На сайте сайт Wodolei
Но без многочисленных демонологий от футбола оторвавшиеся от современного мира люди никогда не смогли бы доказать, что они его понимают.
«Я бы выразился так, – заключает, прочитав обзор Эмиса, Эд Хортон в своей статье „Когда наступает суббота“, – клеймить футбольных болельщиков рыгающим быдлом значит давать повод другим относиться к нам как к быдлу и, следовательно, приближать трагедии, подобные „Хиллсборо“. Футбол ждет своих авторов – об игре незаслуженно мало пишут. Но меньше всего нам нужны подстраивающиеся под „рубах парней“ снобы». Именно. Я бы не мог сильнее повредить игре, если бы стал предлагать компенсацию, или извиняться за свое образование, или вообще от него отнекиваться. «Арсенал» появился задолго до Кембриджа и остался со мной после университета, а три проведенных в Кембридже года, насколько я могу судить, никому не мешают.
Учеба помогла мне понять, что я не одинок: нас было много – ребят из Ноттингема, Ньюкасла и Эссекса, большинство из которых получили образование в государственной системе, и теперь в колледже нам предстояло подправить свой элитарный имидж. Мы все играли в футбол и болели за свои команды, так что быстро нашли друг друга. Как при поступлении в классическую школу, только без наклеек с портретиками футбольных звезд.
Во время каникул я ездил на «Хайбери» из Мейденхэда, а из Кембриджа – лишь на самые большие игры – на остальные не хватало денег – и все больше и больше влюблялся в «Кембридж Юнайтед». Я не собирался этого делать, считал, что «Мы» – мой единственный зуд по субботам. Но так уж вышло: «Они» завоевали мои симпатии, чего раньше не удавалось никому.
Это было вовсе не предательство «Арсенала» – команды существовали в совершенно разных мирах. Когда оба предмета моего обожания всплывали одновременно где-нибудь на вечеринке, на свадьбе или на другом мероприятии, от которого всеми силами стараешься увильнуть, сразу возникало недоумение: если он любит «Нас», то что находит в «Них»? У «Арсенала» был «Хайбери», великие звезды, толпы болельщиков и весомая история за спиной. «Кембридж» мог похвастаться только убогим стадиончиком «Эбби» (с «Долевой стороной» – аналогом нашей «Стороны под табло», и когда наезжали иногородние плохиши, из-за стены летели кочны срезанной у пенсионеров капусты). На игры, как правило, собиралось не больше четырех тысяч человек; у них не было никакой истории – команда оказалась в Футбольной лиге всего шесть лет назад. И когда выигрывала, громкоговоритель извергал нечто эксцентричное, чего никто и никогда не пытался понять: «Я добыл славную связку кокосов!» Как тут не проникнуться теплотой и покровительственной любовью?
Уже через два матча я начал сильно переживать. Этому способствовало то, что команда оказалась первоклассным коллективом четвертого дивизиона. Тренер Рон Аткинсон научил своих подопечных играть в стильный, быстрый футбол в одно касание, приносивший на своем поле результат в три-четыре мяча (когда я первый раз пришел на стадион, «Кембридж» выиграл у «Дарлингтона» со счетом 4:0). К тому же вратарь Уэбстер и защитник Бэтсон имели арсенальское прошлое. Помнится, я видел, как в 1969 году, во время одной из немногих игр за «Арсенал», Уэбстер отбил в свои ворота два мяча; а Бэтсон – в начале семидесятых один из первых черных игроков в Футбольной лиге – после того, как перебрался сюда с «Хайбери», превратился из посредственного полузащитника в классного защитника.
