— Я любила и дорожила каждым мгновением, проведенным с тобой.
— Ты удивила меня сегодня, — признался Грегор миролюбивым тоном. — Ты сильнее, чем я думал. Раньше ты не отстаивала с таким упорством свою точку зрения и не давала сдачи, если кто-то задевал твои чувства.
Он повернулся и посмотрел на нее с интересом.
— Я стала старше, Грегор. Жизнь научила меня защищать свои интересы и удовлетворять желания.
— С другими мужчинами?
Гордость не позволяла Джине признать, что личной жизни как таковой за эти годы у нее не было. Несколько романов ни к чему не привели. Ни один из тех мужчин не выдержал сравнения с Грегом.
— Я не хочу говорить об этом… Ты не имеешь права спрашивать. Однако, я уверена, у тебя есть собственное мнение на сей счет.
— Ты здоровая, привлекательная женщина и не замужем.
— Таких женщин в Калифорнии сотни тысяч.
— Я не говорю о других женщинах. Речь о тебе.
— Не собираюсь обсуждать эту тему, — гнев закипал в ней. — Если я говорю, что изменилась, то это не значит, будто я кидаюсь на всех мужчин подряд.
— Расскажи мне, — просто попросил он.
— Мне нечего тебе рассказывать. Ты разочарован?
Она провела рукой по его небритой щеке. Грегор уклонился от прикосновения.
Джина спокойно выдержала его взгляд. Было очевидно, что он рассержен. Ей так много нужно было сказать ему! Но она понимала, что нужно выбрать время.
— Тебе так хочется осудить меня? — произнесла она с достоинством. — Тогда делай это обоснованно. Да и есть ли вообще смысл во взаимных упреках? Я теперь здесь с тобой. И хотела бы остаться.
Джина замолчала, опасаясь, что зайдет слишком далеко.
— И чего ждешь от меня? — его голос неожиданно дрогнул.
— Не знаю… Хотя, знаю, конечно. Об этом лучше поговорить позже.
— Ладно. Но, все же, о чем ты думаешь?
— О справедливом к себе отношении.
— Справедливое! Понятие справедливости всего лишь философская иллюзия.
Ты не прав, — вспыхнула она. — Справедливость восторжествует, если ты отбросишь эмоции и разумно посмотришь на прошлое. Прочитай дневник, а потом поговорим о понятии справедливости.
Грегор почти с уважением смотрел на нее.
— Ты повзрослела, стала сильнее, у тебя горячий нрав, но ты еще слишком наивна в этой жизни, Джина.
Она наклонилась к нему и крепко сжала его руки.
— Жизнь — не только кромешный ад. Вокруг столько добрых и любящих людей, нужно дать себе возможность распознать их и впустить в свою жизнь. Если ты отказываешься от всего, то отказываешься от самого себя. Я не могу позволить тебе это.
Джина все еще держала его руки. Она заметила, как на его лице мелькнул луч надежды, но скептическая улыбка погасила его.
Джине хотелось плакать, но она сдержала себя. Закрыла глаза, потерла виски. Казалось, покой никогда уже не вернется к ней.
— Я хочу почувствовать тебя, — немного погодя сказал Грегор, обхватив ее бедра.
Застигнутая врасплох такой прямотой, она уставилась на Грегора. Влечение к нему и страх быть использованной сдерживали ее порыв. Она чувствовала жар его рук даже сквозь одежду. Сердце бешено колотилось.
Его рука скользнула между ее бедер.
— Мне необходимо ощутить тебя, Джина. Она поняла, что он ждет от нее следующего шага, и доверилась своему влечению, отогнав здравый смысл.
— Тогда действуй, — она подалась вперед.
