— Мам-Вера, как ты думаешь, могу я кому-нибудь… это самое, понравиться?— Можешь… — равнодушно отозвалась Вера и склонилась над длинным листом миллиметровки, свисающим со стола.Повеселевшая Тося швырнула портфель под койку, скинула жиденькое свое пальтецо.— Задание из техникума? — почтительно спросила она, разглядывая непонятный Верин чертеж и гордясь тем, что живет в одной комнате с человеком, который разбирается в таких мудреных вещах.Вера молча кивнула.— А я бы заочно учиться ни в жизнь не смогла! — честно призналась Тося.— Это ж какую сознательность надо иметь: никто над тобой не стоит, а ты занимаешься!..Она смерила пальцами толстый корешок справочника, взяла линейку со стола, почесала у себя за ухом и торжественно объявила:— Мам-Вера, а ведь ты героиня!— Будет тебе ерунду-то молоть!..— А я говорю: героиня! — заупрямилась Тося. — Если б я была правительством, я бы всех, кто заочно учится, награждала: институт окончил — получай орден, техникум осилил — вот тебе медаль!— Смотри, прокидаешься, — предостерегла Вера. — Металла не хватит: нашего брата много…— Эх, ты! — пристыдила Тося. — Сама ты себя не понимаешь!Балансируя руками, как канатоходец, Тося прошлась по узкой половице, снова заглянула в зеркало, осталась довольна собой, закружилась и опрокинула табуретку.Вера с любопытством наблюдала за Тосей. А та вдруг помрачнела, подошла к окну и прижалась лбом к слепому зимнему стеклу.— Чего ты мечешься? — спросила Вера, —Двойку схватила?Тося презрительно отмахнулась:— Если бы!.. Понимаешь, один человек душу мне открыл, а я нечутко к нему подошла… Знаешь, как мы, женщины, иногда умеем! Как-то не по-женски даже…— Ну ничего, — утешила Вера. —Завтра улыбнешься своему человеку — и помиритесь.— Завтра?Тося глянула на ходики и вдруг, как была в одном платье, выбежала из комнаты, в два прыжка одолела коридор и выскочила на улицу в самую гущу снегопада.Илью она догнала уже возле мужского общежития.— Ты чего? — удивился Илья. — Простудишься, дуреха!— Илюшка, тебе плохо сейчас? — спросила Тося, снизу вверх виновато заглядывая ему в лицо.— Ничего, терпеть можно… — Илья скинул с себя тяжелое пальто и накрыл Тосю. — Да ты, никак, пожалела меня?— Немножко…Всякое бывало у Ильи с девчатами: его и любили, и ненавидели, и убивались по нем, и гнали прочь, и серной кислотой в глаза грозились плеснуть, —а вот пожалеть его еще ни одна девчонка не догадалась. И сейчас с непривычки Илья растерялся. Стыда за свой спор он не почувствовал: чего не было — того не было. Он даже и не подумал о споре — нужно было ему забивать свою голову разной ерундой. Ему просто смешно стало, что эта нецелованная зелень пожалела его, и в сердце без спросу шевельнулась признательная благодарность к Тосе. Что там ни говори, а все-таки приятно, когда тебя, здоровенного, жалеют, — по крайней мере, вот так неумело и необидно, как Тося пожалела его.А Тося напялила чужую просторную одежину себе на голову капюшоном, дотянулась подбородком до ближней пуговицы, пахнущей табаком, и спросила чуть-чуть лукаво, бессознательно требуя награды за свой самоотверженный поступок:—А теперь лучше?— Эх, повариха ты, повариха! Сама маленькая, а сердце…— Сердце как сердце… Тридцать третий размер! Рука Ильи привычно взлетела, чтобы обнять Тосю.Всем своим существом сердцееда он понимал, что главная преграда в Тосе рухнула и сейчас она не только позволит поцеловать себя, но и на Камчатку с ним пойдет. Но Илья вдруг усомнился, можно ли ему вести себя с Тосей так, как он обычно поступал с другими девчатами. Рука его замерла на полпути за спиной Тоси, повисела там, повисела, впервые в жизни устыдившись дешевой своей прыти, — и тяжело упала.