Но больше всего мне нравилось, как почти немедленно проявились их сильные и слабые стороны. Современные футболисты первого дивизиона – безликие молодые ребята: одинаково выносливые, как и все в команде, со схожей выучкой, с примерно равными скоростными возможностями, с похожими темпераментами. В четвертом дивизионе жизнь протекала совсем по-иному. В «Кембридже» были и толстые игроки, и тощие, и быстрые, и медленные, игроки на подъеме и игроки на спаде. Центр-форвард Джим Холл двигался как сорокапятилетний мужчина, а его партнер по нападению Алан Байли – парень с нелепой стрижкой Рода Стюарта, который потом играл за «Эвертон» и за «Дерби», отличался быстротой гончей. Стив Сприггс метался в середине поля, словно настоящее динамо; он был невысокого роста, плотный и коротконогий (к моему ужасу, в городе меня несколько раз принимали за него: однажды, за десять минут до игры, в которой был заявлен Сприггс, я стоял, привалившись к стене, ел пирожок с мясом и курил «Ротманс», и какой-то мужичонка показал на меня своему сыну – на Сприггса, как и на всю команду кембриджцы возлагали большие надежды; в другой раз – в туалете городского паба, где мне пришлось вступить в идиотский спор с типом, который отказывался верить, что я не тот, кем, как я и утверждал, я не был на самом деле). Больше всех мне запомнился Том Финни – агрессивный и ловкий крайний нападающий, чьи прыжки и нарушения правил сопровождались ужасающими ужимками в сторону зрителей (вы не поверите, но он даже входил в состав сборной Северной Ирландии, когда та в 1982 году вышла в финал Кубка мира, правда, все время просидел на скамье запасных).
Раньше мне казалось, что расти и взрослеть – это два параллельных и независимых от человека процесса. Но теперь думаю, что взросление определяется волей: каждый может решить стать взрослым, но только в определенные моменты жизни. Такие моменты выпадают нечасто: например, в период кризисов в отношениях или когда предстоит нечто новое – ими можно воспользоваться, а можно и не обратить на них внимание. Будь я потолковее, я бы создал себя в Кембридже заново. Запрятал бы подальше прежнего мальчугана, чье увлечение «Арсеналом» помогло ему пройти через детство и отрочество, и превратился бы в кого-нибудь совершенно другого: чванливо-уверенного в своем предназначении в жизни молодого человека. Но я так не поступил. По какой-то причине продолжал держаться за свое мальчишество, и оно вело меня все студенческие годы. А футбол не по своей вине и не в первый и не в последний раз послужил и становым хребтом, и замедлителем развития.
Это были поистине университетские деньки. Никаких там «Футлайтс», никакой писанины для плакатиков и газетенок, никакого синего цвета, президентства союза, студенческой политики, клубов, стипендий и выставок – вообще ничего. Я смотрел пару фильмов в неделю, засиживался допоздна, пил пиво, общался с приятными людьми, с которыми до сих пор регулярно встречаюсь, покупал и брал на подержание у друзей записи Грэма Паркера, Патти Смит, Брюса Спрингстина и группы «Клэш». За весь первый курс сходил на одну лекцию, но зато два или три раза в неделю играл за вторую или третью команду колледжа… и ждал очередного матча на «Эбби» или кубковой встречи на «Хайбери». Я сделал все, чтобы любые привилегии, которые Кембридж даровал своим бенифициариям, миновали меня. Если честно, я побаивался этого места, и футбол, как и в детстве, утешил и, словно палочка-выручалочка, примирил меня с окружением.
Мальчики и девочки
«Арсенал» против «Лестер Сити» 02.04.77
Но в тот год я не только смотрел футбол, трепался и слушал музыку – у меня появилось новое увлечение: до колик в животе я запал на девчонку из педагогического колледжа. Мы оба сразу расчистили плацдармы (в первые недели она успела обзавестись несколькими поклонниками, а у меня осталась девушка дома) и в течение следующих трех или четырех лет много времени проводили вместе.
Она часть моего рассказа. И во многих смыслах. Для начала, она моя первая подружка, которая посетила «Хайбери» (на пасхальные каникулы во время нашего второго семестра); к тому времени все обещания, что наступил сезон новой метлы, развеялись в воздухе: «Арсенал» побил свои же клубные рекорды по продолжительности полосы неудач – команда умудрилась проиграть подряд «Манчестер Сити», «Миддлсбро», «Вест Хэму», «Эвертону», «Ипсвичу», «Уэст Брому», «Куинз Парк Рейнджерз». Но девчонка обворожила команду, как обворожила меня, и в первой четверти игры мы вели 3:0. Первый гол забил дебютировавший Грэм Рикс, а два других на протяжении десяти минут Дэвид О'Лири, который в течение следующей декады добивался успеха еще полдюжины раз. И снова «Арсенал» умудрился так удивить меня, что я запомнил не только наш поход на стадион, но и сам матч.