Он обнял ее, усадил на колено. Ее руки заскользили по его плечам, по мускулистой шее и утонули в густых волосах. Грегор стал водить губами по ее губам, пока Джину не охватила сладкая истома. Это был прежний Грегор! Нежный, дразнящий любовник, по которому она так скучала, так ждала! Джина закрыла глаза. Его близость была поразительна, прикосновения заставляли трепетать ее нежную плоть. Грегор языком раздвинул ее губы и стал медленно очерчивать их контур. Почувствовав сладость друг друга, они превратили поцелуй в эротическое откровение. Внутри она ликовала, его желание радовало, но все же рассудок подсказывал ей, что немалую роль здесь играют одиночество и боль, сопровождавшие его долгие, мрачные годы.
Мысль об этом заставила болезненно сжаться ее сердце. Что, если мытарства этих лет теперь всегда будут преследовать его? Лучше не думать об этом. Она отдалась во власть его рук и губ, ласкающих ее, все плотнее прижимаясь к нему. Возбуждение росло, Джине не терпелось избавиться от одежды. Она охватила Грегора ногами и ощутила его твердую плоть. Повинуясь внезапному порыву, она протянула руку, но Грегор перехватил ее.
Он прервал поцелуй и буквально стал отрывать Джину от себя. Она протестующе застонала, возбуждение не отпускало, но он крепко удерживал ее за талию, не давая приблизиться к себе.
— Что случилось? — спросила она, затаив дыхание.
— Ты сладкая.
Его слова прозвучали, как обвинение. Джина в замешательстве смотрела на него, точно зная, что он желает ее; так же, как и она.
С отчаянной храбростью Джина схватила его руку и сунула под одежду, провела ею по своему животу, затем коснулась груди. Грегор прошипел ругательство и выдернул руку.
— Грегор!.. — в отчаянии воскликнула она.
Он резко вскочил на ноги. Джина поднялась, прижалась к его груди. Он откинул ее на кушетку. Отвернулся и стал смотреть в огонь. В слабом золотистом свете молодая женщина разглядела шрамы, пересекающие его спину. Ее обуял ужас. Грегора истязали в тюрьме! Боже, что ему пришлось пережить!
— Грегор, милый… — нерешительно произнесла она.
— Лучше не продолжай, — прервал он. Будет только хуже для тебя.
Джина сидела на кушетке, поджав ноги.
— Пожалуйста, не молчи! Я не понимаю, что происходит.
Он цинично посмотрел на нее. Она не сразу заметила его взгляд, потому что смотрела на вздымающийся бугор у него в паху, но когда посмотрела на его лицо, то похолодела.
— Да, Джина. Мое тело все еще жаждет тебя. Ты превосходна. Какой у тебя план? Дать бедному, изголодавшемуся по женщине ублюдку все, что он хочет, и превратить в вечного раба? Забудь об этом. Я уже сказал, что мы займемся сексом только на моих условиях.
Раздавленная его жестокостью, Джина не сразу нашла, что сказать, хотя чувствовала, как злость закипает в ней. Наконец, ей удалось произнести ровным голосом.
— Ты все это начал, Грегор. А не я.
— А теперь я это прекратил.
Не добавив больше ни слова, он вышел из комнаты, оставляя ее наедине со своим отчаянием.
Возмущенная до предела таким пренебрежением, Джина пыталась понять, где она допустила ошибку, но мысли путались, обида и боль мешали во всем разобраться. Даже если в его жестокости виновата тюрьма, зачем же все вымещать на ней? Зарывшись в одеяло, она пыталась как-то успокоиться.
Джине удалось ненадолго уснуть, но ее мучили кошмары и неясные картины прошлого манили и влекли к себе. Гроза не прекращалась, и в эти долгие, одинокие, предрассветные часы она окончательно решила, что Грегор Макэлрой никогда больше не полюбит ее.
