Оператор отрешенно склонился над видоискателем, а звукооператор, опустившись на колени перед магнитофоном, проверял микрофон. Том пританцовывал за треногим штативом, дожидаясь начала съемки, и пестрый шарф, свисавший у него с шеи, подрагивал, словно тоже не мог совладать с нетерпением. Хозяйка магазинчика, учуяв верную сделку, уговаривала Жанну приобрести более дорогое подвенечное платье из тонкой замши, но та выбрала более традиционное, хотя этот наряд уже надевали и он даже разошелся по шву под мышкой. В прорехе виднелась ее крепкая, по-девически торчащая грудь.
Возня Тома действовала Жанне на нервы, ей не терпелось начать съемку, пока ощущение невероятного чуда еще витало над ней. Он почувствовал ее нетерпение.
— Вдохновение не включить разом, как свет, — объяснил он.
— Так какой же ты тогда режиссер?
— Идеи — это тебе не колбаса, в магазине не купишь! — Он обернулся к съемочной группе. — Готовы? Снимаем…
Жанна смотрела, как Том взял микрофон и обратился лицом к камере, чтобы ввести зрителя в курс дела. Он небрежно переступал с ноги на ногу. Такой же неисправимый романтик, как и я, подумала Жанна.
— Мы находимся у Центрального рынка, — начал он, и камера отступила. — В этих старых магазинчиках висят, покачиваясь на сквозняке, платья — все белых оттенков. Это подвенечные платья… — Он махнул звукооператору и крикнул: — Запись!
Жанна увидела, что Том присел перед ней на колени, чтобы не загораживать объектив, и поднес ей микрофон.
— Как тебе видится замужество? — спросил он.
Она почувствовала движение воздуха, поняла, что это не легкий бриз, а настоящий ветер. В небе на севере громоздились тучи. Теплый ветер зимой, припомнилось ей, — всегда к дождю.
— Оно видится мне везде, — сказала она, — и всегда.
— Везде? — переспросил Том.
— На стенах, на фасадах домов.
— На стенах? На фасадах?
Голос у Тома разочарованно сник. А будет ли их брак в самом деле удачным, подумалось ей, если от одной примерки подвенечного платья ей уже душно.
— Да, — ответила она, глядя прямо в объектив. — На щитах и афишах. О чем гласят щиты? Что они рекламируют?
— Рекламируют автомобили, мясные консервы, сигареты… — подсказал Том.
— Нет. Их тема — молодая пара до свадьбы, без детей. Затем мы видим ее же — уже после свадьбы, с детьми. Щиты посвящены браку, хоть и не заявляют об этом впрямую. Идеальный счастливый брак выглядит теперь не так, как раньше — в церкви, когда муж подавлен, а жена вечно жалуется. Сегодня брак улыбается с рекламных щитов.
— Улыбается?
— Конечно. И разве рекламные браки не заслуживают серьезного к себе отношения? Это же поп-браки.
— Поп! — Для Тома это прозвучало откровением, ему не приходило в голову взглянуть на свадьбу в таком ракурсе. — А что, неплохо, — сказал он. — Ну а если поп-брак не срабатывает?
— Значит, его нужно наладить, как автомобиль, — ответила Жанна. — Супруги — те же механики, что в комбинезонах ремонтируют двигатель.
— А если супружеская измена, что тогда? — напирал Том.
Хозяйка закончила пригонку платья и, отступив, в восторге всплеснула руками.
— Тогда, — ответила Жанна, — понадобятся не два, а три или четыре механика.
— А где любовь? Или она тоже превращается в поп?
Том опустился перед ней на колени, прижавшись щекой к брошенному на софе замшевому платью, и с обожанием посмотрел на Жанну.
— Нет, — изрекла она. — Любовь не поп.
— Если не поп, то что?
Жанна подметила, что участники группы с интересом прислушиваются к их пикировке, и подумала: а не догадываются ли они о том, что невдомек Тому?