Было необычно сидеть рядом с ней. Руководствуясь ложно понятой галантностью – полагаю, она предпочла бы стоять, – я купил места на нижней западной трибуне. До сих пор помню, как она реагировала на каждый гол. Ряд дружно вскакивал, приветствуя победу (словно этот процесс, как чиханье, происходил совершенно непроизвольно), а она оставалась сидеть и все три раза, когда я опускал на нее глаза, тряслась от хохота. «Так забавно», – объясняла она, и я понимал, что кажется ей забавным. Раньше мне никогда не приходило в голову, что футбол в самом деле смешная игра: очень многое, что производит впечатление до тех пор, пока в это веришь, при взгляде с тыла (а она со скамьи смотрела как раз на уровне мужских тылов, по большей части уродливых) начинает казаться нелепым, как голливудские декорации с изнанки.
Наши отношения – впервые для обоих нечто серьезное, продолжительное, с любовью всю ночь, знакомством с родными и разговорами, что когда-нибудь надо завести детей – стали первым открытием собственного двойника среди особей противоположного пола. У меня, естественно, и до нее были подружки, но мы с ней вышли из одного окружения, получили одинаковое образование, отличались схожими подходами и интересами. Наши расхождения были огромными, но они проистекали главным образом из различия полов. Если бы мне выпало родиться девчонкой, я хотел бы родиться именно такой девчонкой, как она. И, наверное, поэтому меня занимали ее вкусы, интересы и причуды, а ее вещи пробуждали во мне восхищение девчоночьими комнатами, которое не угасало до тех пор, пока девчонки имели комнаты (сейчас мне за тридцать, и у них больше нет комнат – у них дома и квартиры, и зачастую они делят их с мужчинами. Печальная потеря).
Ее комната помогла мне понять, что девчонки умнее ребят (болезненное открытие). У нее был сборник стихов Евтушенко (кто такой, черт возьми, этот Евтушенко?) и необъяснимая подвинутость на Анне Болейн и Бронте; она любила всех чувственных певцов и бардов и была знакома с идеями Жермен Грир, немного разбиралась в живописи и классической музыке – знания явно сверх программы экзамена повышенного уровня. Откуда что взялось? И что мне было противопоставить? Две книжонки Чандлера в мягких обложках? Первый альбом «Рамонес»? В девичьих комнатах есть множество ключей к их характерам, воспитанию, вкусам. А мальчишечьи, напротив, одинаковы, будто эмбрионы, за исключением разве что приклеенных там и сям плакатов (у меня висел Род Стюарт, отмеченный, как мне казалось, агрессией, подлинностью и уверенностью в себе). А сами комнаты были безликими, как утроба.
Справедливости ради надо заметить, что большинство из нас отличается количеством и интенсивностью интересов. У одних ребят круче записи, а другие лучше разбираются в футболе. Одни увлечены машинами, другие – регби. Мы не личности – нами управляют страсти, предсказуемые и поэтому неинтересные; они не отражают и не озаряют нас, как в случае с моей подружкой, и в этом главное различие между мужчинами и женщинами.
Я знал женщин, которые любили футбол и несколько раз за сезон ходили на стадион, но до сих пор не встречал ни одной, решившейся на поездку субботним вечером в Плимут. Я знаю женщин, которые любят музыку и даже отличают на собственных полках Мэвис Стейплз от Ширли Броунз, но ни разу не слышал, чтобы хоть одна из них постоянно пополняла и истерически систематизировала коллекцию музыки. Женщины вечно теряют записи или взваливают заботу о своих дисках на других: на брата, дружка либо соседа (обычно мужского пола), и те приводят все в надлежащий порядок. Мужчина никогда такого не позволит. (Среди своих знакомых болельщиков «Арсенала» я замечаю, как люди дергаются, когда им говорят о клубе, который они не знают, – укол нашим душевным силам, подобно грядущему изменению фасона рубашек для других.) Я не утверждаю, что не существует женщин с систематическим складом ума, но их гораздо меньше, чем таких же мужчин. И если уж женщина подвержена мании, эта мания направлена на людей или постоянно видоизменяется.