ГЛАВА 6
Грегор раскрыл книгу, но не мог сосредоточиться. Недовольный тем, что из-за непогоды приходится сидеть дома, он отсутствующим взглядом смотрел на одну и ту же страницу, неподвижно лежа на кушетке перед камином. Потом его внимание привлекла Джина, которая слонялась из угла в угол, поглядывая на окна. С самого утра была заметна ее нервозность. Об этом говорило нахмуренное лицо и побелевшие костяшки пальцев, когда она сжимала в руке чашку с кофе.
Джина приостановилась у окна и смотрела, как раскачиваются деревья, пригибаются к земле кусты. Дождь лил, не переставая. Прогремел гром, и внезапно звенящая тишина повисла в воздухе. Джина ожидала нового порыва стихии.
Грегор слышал, как она вздохнула и опять беспокойно заходила по комнате. Это хождение начало действовать ему на нервы. Его раздражение возрастало.
— Джина, довольно беготни! Сядь куда-нибудь, ради бога. Как только перестанет лить, я выпровожу тебя отсюда.
Джина ничего не ответила; шаги стали совершенно бесшумными, когда она направилась к другому окну. Ее взгляд привлекло место, где Грегор вознамерился развести сад.
— Неужели ты этим займешься?
— Да.
Он с горечью подумал, что копать землю его научила тюрьма.
Грегор закрыл книгу. Раздражение достигло предела.
— Джина!
Она тотчас остановилась, затем зашагала снова.
— Я не могу сидеть сложа руки. Почему ты ничего не делаешь?
— Что ты имеешь в виду? — Он опустил ноги на пол.
Грегор подумал, что Джина чувствует себя здесь как чужая. Ну что он мог для нее сделать? Что?
Безысходность. Как знакомо ему это чувство! И ей, избалованной, единственной в семье, благополучной во всех отношениях, неплохо было бы узнать, что не все в этой жизни зависит от ее прихоти.
Джина остановилась посреди комнаты. В ее взгляде Грегор прочитал нерешительность, неопределенность и огромную подозрительность. Одетая в старенькую фланелевую рубашку, которая доходила до колен, и в шерстяные носки, она выглядела очень юной и беззащитной, слишком притягательной.
Он сравнил бы желание, пронзившее его, с молнией на темном небе. Оно охватило его помимо воли и разлилось горячей волной по всему телу.
— Ты у нас специалист по медвежьим углам, заметила Джина. — Есть ли у тебя какие-нибудь соображения, как мне выбраться отсюда?
Он невесело улыбнулся.
— Я действую тебе на нервы? Она побледнела.
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Мне нужно назад, в город. Есть кое-какие дела.
— Какие, например? — против своей воли полюбопытствовал Грегор. — Благотворительный завтрак, посещение картинной галереи, чтобы только убить время. Или, может быть, один их этих утомительных показов мод, которые ты, помнится, обожала? Когда ты начнешь жить, Джина?
— Я живу, — оборвала его она. — Думай, что хочешь. Я не болтаюсь без дела и не жду, когда меня развлекут.
— Верно, — насмешливо согласился он. Джина пересекла комнату, задержавшись у камина.
— У тебя есть радио? Я хочу прослушать прогноз погоды.
— Батарейки сели. Она взглянула на него.
— А телефон? Мы можем позвонить в службу погоды. — Ее лицо просветлело. — У меня есть подруга в вертолетной службе. Я могу позвонить и попросить ее прилететь, как только улучшится погода.
— Забудь об этом. Линия внизу. Джина сдвинула брови.
— А как же свет, холодильник, кофеварка?
— Генератор, — буркнул Грегор.
— Отсюда есть еще дорога?
Он подумал о старой дороге на лесозаготовках.
— Она не безопасна.
Луч надежды сменился разочарованием на ее лице.
— Ты уверен?
— Разве я когда-нибудь тебе лгал?
— Нет, но сейчас, возможно, это тебе на руку, — с уверенностью сказала она.
Он усмехнулся. «Да, она изменилась, стала лучше разбираться в людях».
— Ты слишком подозрительна для своего возраста.