— Беги домой, а то застудишься… — хмуро сказал Илья, не понимая себя сейчас и сильно подозревая, что валяет дурака.Тося побежала, обернулась, чтобы узнать, что там Илья поделывает без нее, оступилась на косогоре и шлепнулась. Она тут же вскочила и, припадая на одну ногу, держась за коленку, заковыляла к своему общежитию.Илья неподвижно стоял посреди улицы и смотрел ей вслед. ДЕНЬ ПОЛУЧКИ В конторе лесопункта перед окошком кассы выстроилась очередь — нельзя сказать, чтоб длинная, но и не такая уж короткая, — в общем, как раз такая, когда наиболее нетерпеливые норовят получить зарплату без очереди. Лесорубы один за другим подходили к окошку и расписывались в ведомости сочащейся чернилами ручкой. Два раза в месяц неисправный канцелярский инструмент этот метил в поселке поголовно всех лесорубов. Валяйся ручка на земле — никто и не нагнулся бы поднять ее, а вот недоверчивый кассир приковал это подотчетное имущество к косяку своего окошка толстым электрошнуром, способным удержать на привязи и слона.В трех шагах от окошка за маленьким колченогим столиком по-семейному обосновались Катя с Сашкой. Катя продавала билеты денежно-вещевой лотереи, а верный Сашка помогал ей и время от времени покрикивал угрожающим голосом:— Кому «Волгу»?.. Мотоцикл кому?.. А вот «Волга»!..Чуть ли не впервые в жизни Илья честно стоял в очереди и все поглядывал на входную дверь, поджидая Тосю, которая вот-вот должна была прийти получать невеликий свой заработок. Если б его воля, Илья поднял бы Тосину зарплату до тысячи рублей… Даже до десяти тысяч — пускай тратит себе на здоровье.Со знакомым скрипом приоткрылась дверь коммутатора, и в коридор выглянула Анфиса. Илья встретился с ней глазами и поспешно отвернулся. Посмеиваясь, Анфиса подошла к Илье и стала впереди него.— Вечно без очереди норовят! — возмутилась пожилая Гавриловна, работающая судомойкой в столовой. — Тут с ревматизмом и то стоишь!— Занимала она… —не очень уверенно сказал Илья. В контору бочком вошел Ксан Ксаныч и направился было к Наде, стоящей невдалеке от окошка, но когда на Анфису ополчилась языкастая Гавриловна, он поспешно юркнул в хвост очереди, убоявшись скандала. Надя приглашающе замахала ему, но Ксан Ксаныч только руками развел, показывая, что уж лучше он честно выстоит свою очередь, а то крику не оберешься.Анфиса с Ильей шаг за шагом продвигались к кассе. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга, как совсем чужие, случайно встретившиеся в очереди люди. Вот они достигли заветного окошка. Расписались в ведомости, как и все до них, перепачкались чернилами — осторожная Анфиса поменьше, а Илья побольше. Получили деньги — Анфиса тощую пачечку, а Илья целый кирпич, стянутый полосатым банковским пояском матрасной расцветки, — и отошли от кассы.— Я уж думала, ты меня из очереди вытуришь! — насмешливо сказала Анфиса и кивнула на близкую дверь коммутатора. — Зайдем, совсем ты ко мне дорогу забыл.— Да все как-то некогда… — буркнул Илья и тут же сам устыдился своей лжи, глянул Анфисе в глаза: — Что ж нам в прятки играть? Небось и сама знаешь?Анфиса наклонила голову, подтверждая, что добрые люди рассказали ей, как в последние дни он увивается вокруг поварихи и, по слухам, ничего не может от нее добиться.— Слышала, Тоська из тебя веревки вьет? Илья смутился, вяло запротестовал:— Так уж и веревки?