Затем, конечно, Джек Лист.
— Он женат на твоей лучшей подруге. Она спокойно взглянула на него.
— И что из того? Грегор не мог поверить своим ушам.
— Ты спишь с женатыми мужчинами? Джина с безразличным видом пожала плечами.
— Все так делают. Кроме того, они реже целуют и меньше болтают. — Она постукивала пальцем по подбородку, с улыбкой кошки в предвкушении сливок.
О, не забыть бы Крейга Маршалла. Он старый друг моего отца. Крейг — прелесть, хотя на двадцать лет старше меня, поэтому мы старались не терять времени даром. Крейг собирается выдвинуть свою кандидатуру на должность мэра. Ему нравится повсюду появляться со мной, особенно когда приходится давать интервью. Назойливые средства массовой информации! Да, ты, наверное, помнишь его. Он был на нашей свадьбе. Пораженный Грегор смотрел, как Джина спокойно поправляет свои роскошные каштановые волосы, убирая прядь со щеки. Ему захотелось свернуть ей шею.
— Хотя, если быть честной, больше всего мне нравится Ричард Отон. На прошлых выборах он получил место в Конгрессе. Ричард любит играть в теннис, который, как тебе известно, я тоже люблю. Продолжать?
Грегор разыгрывал безразличие.
— Ты лжешь мне.
— Разве? Докажи?
Он чувствовал, что теряет над собой контроль.
— Зачем? — его тон стал резким.
— Ты сказал, что хочешь развлечений. Чем же ты недоволен? Подумай, Грегор! Теперь у тебя есть полное право обращаться со мной, как с ужасным созданием без морали и принципов. Ты должен благодарить меня за то, что я сделала за тебя всю черную работу. Я подтвердила твои подозрения насчет моего морального облика. Где аплодисменты и цветы по этому поводу?
— Ты говоришь, как сука.
— Ты — единственный, кто считает меня такой. Ну что, мы закончили этот идиотский разговор?
Джина не пыталась увернуться, видя, что он направляется к ней. Пожалуй, она даже хотела дать ему отпор и стояла, вздернув подбородок и сжав кулаки.
Он схватил ее за плечи и рывком притянул к себе. В ее взгляде не было ничего, кроме упрямства, и это поразило его. На какое-то мгновение Грегор подумал, что ему следует извиниться за то, что ей пришлось пройти через эти унижения, но желание отомстить за предательство перевесило желание принести извинения. Он мог бы выпроводить ее отсюда в считанные часы, пользуясь дорогой, ведущей в долину, но ему хотелось, чтобы она осталась, даже если придется сойти с ума от ревности. Грегор понимал, что это не слишком суровое возмездие для нее — пробыть несколько дней в уединении. Разве это можно сравнить с несколькими годами в тюремной камере, размером чуть больше лифта.
— Ты была с другими мужчинами, Джина?
— По-моему, я ясно дала тебе понять прошлой ночью, что не буду отвечать на этот вопрос. И я, действительно, не буду.
Грегор сжал ее плечи. Он ощущал почти физическую боль при мысли, что другие мужчины прикасались к ней, целовали ее, занимались с ней любовью.
— Отвечай!
Джина смотрела мимо него. Ее взгляд упал на дневник, так и пролежавший на столе.
— Прочитай дневник моего отца, и я подумаю, ответить тебе или нет.
— Джина. — Его низкий голос звучал угрожающе. — Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия.
— Я больше не желаю пререканий. Так что прекрати досаждать мне. И запомни, Грегор Макэлрой, я совершенно серьезно говорю тебе, что у меня хватит сил дать отпор. Ты и малейшего представления не имеешь, через что мне пришлось пройти за эти годы. Жаль, тебя это не интересует. Не надо недооценивать меня.
Вне себя от ярости, он разжал пальцы, и Джина вырвалась из его рук. Она бросилась в кухню. Грегор не мог больше сдерживаться. Хлопнув дверью, он бросился вон из дома, не надев плаща и оставив дома ружье.
Он шел, не разбирая дороги, натыкаясь на деревья и не обращая внимания на грозу. Грегор не чувствовал ни холода, ни того, что промок до нитки. Его воспаленное воображение рисовало обнаженную Джину, раскинувшуюся на постели другого мужчины. Но она была его женой!
Так он бродил по окрестностям больше часа. Немного успокоившись, Грегор вернулся домой. Вытерся и переоделся. Все его мысли были только о Джине. Джина, единственная любовь, которую он так и не сумел вырвать из своего сердца. Расчесывая густые, мокрые волосы, Грегор окончательно решил, что перестанет мстить Джине за предательство, а попытается забыть, что она была когда-то самым важным человеком в его жизни. Джина услышала, как хлопнула входная дверь и замерла. Она прислушалась к его шагам и успокоилась, когда он направился в спальню и закрыл за собой дверь.
Занимаясь на кухне приготовлением обеда, Джина решила держать себя в руках, если Грегор решит пообедать с ней вместе. В его отсутствие она приготовила несколько бутербродов и теперь искала в шкафчике поднос.
