огромной пустой зале. По мере того, как звук возрастал в громкости или приближении, я обнаружил также в сноподобном состоянии, что нечто движется на вершине валунов. Движение испугало меня так сильно, что я немедленно восстановил свое кристально чистое сознание. Мои глаза остановились на валунах. Наверху одного из них сидел дон Хенаро! Его ноги болтались, и пятками своих ботинок он стучал по камню, производя ритмический звук, который, казалось, был синхронизирован с «зовом бабочки». Он улыбнулся и помахал мне рукой. Я хотел думать разумно. У меня было чувство, желание осознать, каким образом он там обосновался или каким образом я его вижу там. Но я не мог привлечь свой разум совсем. Все, что я мог делать в данных обстоятельствах, это смотреть на него, как он сидит, улыбаясь и помахивая своей рукой.
Через секунду он, казалось, приготовился соскользнуть по валуну. Я увидел как он напряг ноги, подготовив ступни к приземлению на твердую землю и выгнул спину, пока не стал почти касаться поверхности камня, чтобы развить скользящую инерцию. Но посередине спуска его тело остановилось. Мне показалось, что оно примерзло. Он пару раз брякнул обеими ногами, как бы плавая в воде. Казалось, он пытается освободиться от чего-то, что поймало его за зад штанов. Он отчаянно тер свои ягодицы обеими руками. И действительно, он мне дал такое впечатление, что он схвачен очень болезненно. Я хотел бежать к нему и помочь, но дон Хуан схватил меня за руку. Я услышал, как он говорит мне, полузадохнувшись от смеха: «следи за ним, следи».
Дон Хенаро брыкался, извивался всем телом и раскачивался из стороны в сторону, как будто бы вытаскивая гвоздь. Затем я услышал громкий хлопок и он соскользнул или был брошен туда, где мы стояли с доном Хуаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41