— Даже канаты! Со стороны, Илюша, виднее. Я одного не пойму: ты все еще споришь на нее или теперь уж всерьез?— Я и сам толком не разберу! — признался Илья. — Как-то перепуталось все…Он поймал себя на мысли, что хорошо было бы поговорить о Тосе с каким-нибудь опытным, дружески расположенным к нему человеком: выложить все свои недоумения, посоветоваться, как вести себя дальше. Но открыться насмешнице и зубоскалке Анфисе — значило попросту предать то хрупкое, не до конца ясное, но уже чем-то непривычно святое для Ильи, что с каждым днем все крепче и крепче привязывало его к Тосе.— И… нравится тебе такая жизнь? — с искренним любопытством спросила Анфиса, и в голосе ее прозвучала зависть — не зависть, а так, проснувшееся вдруг желание и самой испытать то неведомое, что чувствовал сейчас Илья.В ответ Илья лишь руками развел, как бы говоря: «А что поделаешь?»— Прямо подменила тебя Тоська! — удивилась Анфиса. — Был парень как парень, а теперь монах какой-то!.. И зачем тебе сдалась эта любовь? Ну, зачем? Вбил себе в голову!— Да нету у меня никакой любви, и чего ты все выдумываешь?! — рьяно запротестовал Илья, готовый на все, лишь бы оградить и Тосю и свое — пока без названия — чувство к ней от наскоков ехидной Анфисы. — Просто любопытная девчонка, я еще таких не встречал…— Вот-вот, Илюша, с этого все и начинается!Анфиса сочувствующими глазами глянула на непонятного ей сейчас Илью и поспешно отвернулась, чтобы не расхохотаться над его покорным видом.— Ты не смейся! — угрожающе предупредил Илья.— Прости, Илюша, но все-таки смешно, — мягко, как говорят с больными, сказала Анфиса. — Ты и Тоська — это ж надо вообразить! Такое учудил — на голову не наденешь!— Ты Тосю не трогай! — запальчиво посоветовал Илья.Анфиса-шутливо вздела руки:— Не буду, не буду! Но ведь сам же говорил: «Недомерок»… Или мне тогда послышалось?Илья тяжело переступил с ноги на ногу:— Я тогда как слепой был…— Вот теперь все понятно, — живо подхватила Анфиса. — Сослепу ты и ко мне на коммутатор хаживал!— Да я вовсе не о тебе! — выпалил Илья, удивляясь, как трудно говорить ему сегодня с Анфисой.— Не бойся, я не обиделась, — успокоила его Анфиса. — Мне бы только понять: и чем она тебя приворожила? Женское любопытство, Илюша! Ты меня извини, но и смотреть-то ведь не на что…Илья вдруг испугался, что после того как Анфиса еще разок-другой вдоль и поперек пройдется по беззащитной Тосе злым своим языком, он и сам невольно станет смотреть на Тосю глазами Анфисы. И тогда прости-прощай та несмелая радость, которая в последние дни зародилась в нем.— А тебе не все ли равно? — злей, чем ему самому хотелось бы, спросил Илья, грудью становясь на защиту маленькой Тоси. — Тебе-то какая печаль? Ведь не любили мы с тобой, только время от скуки проводили… Скажешь, не так?Анфиса нехорошо усмехнулась:— Хоть и невеселая была наша любовь и ты мне не так уж нужен, а все-таки не привыкла я, чтоб первую меня бросали. Женская жадность, Илюша! А насчет скуки ты это тонко подметил…Илья расслышал в привычно колких словах Анфисы подспудную обиду и пожалел, что сгоряча оскорбил ее. И чего он с ней развоевался? Последнее это дело — ругаться с женщиной, от которой уходишь. Да и делить им вроде бы нечего… Ему тут же захотелось как-то утешить Анфису, может быть, даже попросить у нее прощения. Но Илья на своем веку еще ни у кого прощения не просил, тем более у женщин, и в глубине души считал такое малопроизводительное занятие слюнтяйством, недостойным настоящего парня. И сейчас он легко переборол все покаянные свои мысли и лишь сказал примирительно:— Ты вот что, не лезь-ка в бутылку.