Его скудный набор посуды, состоявший из треснувших тарелок и отбитых стаканов, так отличался от хрусталя и фарфора, которыми они пользовались и для поспешных завтраков и для длительных романтических ужинов в конце рабочего дня Грегора. Вздохнув, Джина отбросила воспоминания, наконец-то увидев поднос на верхней полке шкафчика.
Она притащила из комнаты табурет и, сокрушаясь по поводу своего небольшого роста, взобралась на него, опираясь рукой о стену.
— Какого черта ты тут делаешь?
Джина вздрогнула от неожиданности и увидела Грегора в дверях кухни.
— Готовлю обед.
— Слезай оттуда, — приблизившись к ней, приказал он.
— Я не могу достать…
У нее перехватило дыхание, когда он схватил ее за талию и стащил с шаткого табурета. Джина схватилась за его плечи. Ее рубашка задралась, когда она скользнула вниз, и на голом животе остался след от металлической застежки джинсов. Грегор удержал ее на весу, глядя ей прямо в глаза. Она прерывисто дышала, чувствуя запах дождевых капель в его волосах. Джине захотелось обхватить его ногами и теснее прижаться к его возбужденной плоти.
Она сказала первое, что пришло в голову:
— Хорошо погулял?
Он отпустил ее. После такого близкого соприкосновения, Джина почувствовала легкое головокружение, но все же нашла в себе силы сделать шаг в сторону. Дрожащими руками она поправила на себе рубашку.
Грегор достал поднос и положил его возле бутербродов. Прислонившись к кухонной стойке, он скрестил на груди руки и стал холодно наблюдать за ней.
Нервничая, Джина разложила бутерброды с сыром и ветчиной на тарелочку для хлеба и поставила ее на поднос. Сюда же она поставила тарелки, чашки, приборы и салфетки. Ей хотелось упрекнуть его за холодность, поговорить с ним, подурачиться и посмеяться, как раньше.
Сполоснув над раковиной руки, она прошла в узкую, длинную комнату, одновременно служившую и прачечной, и кладовой. Тусклая лампочка едва освещала ее. Все еще не оправившись от поведения Грегора Джина остановилась перевести дух. Она зашла сюда за банкой консервированных персиков, которую еще раньше заметила на полке. Грегор последовал за ней. Он заполнил собой дверной проем, заслоняя свет из кухни. У Джины было ощущение, что она попала в лапы хищнику. Немного поколебавшись, она двинулась к выходу и, собрав мужество, сказала:
— Пожалуйста, дай мне пройти.
Он приблизился к ней. Джина похолодела. Она почувствовала себя совсем маленькой, когда Грегор навис над ней. Он взял из ее рук банку с персиками и поставил на первую попавшуюся полку, ни на секунду не отрывая взгляда от ее лица.
— Ни ты, ни любой другой мужчина не запугает меня. Прав сильнейший? Да! Но я отказываюсь играть в твои игры. Так что пропусти меня.
— Это уже не игра, Джина. Грегор шагнул к ней. Она отпрянула.
Он сделал еще один шаг
Джина побледнела, но старалась сохранить непроницаемое выражение лица. Она сделала назад еще два шага. Грегор наступал. Она спиной уперлась в стену. Прижав к стене ладони, Джина старалась ничем не выдать своего беспокойства.
Он вплотную приблизился к ней. Она ощущала его тепло и силу. Джина снизу вверх смотрела на него, ее дыхание участилось. Она попыталась понять, чего же он добивается, но его когда-то выразительные глаза, не дали ответа. Грегор поднес руку к ее щеке. Джина непроизвольно уклонилась. Он нахмурился, рука повисла в воздухе. Грегор мстительно смотрел на нее.
Осталась ли у него хоть капля здравого смысла?
— Что ты пытаешься доказать? — наконец спросила она.
— Мне ничего не нужно тебе доказывать, Джина.
Она вздрогнула и закрыла глаза, почувствовав, как он проводит пальцами по ее щеке, по нижней губе. Джина вздохнула. Грегор негромко выругался. Она широко раскрыла глаза, в которых отразилось желание и… смущение.
— Ты хочешь меня. Почему ты отказываешься это признать? — допытывался он.
— Нет! — вскричала Джина, упираясь в его обнаженную грудь.
Грегор еще теснее прижался к ней, коленом раздвинул ее бедра.
— Будь со мной откровенна, хотя бы сейчас.
— Я откровенна с тобой.
Не в силах справиться с собой, она прижала ладони к его груди, ощущая биение его сердца и тепло кожи. Ее руки заскользили по мускулистой груди. Джина почувствовала, как у него перехватило дыхание.
— Я хочу ласкать тебя так, как делал это раньше, — сказал Грегор, охрипшим от желания голосом. — Тебе всегда нравилось ощущать на своем теле мои руки и губы, Джина.
Она протестующе шевельнулась, но это еще теснее прижало ее к нему. Джина прекрасно помнила, как он умел заставить ее забыть все на свете, отбросить все условности и погрузиться в омут наслаждений. Но она опасалась его натиска, потому что знала, что он просто хочет использовать ее.