Тем временем небо совсем потемнело.
— У механиков есть тайник, — сказала она, — где они сбрасывают комбинезоны, снова становятся просто мужчинами и женщинами и занимаются любовью.
Том был в восторге. Вскочив на ноги, он воскликнул:
— Ты потрясающа! Ты даже смотришься потрясающе!
— Невесту делает платье, — скромно заметила Жанна.
— Ты лучше Риты Хейворт, — принялся он взахлеб перечислять кинозвезд. — Лучше Джоан Кроуфорд, Ким Новак, Лорин Бейколл и Авы Гарднер, когда она была влюблена в Мики Руни.
Эти имена не имели к ней никакого касательства. Она попыталась представить себя в роли невесты, но у нее не получилось: если невесты, то только не Тома и не сейчас. Ей захотелось сорвать с себя подвенечное платье, сбежать от его мальчишеского обожания, от вездесущего объектива камеры, от съемочной группы, от хозяйки магазинчика, которая бросилась закрывать дверь, потому что пошел дождь.
— Нет, нет, — закричал Том, — не надо!
Он снова распахнул дверь и велел оператору продолжать съемку. Но дождь припустил, и ассистентка первая кинулась под укрытие. Оператор стянул куртку и набросил на «Аррифлекс». Звуковик со своим оборудованием перебрался под тент над соседней дверью.
— Почему не снимаете под дождем? — орал Том. — Почему прекратили съемку?
Хляби небесные, казалось, и вправду разверзлись. Том выбежал на улицу помочь оператору, шум ливня перекрыл их бестолковую перебранку. Жанна, подобрав шлейф, прокралась к двери магазинчика. Ее охватило внезапное и совершенно непреодолимое желание воссоединиться с Полом, укрыться в овальной гостиной их квартиры, освободиться и от этого свадебного наряда, и от всех других обязательств. Она помедлила — и выскочила под ливень. Она бежала по улице Коссоньери, ее волосы и тонкое атласное платье тут же вымокли, но холод придавал ей силы. Ей хотелось петь, она ловила губами струи дождя.
Бегство Жанны видела лишь хозяйка магазинчика. Она так и осталась стоять, открыв рот. Насквозь вымокший Том вбежал с улицы и уставился на опустевшую примерочную площадку.
— Жанна, — произнес он. — Где Жанна?
— Не знаю, — выдохнула хозяйка. — Выскочила и убежала.
— В такой дождь?
— В такой дождь. И в подвенечном платье.
Они, не сговариваясь, повернулись к открытой двери. На улице Коссоньери не было ни души, лишь пустующая громада Центрального рынка высилась за завесой дождя.
Глава восемнадцатая
Пол стоял под мостом метро и сквозь завитки голубовато-серого железного плетения смотрел, как с арок льются в Сену потоки дождевой воды. Он кутался в пальто — не потому, что ему было холодно или сыро (он забежал под мост еще до того, как начался ливень), но потому, что любил, как улитка, укрыться в собственной раковине. Утром он забыл причесаться, и сейчас проплешинка у него на темени бросалась в глаза. Он выглядел постаревшим и более уязвимым, чем обычно. Сегодня тело Розы должны были доставить в ту комнату, которую Матушка столь любовно для нее подготовила, но Пол направлялся совсем в другую комнату, чтобы встретиться с другим телом, очень даже не мертвым, хотя для него не имевшим ни имени, ни значения, исключая чисто телесную связь. Он понимал весь юмор такого положения, но смеяться ему не хотелось.
Пока он стоял под мостом, на улице Жюля Верна остановилось такси и высадило Жанну. Платье так облепило ее, что она казалась чуть ли не голой. Мокрый тонкий атлас насквозь просвечивал и стал телесного цвета, он бесстыдно облегал ее груди и ягодицы и даже выдавал жидкий кустик волос на лобке. Дождь прилепил к лицу ее локоны. Она метнулась в подъезд, водитель молча проводил ее восхищенным взглядом.
