Но моя успеваемость от этого не страдала.Следующей весной он получил распределение в клинику Харборвью, которую выбрал сам. Мне он сообщил об этом первой. Я была очень счастлива за Мико, но при этом ощущала себя самой несчастной, потому что год, который мне оставался до окончания вуза, я проведу без него.Я прочла себе штук сто лекций, убеждая себя в том, что я, Ронни Свои, не должна переживать по поводу таких вещей. «Ты ведь все равно никуда не ходишь, ни с кем не гуляешь, – говорила я себе. – Все закончилось отлично и лучшего друга тебе не найти». Но тут же в голову мне закрадывалась мысль о том, что я могла бы подать документы в Вашингтонский медицинский институт. Раньше я не рассматривала такой вариант, считая, что должна отправиться в Йелль. Йелль! Да бросьте! Мико и Ронни – просто друзья. Ну, не совсем друзья. Никто из нас не стал поддаваться искушению, никто не стал потакать своим чувствам – мы решительно их отмели по миллиону разных причин. Затем однажды вечером Мико крикнул, чтобы я открыла окно в комнате.– У меня тут есть камушек, я хочу, чтобы ты поймала его! Помнишь? Ты ведь всегда была девочкой с руками баскетболистки!Тот камушек, который упал мне прямо в руки, оказался бриллиантовым кольцом в платиновой оправе. Я сбежала вниз по ступенькам и прыгнула в объятия Мико.– Думаю, что дело можно считать решенным, – проговорил он.– Как романтично, – вздохнула я, после того как мы поцеловались. Я чувствовала, как мы оба словно освободились от груза. – Мне это напомнило то, как я впервые поймала окуня. Нет, наверное, тогда это было более романтично.– Ронни, – сказал он, вытаскивая шпильки из моих волос, и они рассыпались по моим плечам, лаская его руки. – Ты ведь прекрасно знала, что парни никогда не забывают свою первую рыжеволосую любовь.– Ага, значит, мы просто говорим о страсти, – прошептала я, целуя его снова и снова.– Кто говорит о страсти? Я влюблен в девчонку из соседнего дома.Он страшно разозлился, когда я бросила его и помчалась наверх, чтобы поскорее позвонить Клэр. Мне было всего двадцать лет.Спустя два года мы поженились в храме у нас дома, потом полетели в Кейп, где провели медовый месяц, и я снова отправилась на занятия. Моя свекровь уставила все комнаты белыми розами и жасмином. Я закрываю глаза, и в моей памяти всплывает дурманящий аромат тех дней. Спустя годы я могу восстановить малейшие детали, только коснувшись плеча спящего Мико. Над нашей кроватью висит одна черно-белая фотография: я в свадебном платье моей бабушки и Мико в сером костюме. Мы смотрим друг на друга и смеемся, как будто только что выиграли олимпийскую медаль. Именно так мы себя и чувствовали.Время до окончания учебы казалось мне ужасающе долгим. Мико заставлял меня переживать жизнь во всей ее полноте, и тех уикендов, которые мы проводили вместе, было мало. Иногда я боялась отправляться на встречу с ним, которая сулила две бессонные ночи. Я начинала скучать по нему еще до того, как садилась на самолет. Мы как будто были женаты, но и не женаты одновременно. Когда мои родители учились в университете, они переживали совсем другую историю. Однажды, когда ко мне приехала мама, я спросила у нее, что она думала о нашем с Мико будущем. Она сказала, что надеялась на то, что мы будем вместе. Я была искренне удивлена.– Но ведь он тогда был католиком.– Любовь выше границ, – ответила она. – Я молилась о том, чтобы она направила вас на путь истинный. Я очень хотела, чтобы тебе было даровано счастье, ведь ты не знала его, когда была ребенком.Она обняла меня, и я прильнула к ее плечу.– Ронни, все пройдет со временем. Ты преодолеешь все печали, все трудности, потому что ты самый целеустремленный человек в мире.Естественно, я подала документы в Вашингтонский медицинский институт. Я так молилась, словно от этого зависела моя жизнь. Меня приняли. Получив подтверждение, я послала Мико на работу красный и серебряный шары в виде сердца. Все подумали, что у него день рождения. Позже, вечером, разговаривая со мной по телефону, он сказал, что напряжение, которое он испытывал, исчезло без следа.