— В своих снах я слышал твои крики. Мы занимались сексом. Это сводило с ума. Я хочу услышать это снова. Я сделаю все для тебя сейчас.
Джина не могла вымолвить ни слова. Она замотала головой и попыталась вырваться, когда он вызывающе потерся о нее своей твердой плотью.
— Не делай этого, — умоляла она, ее колени ослабели, внутри разгоралось желание.
— Не делать чего? — спросил Грегор. — Не заставлять тебя стремиться ко мне? Не заставлять вспоминать то, чему ты помогла разрушиться? Не подливать масла в огонь, который бушует у тебя внутри, и не сжечь тебя? Чего не делать, Джина?
Ее обуял страх. Страх, потому что она безумно желала его. Страх, потому что она все еще любила. Страх, потому что она будет любить, независимо от его чувств.
Жгучее желание в его глазах на какое-то мгновение парализовало ее. Каждая мышца ее тела была натянута, как струна. Закрыв глаза Джина прислонилась головой к стене, не в силах думать, говорить, что-либо делать, зная только одно: эти шесть лет она желала почувствовать еще раз всю силу его страсти. Ее сопротивление улетучилось, когда он провел пальцем по очертаниям ее губ. Джина улыбнулась и поцеловала его ладонь.
Грегор пробормотал что-то невнятное, полувопрос, полуутверждение. Слова, которые при других обстоятельствах звучали странно, словно он говорил на чужом языке. Они слетели с губ, как молитва.
Джина не желала больше скрывать то, что она чувствует. Она отбросила все свои опасения, связанные с Грегором, и поплыла по волнам чувственности.
Грегор стал центром Вселенной. Джина взяла его ладони и прижала к своим щекам, вдыхая запах его кожи и стала осыпать поцелуями.
— Ты был прав, — призналась она, глядя на него и замечая недоверие в его глазах. — Я всегда любила твои ласки.
Грегор жестом собственника положил руки на ее груди. Джина вся изогнулась от его прикосновения. Она горела желанием ощутить его руки и губы везде, где угодно и так долго, насколько он сможет продлить наслаждение. Его глаза потемнели, на скулах выступил лихорадочный румянец. Грегор возился с пуговицами рубашки Джины, но его терпение лопнуло, и он просто-напросто рванул ее. Ткань затрещала, и пуговицы посыпались одна за другой. Но вместо того, чтобы совсем снять ее, он завел за спину руки Джины и связал запястья рубашкой.
Ее голова кружилась, сердце то обрывалось, то бешено колотилось, тело трепетало в ожидании. Она не пыталась освободиться, несмотря на то, что чувствовала себя брошенной на произвол судьбы и уязвленной.
Она пристально смотрела на Грегора, ошеломленная и неуверенная, чувствовала себя пленницей и молилась, чтобы он не принес ее в жертву на алтаре своего гнева. Он взглядом опалил ее нежную кожу, сладострастное выражение его лица возбудило ее до предела. Ее тело взывало к нему. Она прошептала его имя. Грегор посмотрел на нее. Он действительно посмотрел на нее, и Джина увидела его внутреннюю борьбу. Несмотря на то, как он с ней обращался, она поняла, что все еще не безразлична ему, даже если Грегор не желал, чтобы она знала правду, даже если упорно отказывался признать это. В ее сердце затеплилась робкая надежда и, желая поверить в это, Джина отпустила все рычаги, сдерживающие чувства.
ГЛАВА 7
Грегор ласкал ее груди, а она тихо стонала, что красноречиво свидетельствовало о ее всепоглощающем желании.
— Поговори со мной, — пробормотал Грегор, наклоняясь. Едва касаясь губами, он заскользил по ее шее, затем провел по ней языком. Скажи мне, что ты хочешь?
Ее слова шли из глубины сердца.
— Люби меня! Я хочу твоей близости. Грегор попытался защититься.
— Мы занимаемся сексом. Джина отрицательно затрясла головой.
— Нет, Грегор, нет!
Он поцелуем заставил ее замолчать, потом опустился на колени и прильнул губами к ее животу. Поднял голову и посмотрел Джине в глаза.
— Я ничего не могу тебе обещать. Мы удовлетворим друг друга, и это будет самое честное из всего, что может быть теперь.
Она ласково произнесла:
— Я не прошу обещаний. Мне нужна только нежность, которую помню.
Ей показалось, будто в его глазах промелькнуло сожаление. Он вздохнул. Она ждала еще каких-то слов, но он молчал. Грегор языком обвел соски, дразня и лаская ее. Она высвободила руки, сбросив на пол рубашку, и схватила Грегора за плечи, чтобы не упасть. Казалось, что он не замечает ее состояния, продолжая свои сладострастные пытки и доводя ее до исступления. Он прикасался к ней повсюду. Он приник к ее соскам, как бы испытывая жажду, гладил ее живот и покрывал поцелуями тело. Джина вдруг осознала, что ему нужно от нее гораздо больше, чем просто удовлетворение физического желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14