Вспоминая студенческие годы, когда все ребята казались такими же бесцветными, как вода из крана, я прихожу к мысли, что мужчины развивают в себе способность систематизировать факты и собирать футбольные программки, чтобы как-то компенсировать отсутствие характерных отметин. Но это не объясняет, почему один обыкновенный смышленый тинейджер стал интереснее другого обыкновенного смышленого тинейджера только благодаря своему полу.
Неудивительно, что моя подружка решила пойти на стадион: а что во мне еще найдешь? (Ну да, она слушала мой альбом «Рамонес».) Что такого, чего бы я в себе еще не открыл и не вытащил на свет Божий? У меня было нечто мое: мои друзья, отношения с мамой и отцом, моя сестра, моя музыка, моя любовь к кино, мое чувство юмора – но ничего, что составило бы индивидуальность, как составляло все, что принадлежало ей; но вот моя единственная и сильная привязанность к «Арсеналу» и все, что ее сопровождало (комканье гласных приобрело неоперабельный характер)… пусть хоть такая изюминка, пара своих черточек к носу, глазам и рту.
Женщина как женщина
«Кембридж Юнайтед» против «Эксетер Сити» 24.04.78
Мой приезд в Кембридж вызвал к жизни два самых удачных сезона в краткой истории «Юнайтед». В первый год команда с большим отрывом победила в четвертом дивизионе. На следующий – в третьем дивизионе пришлось труднее, и только в последнюю неделю сезона случился решающий прорыв. В ту неделю «Юнайтед» играл два матча на «Эбби»: во вторник – с лучшим коллективом дивизиона, «Рексхэмом», и выиграл 1:0; в субботу – с «Эксетером». И чтобы подняться выше, требовалась только победа.
За двадцать минут до финального свистка «Эксетер» вел в счете, и моя девушка, которая пришла на стадион со своей подружкой и ее приятелем – и все они хотели вживе испытать головокружительное чувство триумфа – повела себя так, как, по моему мнению, ведут себя все женщины в кризисных ситуациях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
«Я бы выразился так, – заключает, прочитав обзор Эмиса, Эд Хортон в своей статье „Когда наступает суббота“, – клеймить футбольных болельщиков рыгающим быдлом значит давать повод другим относиться к нам как к быдлу и, следовательно, приближать трагедии, подобные „Хиллсборо“. Футбол ждет своих авторов – об игре незаслуженно мало пишут. Но меньше всего нам нужны подстраивающиеся под „рубах парней“ снобы». Именно. Я бы не мог сильнее повредить игре, если бы стал предлагать компенсацию, или извиняться за свое образование, или вообще от него отнекиваться. «Арсенал» появился задолго до Кембриджа и остался со мной после университета, а три проведенных в Кембридже года, насколько я могу судить, никому не мешают.
Учеба помогла мне понять, что я не одинок: нас было много – ребят из Ноттингема, Ньюкасла и Эссекса, большинство из которых получили образование в государственной системе, и теперь в колледже нам предстояло подправить свой элитарный имидж. Мы все играли в футбол и болели за свои команды, так что быстро нашли друг друга. Как при поступлении в классическую школу, только без наклеек с портретиками футбольных звезд.
Во время каникул я ездил на «Хайбери» из Мейденхэда, а из Кембриджа – лишь на самые большие игры – на остальные не хватало денег – и все больше и больше влюблялся в «Кембридж Юнайтед». Я не собирался этого делать, считал, что «Мы» – мой единственный зуд по субботам. Но так уж вышло: «Они» завоевали мои симпатии, чего раньше не удавалось никому.