Дождь приутих, Пол выбежал из-под моста и припустил к улице Жюля Верна.
У Жанны не было ключа от квартиры, и она сунулась к оконцу консьержки. Та сидела спиной к вестибюлю.
— Извините, — начала Жанна, пытаясь перекричать монотонную дробь дождя, но консьержка и ухом не повела. Раскат грома потряс все здание. Жанна, пятясь, отошла от оконца и присела на деревянную скамейку у лифта, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь.
Такой ее и увидел Пол — и возликовал, ибо понял: она прибежала к нему, бросив всех и вся. Услышав его шаги, Жанна встрепенулась и просительно на него посмотрела, но Пол прошел мимо, не взглянув на нее, и вошел в лифт. Они уставились друг на друга сквозь витую решетку.
— Прости, — сказала Жанна. — Ты меня еще хочешь?
Пол не понял, за что ее нужно прощать, но ему было плевать. Он только кивнул и открыл дверцу кабинки.
— J'ai voulu te quitter, je n'ai pas pu, — выпалила она, но вспомнила, что он предпочитает английский, и перевела: — Я хотела уйти от тебя, но не смогла. Не могу!
Пол промолчал. Он разглядывал ее тело — темные окружья сосков под мокрой тканью, контуры узкого таза, полные бедра. Нежный пушок у нее на ногах — и тот просвечивал через тонкий атлас, словно через второй слой кожи.
Лифт пошел вверх.
— Я хотела уйти, — повторила она. — Понимаешь?
Пол все так же молчал, окидывая ее взглядом с головы до ног. Привалившись спиной к стенке кабины, Жанна начала задирать подол, надеясь уловить у него на лице хотя бы тень желания. Показались лодыжки, колени, затем волосы на лобке. Она помедлила — и подняла подол еще выше, показав свой детский пупок.
Лифт медленно полз вверх.
— Чего еще тебе от меня надо? — спросила она.
Пол как бы не слышал. Для него ее слова были пустым звуком — в отличие от нее живой, которая была рядом. Он вытянул руку и просунул пальцы туда, где они встретили теплую увлажненность. Она, хотя и не сразу, тоже протянула руку к нему, расстегнула молнию на брюках, поискала, нашла и сжала его естество твердой недвусмысленной хваткой. Их руки застыли, образовав крест.
Лифт тяжко вздохнул и остановился.
— Voila! — произнес Пол, распахивая дверь. Он начал напевать «Жил да был человек, держал он свинью…».
Дождь хлестал в открытое окно круглой гостиной. Пол захлопнул раму и, повернувшись к Жанне, отвесил театральный поклон. Жанна, остановившись посреди комнаты, дрожала и смеялась одновременно.
— А с тебя так и льет, — произнес он и прижал ее к себе. Промокшее платье на ощупь казалось скользким, как лед, ее волосы оставили у него на груди сырое пятно. Он пошел в ванную за полотенцем.
Жанна радовалась словно после венчания. Теперь она была его новобрачной, у них был медовый месяц; она закружилась посреди комнаты — как тогда, в первый раз, — и бросилась на матрас, обняв подушку, словно взволнованная школьница. Глаза ее следили за дверью, в которую должен был войти Пол. Тут ее рука наткнулась под подушкой на что-то мокрое. Жанна села, отбросила подушку. На простыне лежала дохлая крыса; кровь запеклась у нее вокруг пасти, свалявшийся мех отдавал сыростью.
Жанна завизжала.
Пол принес полотенце и кинул ей на колени.
— Крыса, — спокойно заметил он, но Жанна, всхлипывая, вцепилась в него и не выпускала.
— Да это всего только крыса, — повторил он, забавляясь ее страхом. — В Париже крыс больше, чем людей.