Но не избалованной лаской Анфисе даже и этой грубоватой малости, кажется, было уже достаточно. Она мельком глянула на Илью, и привычные насмешливые огоньки в ее глазах погасли, будто она прочитала все его подпольные добрые чувства к ней.— Мог бы и предупредить, раз такое дело, — без прежней злости сказала она. — Мешать тебе я не стала бы, не бойся… Не ты первый, Илюша! Ведь все вы со мной только так, до поры до времени, а как чего покрепче захочется — так ищите на стороне какую-нибудь Мусю или… Тосю! Мне не привыкать.И такая застарелая тоска прозвучала в ее голосе, что Илье стало как-то не по себе, как всегда бывало с ним, когда он смутно чувствовал, что должен сейчас же сделать что-то, а что именно — и сам не знал.— Опять ты на себя поклеп возводишь, — неуверенно проговорил он.И тут с улицы в контору вбежала веселая Тося, крикнула:— Сашок, приготовь мне самый счастливый билет! — и стала в очередь.Она огляделась вокруг, заметила в глубине полутемного коридора Илью с Анфисой и отпрянула, будто налетела с разбегу на стену. Тося попробовала отвернуться, чтобы не видеть подлого бабника, но глаза ее вдруг забастовали и отказались подчиняться. Одно дело было знать, что в, стародавние времена, еще до ее приезда в поселок, у Ильи что-то там такое было с Анфисой и он, кажется, даже «крутил» с ней. И совсем другое — увидеть собственными глазами, как стоят они рядышком на виду у всех, нежно смотрят друг на друга и болтают о чем-то бесстыжем.Сперва Тося решила, что они говорят о ней, перемывают ей косточки и Илья-изменщик, посмеиваясь, рассказывает Анфисе, какая Тося дуреха: всему верит и чуть ли не кидается ему на шею. Но, присмотревшись получше, Тося поняла, что ошибается: Илья с Анфисой говорили о чем-то своем, сокровенном, а про нее и думать забыли. Нужна она им была, как же! И они совсем не смеялись: чего не было, того не было. Но уж лучше бы они хохотали до упаду, чем вот так нежно и доверчиво смотреть друг на друга. Тося была уверена, что на нее Илья никогда еще так не смотрел!Тосю поразила какая-то новая, незнакомая ей грустинка в лице и во всем облике счастливой соперницы. Анфиса и красива была сейчас как-то по-новому, и от зоркой Тоси не скрылось, что эта новая, более умная, что ли, красота Анфисы была еще привлекательней ее прежней, яркой и чуть-чуть бездумной красоты. И опять, как когда-то на танцах в клубе, Тося рядом с Анфисой против воли почувствовала вдруг себя человеком как бы второго сорта, чуть ли не домработницей у распрекрасной Анфисы.«Нет уж, дудки! — разозлилась Тося. — Такому никогда не бывать!»Катя перехватила мрачный Тосин взгляд, толкнула локтем Сашку в бок и повела головой в сторону Ильи с Анфисой. Чтобы хоть немного развеять похоронные Тосины мысли, сердобольный Сашка завопил на всю контору:— Кому «Волгу» за три рубля?!Катя сидела ближе к Илье с Анфисой, но при всем своем любопытстве сумела разглядеть лишь, что они стоят рядом и, как встарь, о чем-то дружески болтают. А обостренные молодой любовью и первой жгучей обидой глаза Тоси различили, что Илья испытывает сейчас к Анфисе признательную нежность и она тоже благодарна ему за какие-то добрые слова, только что сказанные им.По всему видать, они оба знали о жизни что-то такое, о чем Тося еще и понятия не имела. Она вдруг как-то разом догадалась, что Илью с Анфисой связывает большее, чем простая дружба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35