Это было вовсе не предательство «Арсенала» – команды существовали в совершенно разных мирах. Когда оба предмета моего обожания всплывали одновременно где-нибудь на вечеринке, на свадьбе или на другом мероприятии, от которого всеми силами стараешься увильнуть, сразу возникало недоумение: если он любит «Нас», то что находит в «Них»? У «Арсенала» был «Хайбери», великие звезды, толпы болельщиков и весомая история за спиной. «Кембридж» мог похвастаться только убогим стадиончиком «Эбби» (с «Долевой стороной» – аналогом нашей «Стороны под табло», и когда наезжали иногородние плохиши, из-за стены летели кочны срезанной у пенсионеров капусты). На игры, как правило, собиралось не больше четырех тысяч человек; у них не было никакой истории – команда оказалась в Футбольной лиге всего шесть лет назад. И когда выигрывала, громкоговоритель извергал нечто эксцентричное, чего никто и никогда не пытался понять: «Я добыл славную связку кокосов!» Как тут не проникнуться теплотой и покровительственной любовью?
Уже через два матча я начал сильно переживать. Этому способствовало то, что команда оказалась первоклассным коллективом четвертого дивизиона. Тренер Рон Аткинсон научил своих подопечных играть в стильный, быстрый футбол в одно касание, приносивший на своем поле результат в три-четыре мяча (когда я первый раз пришел на стадион, «Кембридж» выиграл у «Дарлингтона» со счетом 4:0). К тому же вратарь Уэбстер и защитник Бэтсон имели арсенальское прошлое. Помнится, я видел, как в 1969 году, во время одной из немногих игр за «Арсенал», Уэбстер отбил в свои ворота два мяча; а Бэтсон – в начале семидесятых один из первых черных игроков в Футбольной лиге – после того, как перебрался сюда с «Хайбери», превратился из посредственного полузащитника в классного защитника.
Но больше всего мне нравилось, как почти немедленно проявились их сильные и слабые стороны. Современные футболисты первого дивизиона – безликие молодые ребята: одинаково выносливые, как и все в команде, со схожей выучкой, с примерно равными скоростными возможностями, с похожими темпераментами. В четвертом дивизионе жизнь протекала совсем по-иному. В «Кембридже» были и толстые игроки, и тощие, и быстрые, и медленные, игроки на подъеме и игроки на спаде. Центр-форвард Джим Холл двигался как сорокапятилетний мужчина, а его партнер по нападению Алан Байли – парень с нелепой стрижкой Рода Стюарта, который потом играл за «Эвертон» и за «Дерби», отличался быстротой гончей. Стив Сприггс метался в середине поля, словно настоящее динамо; он был невысокого роста, плотный и коротконогий (к моему ужасу, в городе меня несколько раз принимали за него: однажды, за десять минут до игры, в которой был заявлен Сприггс, я стоял, привалившись к стене, ел пирожок с мясом и курил «Ротманс», и какой-то мужичонка показал на меня своему сыну – на Сприггса, как и на всю команду кембриджцы возлагали большие надежды; в другой раз – в туалете городского паба, где мне пришлось вступить в идиотский спор с типом, который отказывался верить, что я не тот, кем, как я и утверждал, я не был на самом деле). Больше всех мне запомнился Том Финни – агрессивный и ловкий крайний нападающий, чьи прыжки и нарушения правил сопровождались ужасающими ужимками в сторону зрителей (вы не поверите, но он даже входил в состав сборной Северной Ирландии, когда та в 1982 году вышла в финал Кубка мира, правда, все время просидел на скамье запасных).
Раньше мне казалось, что расти и взрослеть – это два параллельных и независимых от человека процесса. Но теперь думаю, что взросление определяется волей: каждый может решить стать взрослым, но только в определенные моменты жизни. Такие моменты выпадают нечасто: например, в период кризисов в отношениях или когда предстоит нечто новое – ими можно воспользоваться, а можно и не обратить на них внимание. Будь я потолковее, я бы создал себя в Кембридже заново. Запрятал бы подальше прежнего мальчугана, чье увлечение «Арсеналом» помогло ему пройти через детство и отрочество, и превратился бы в кого-нибудь совершенно другого: чванливо-уверенного в своем предназначении в жизни молодого человека. Но я так не поступил. По какой-то причине продолжал держаться за свое мальчишество, и оно вело меня все студенческие годы. А футбол не по своей вине и не в первый и не в последний раз послужил и становым хребтом, и замедлителем развития.