Пол поднял крысу за хвост и поднес к своему лицу. Жанна охнула и отшатнулась. Вид крысы, прикосновение к ней вызвали у нее ужас и тошноту. Она с отвращением смотрела на Пола, который, продолжая держать крысу за хвост, открыл рот.
— Ням-ням-ням, — произнес он и чмокнул губами.
— Я ухожу, — пробормотала Жанна.
— Нет, погоди. Не хочешь сначала перекусить? Поесть чего-нибудь, а?
Жестокость Пола была столь же чудовищна, сколь и внезапна.
— Это конец, — сказала Жанна.
— Нет, это — конец, — пошутил он, показав на крысиный хвост. — Но я люблю начинать с головы, она самая вкусная. Ты и правда отказываешься? Ладно…
Он поднес крысу к самым губам. Жанна в ужасе отвернулась.
— Я хочу уйти. На этой постели я не смогу больше заниматься любовью, не смогу. Это отвратительно, мерзко.
Ее передернуло.
— Что ж, — сказал он, — тогда будем трахаться на батарее или забравшись на каминную полку.
Он направился в кухню.
— Слушай, — бросил он, помахивая крысой, — мне нужен майонез, с майонезом крысы вкуснее всего. Жопу я оставлю тебе, — и пошел на кухню, заливаясь громким смехом. — Крысиная жопа под майонезом.
— Я хочу уйти, я хочу выбраться отсюда! — крикнула Жанна. Она была не в состоянии даже глядеть на матрас. Как быстро он испортил ей настроение — и кто знает, что он еще может выкинуть. Прикосновение к свалявшейся шерсти дохлого зверька убило в ней вожделение и нарождавшуюся любовь к Полу. Впервые она увидела гостиную во всем ее убожестве. Сейчас запах секса напоминал ей о смерти. Она ужаснулась собственному безумию, приведшему ее сюда.
— Я больше не вынесу, — пробормотала она. — Я ухожу и никогда сюда не вернусь, никогда.
Она двинулась к двери, но тут возвратился Пол. Он избавился от крысы.
— Quo vadis, крошка? — игриво осведомился он, обогнал ее, вышел в холл и запер входную дверь на засов. Жанна взглянула на него со смешанным чувством отвращения и благодарности. На самом деле ей не хотелось уходить.
— Кто-то ее специально подбросил, — сказала она, наградив Пола презрительным взглядом. — Я чувствую. Это предупреждение, это конец.
— Ты рехнулась.
— Нужно было сказать тебе с самого начала. — Ей не терпелось поколебать его самодовольную мужскую самоуверенность. — Я полюбила одного человека.
— Вот и прекрасно, — сказал Пол с издевкой. Он подошел к ней и провел рукой по гладкому атласу платья, как мог бы пробовать на ощупь спелый плод авокадо. — Так вот, сейчас ты изволишь скинуть эти мокрые тряпки.
— Я изволю заняться с ним любовью, — стояла она на своем.
Пол пропустил ее слова мимо ушей.
— Первым делом залезешь в горячую ванну, а не то наверняка схватишь воспаление легких. Ясно?
Он заботливо отвел Жанну в ванную и до отказа открыл оба крана. Потом подхватил подол платья и начал не спеша задирать, обнажая ее тело, как перед тем она сама это делала в лифте.
— Ты схватишь воспаление легких, — продолжал он, — и знаешь, что будет дальше? Ты умрешь.
Жанна подняла руки, Пол стянул с нее через голову платье и бросил за спину на пол.
— И знаешь, что будет дальше?
Она отрицательно покачала головой, стоя перед ним обнаженной.
— Мне придется трахать дохлую крысу!
— Ф-фу, — простонала она, пряча лицо в ладонях. Она понимала, что он ни за что не даст ей забыть об этом случае.
Пол снова принялся напевать. Он закатал рукава, взял Жанну за руку, бережно усадил в ванну. Вода была восхитительно горячей. Она медленно погрузилась, чувствуя, как тревога и холод постепенно оставляют ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18