— Просто у меня хорошо работают мозги. К тому же ты преподал мне замечательный урок прошлой ночью, я его не забуду.
Грегор напрягся, злясь на себя, что поверил, будто бы она, действительно, хотела его.
— И что это за урок?
— Ты не заслуживаешь моего доверия.
— Я тоже не доверяю тебе. И это уравнивает нас, не правда ли? — спросил он, не желая скрывать циничного отношения к ней.
— Здесь нет никакого равенства, и ты это прекрасно знаешь. До тех пор, пока ты не перестанешь винить меня за все несчастья в твоей жизни, мы не сможем до конца верить друг другу.
И она опять нервно зашагала по комнате.
Грегор изучающе смотрел на нее. Размышлял. Ему не хотелось мириться с тем, что, возможно, она права. Он отбросил книгу, больше не желая притворяться, что читает историю, которая наскучила до слез.
— Тебя еще нужно кое-чему поучить.
Она даже не прервала своего хождения от одного окна к другому.
— Ты не научишь меня тому, чему я хотела бы научиться, так что не трать зря время.
— Я терпеливый, Джина, — напомнил он. Очень терпеливый.
Она остановилась, посмотрела на него и отвела взгляд.
— Ты сравниваешь разные вещи.
— Нет. Я говорю, что день-два безвылазно сидеть со мной в хижине не идет ни в какое сравнение с шестью годами в тюремной камере.
Джина фыркнула.
— Сядь где-нибудь и успокойся, — холодно сказал Грегор. — Вздремни или почитай книгу. Мне все равно. Гроза не прекращается, поэтому радуйся, что тебе есть, где укрыться.
— У меня все прекрасно. И прекрати обращаться со мной, как с больным, который не понимает, как ему повезло.
— Ты ведешь себя, как ребенок. Капризный и назойливый ребенок. — Он ухмыльнулся и предложил: — Если хочешь сделать что-нибудь полезное, займись стряпней.
— Перестань изводить меня! Я устала! Ты и сам можешь приготовить. Я — не прислуга.
— Ну, хоть развлеки меня.
— Что? Развлечь тебя? Извини, — возмутилась Джина. — Я не танцую, не пою, не рассказываю смешные истории.
— Почему бы тебе не рассказать о мужчинах в твоей жизни? Уверен, что это будет забавно. Джина прижала к груди ладони. — Почему бы мне не рассказать тебе о чем? — О мужчинах, Джина. О мужчинах, которые так многому научили тебя в мое отсутствие. Интересно, понравилось ли им то, что я был у тебя первым или меня уже не принимали в расчет, как бывшего партнера?
— Ты сумасшедший!
— Я так не думаю, да и ты тоже, учитывая твое поведение прошлой ночью. — Грегор вскочил. — Совсем недавно ты наслаждалась моими ласками. Ты положила мои ладони на свои груди, уселась на моих коленях и пыталась забраться ко мне буквально под кожу! Ты стонала, когда я целовал тебя, трепетала от удовольствия. Не пытайся отрицать очевидное!
— Очевидное? — Она побледнела, как полотно.
— Малышка, ты заводишься с полуоборота.
Такая возбудимость приобретается большой практикой на простынях.
Джина вздохнула, и столько всего прозвучало в этом вздохе, Грегор и не пытался разобраться. Он взглядом пригвоздил ее к месту и спокойно наблюдал за борьбой, которая шла у нее внутри. По ее глазам было видно, что ей не хотелось признавать правду.
— Хорошо, Грегор. Я расскажу тебе все, о чем ты хочешь знать. — Джина гордо выпрямилась и вскинула голову, с достоинством взглянув на него. — Думаю, мне лучше начать с Дика Говарда. Он — архитектор и любит театр. Мы с ним пересмотрели кучу спектаклей.
— А что еще он любит? — допытывался Грегор. Она улыбнулась.
— Он обожает мои бедра, поэтому для него я всегда одеваю короткие платья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14