Это были поистине университетские деньки. Никаких там «Футлайтс», никакой писанины для плакатиков и газетенок, никакого синего цвета, президентства союза, студенческой политики, клубов, стипендий и выставок – вообще ничего. Я смотрел пару фильмов в неделю, засиживался допоздна, пил пиво, общался с приятными людьми, с которыми до сих пор регулярно встречаюсь, покупал и брал на подержание у друзей записи Грэма Паркера, Патти Смит, Брюса Спрингстина и группы «Клэш». За весь первый курс сходил на одну лекцию, но зато два или три раза в неделю играл за вторую или третью команду колледжа… и ждал очередного матча на «Эбби» или кубковой встречи на «Хайбери». Я сделал все, чтобы любые привилегии, которые Кембридж даровал своим бенифициариям, миновали меня. Если честно, я побаивался этого места, и футбол, как и в детстве, утешил и, словно палочка-выручалочка, примирил меня с окружением.
Мальчики и девочки
«Арсенал» против «Лестер Сити» 02.04.77
Но в тот год я не только смотрел футбол, трепался и слушал музыку – у меня появилось новое увлечение: до колик в животе я запал на девчонку из педагогического колледжа. Мы оба сразу расчистили плацдармы (в первые недели она успела обзавестись несколькими поклонниками, а у меня осталась девушка дома) и в течение следующих трех или четырех лет много времени проводили вместе.
Она часть моего рассказа. И во многих смыслах. Для начала, она моя первая подружка, которая посетила «Хайбери» (на пасхальные каникулы во время нашего второго семестра); к тому времени все обещания, что наступил сезон новой метлы, развеялись в воздухе: «Арсенал» побил свои же клубные рекорды по продолжительности полосы неудач – команда умудрилась проиграть подряд «Манчестер Сити», «Миддлсбро», «Вест Хэму», «Эвертону», «Ипсвичу», «Уэст Брому», «Куинз Парк Рейнджерз». Но девчонка обворожила команду, как обворожила меня, и в первой четверти игры мы вели 3:0. Первый гол забил дебютировавший Грэм Рикс, а два других на протяжении десяти минут Дэвид О'Лири, который в течение следующей декады добивался успеха еще полдюжины раз. И снова «Арсенал» умудрился так удивить меня, что я запомнил не только наш поход на стадион, но и сам матч.
Было необычно сидеть рядом с ней. Руководствуясь ложно понятой галантностью – полагаю, она предпочла бы стоять, – я купил места на нижней западной трибуне. До сих пор помню, как она реагировала на каждый гол. Ряд дружно вскакивал, приветствуя победу (словно этот процесс, как чиханье, происходил совершенно непроизвольно), а она оставалась сидеть и все три раза, когда я опускал на нее глаза, тряслась от хохота. «Так забавно», – объясняла она, и я понимал, что кажется ей забавным. Раньше мне никогда не приходило в голову, что футбол в самом деле смешная игра: очень многое, что производит впечатление до тех пор, пока в это веришь, при взгляде с тыла (а она со скамьи смотрела как раз на уровне мужских тылов, по большей части уродливых) начинает казаться нелепым, как голливудские декорации с изнанки.
Наши отношения – впервые для обоих нечто серьезное, продолжительное, с любовью всю ночь, знакомством с родными и разговорами, что когда-нибудь надо завести детей – стали первым открытием собственного двойника среди особей противоположного пола. У меня, естественно, и до нее были подружки, но мы с ней вышли из одного окружения, получили одинаковое образование, отличались схожими подходами и интересами. Наши расхождения были огромными, но они проистекали главным образом из различия полов. Если бы мне выпало родиться девчонкой, я хотел бы родиться именно такой девчонкой, как она. И, наверное, поэтому меня занимали ее вкусы, интересы и причуды, а ее вещи пробуждали во мне восхищение девчоночьими комнатами, которое не угасало до тех пор, пока девчонки имели комнаты (сейчас мне за тридцать, и у них больше нет комнат – у них дома и квартиры, и зачастую они делят их с мужчинами. Печальная потеря).
Ее комната помогла мне понять, что девчонки умнее ребят (болезненное открытие). У нее был сборник стихов Евтушенко (кто такой, черт возьми, этот Евтушенко?) и необъяснимая подвинутость на Анне Болейн и Бронте; она любила всех чувственных певцов и бардов и была знакома с идеями Жермен Грир, немного разбиралась в живописи и классической музыке – знания явно сверх программы экзамена повышенного уровня. Откуда что взялось? И что мне было противопоставить? Две книжонки Чандлера в мягких обложках? Первый альбом «Рамонес»? В девичьих комнатах есть множество ключей к их характерам, воспитанию, вкусам. А мальчишечьи, напротив, одинаковы, будто эмбрионы, за исключением разве что приклеенных там и сям плакатов (у меня висел Род Стюарт, отмеченный, как мне казалось, агрессией, подлинностью и уверенностью в себе). А сами комнаты были безликими, как утроба.
Справедливости ради надо заметить, что большинство из нас отличается количеством и интенсивностью интересов. У одних ребят круче записи, а другие лучше разбираются в футболе. Одни увлечены машинами, другие – регби. Мы не личности – нами управляют страсти, предсказуемые и поэтому неинтересные; они не отражают и не озаряют нас, как в случае с моей подружкой, и в этом главное различие между мужчинами и женщинами.
Я знал женщин, которые любили футбол и несколько раз за сезон ходили на стадион, но до сих пор не встречал ни одной, решившейся на поездку субботним вечером в Плимут. Я знаю женщин, которые любят музыку и даже отличают на собственных полках Мэвис Стейплз от Ширли Броунз, но ни разу не слышал, чтобы хоть одна из них постоянно пополняла и истерически систематизировала коллекцию музыки. Женщины вечно теряют записи или взваливают заботу о своих дисках на других: на брата, дружка либо соседа (обычно мужского пола), и те приводят все в надлежащий порядок. Мужчина никогда такого не позволит. (Среди своих знакомых болельщиков «Арсенала» я замечаю, как люди дергаются, когда им говорят о клубе, который они не знают, – укол нашим душевным силам, подобно грядущему изменению фасона рубашек для других.) Я не утверждаю, что не существует женщин с систематическим складом ума, но их гораздо меньше, чем таких же мужчин. И если уж женщина подвержена мании, эта мания направлена на людей или постоянно видоизменяется.
Вспоминая студенческие годы, когда все ребята казались такими же бесцветными, как вода из крана, я прихожу к мысли, что мужчины развивают в себе способность систематизировать факты и собирать футбольные программки, чтобы как-то компенсировать отсутствие характерных отметин. Но это не объясняет, почему один обыкновенный смышленый тинейджер стал интереснее другого обыкновенного смышленого тинейджера только благодаря своему полу.
Неудивительно, что моя подружка решила пойти на стадион: а что во мне еще найдешь? (Ну да, она слушала мой альбом «Рамонес».) Что такого, чего бы я в себе еще не открыл и не вытащил на свет Божий? У меня было нечто мое: мои друзья, отношения с мамой и отцом, моя сестра, моя музыка, моя любовь к кино, мое чувство юмора – но ничего, что составило бы индивидуальность, как составляло все, что принадлежало ей; но вот моя единственная и сильная привязанность к «Арсеналу» и все, что ее сопровождало (комканье гласных приобрело неоперабельный характер)… пусть хоть такая изюминка, пара своих черточек к носу, глазам и рту.
Женщина как женщина
«Кембридж Юнайтед» против «Эксетер Сити» 24.04.78
Мой приезд в Кембридж вызвал к жизни два самых удачных сезона в краткой истории «Юнайтед». В первый год команда с большим отрывом победила в четвертом дивизионе. На следующий – в третьем дивизионе пришлось труднее, и только в последнюю неделю сезона случился решающий прорыв. В ту неделю «Юнайтед» играл два матча на «Эбби»: во вторник – с лучшим коллективом дивизиона, «Рексхэмом», и выиграл 1:0; в субботу – с «Эксетером». И чтобы подняться выше, требовалась только победа.
За двадцать минут до финального свистка «Эксетер» вел в счете, и моя девушка, которая пришла на стадион со своей подружкой и ее приятелем – и все они хотели вживе испытать головокружительное чувство триумфа – повела себя так, как, по моему мнению, ведут себя все женщины в кризисных ситуациях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31