Мы нашли квартиру, которая представляла собой одну большую комнату. Это был переоборудованный чердак с многочисленными нишами в стенах для кухонных шкафчиков. Спальня немного напоминала спальню в доме миссис Дезмонд. Хотя эту квартиру трудно было назвать роскошной, открывавшийся из окна вид делал ее именно такой. Мы задрапировали углы, так что получились дополнительные ниши, которые мы приспособили под шкафы. Вся комната была уставлена полками с книгами. Мы выкрасили книжные стойки так, чтобы они гармонировали с голубой стеной. Потом купили стеклянную мебель, чтобы создать большее световое пространство. Одна стена была голубой, на ней висели фотографии, сделанные моим отцом. Это были снимки цветов и горных лугов. На одну полку мы поставили молочно-белую вазу, изготовленную моей мамой. Узкое горлышко вазы было украшено витиеватым рисунком. Мама подарила ее нам на свадьбу. Кухня была настолько маленькой, что я не смогла бы вытянуть руки в стороны, если бы стала в центре. Но пространство словно расширялось, когда к нам приходили друзья и включали нашу мощную стереосистему на полную громкость. Ванная была в таком же стиле, который я помнила по Сан-Диего. Я погружалась в ванну так, что из воды торчал только кончик моего носа. К концу дня у меня гудели ноги от усталости, особенно после того как стало ясно, что у нас с Мико скоро будет ребенок. Эту беременность трудно было назвать запланированной, но мы и не особенно предохранялись, положившись на судьбу. Чужое осуждение нас не касалось, и, о чудо! Наш союз был благословенным, как и наша свадьба.Доктор Сассинелли предложил купить нам дом или хотя бы оплачивать аренду большой квартиры с тремя спальнями. Но мы хотели взять все заботы на себя, ведь родители Мико оплатили нашу учебу. Мы просто задрапировали еще один угол, благодаря чему получилась еще одна крошечная комната. На стенах мы нарисовали лиловые и желтые горошинки. И стали ждать появления младенца, с которым, как все думали, мы повременим. Родители хотели, чтобы я взяла на год академический отпуск по уходу за ребенком, но я видела, что другие женщины успевают и следить за малышами, и учиться. Значит, и я могла бы. Так и получилось, хотя временами мне казалось, что я погружаюсь в мокрый песок.Ни мои, ни его родители не смогли прибыть к рождению внучки, потому что малышка решила удивить нас, появившись на свет на несколько недель раньше положенного. Честно говоря, мы проявили себя эгоистами и порадовались этому. Я ощутила первые схватки, когда мы были в кино, но мы дождались конца фильма и только после этого отправились в Харборвью.Мико был страшно горд тем, что его ребенок родился в «его» клинике, где к нам обоим обращались не иначе как «доктор Сассинелли». Я хотела, чтобы вызвали акушерку, но Мико был незаменим. При схватках рекомендуется «визуализировать» какие-нибудь прекрасные виды, чтобы не поддаться искушению вцепиться кому-то в лицо. Никто не сумел бы помочь мне лучше, чем парень, знавший меня всю жизнь, не так ли? Он знал родные мне места, он знал мое сердце. Когда боль усиливалась, он просто крепче сжимал мою руку, пересказывая историю нашего первого поцелуя, когда я упала с Джейд и поранила руку. Он вспоминал вечер в той крепости, когда мы впервые поняли, что влюблены. Он сказал, что научит нашего ребенка кататься на лыжах и плавать, а еще ездить на велосипеде и на лошади. Он даже заставил меня рассмеяться, сообщив, что уже купил сидр, чтобы отпраздновать рождение будущего ребенка со своей не признающей алкоголя женой. Итальянец по происхождению, Мико умел быть нежным и деликатным. Он умел очаровывать и пользовался большим успехом у пациенток, особенно у пожилых леди. Он умел создать комфортную обстановку для каждого. Я всегда знала, что под маской беспечности в нем скрываются сильные и глубокие эмоции. В тот вечер, когда наша девочка появилась на свет, мы были в палате одни, не считая доктора и медсестры. Мико сначала смеялся, а потом стал рыдать, как маленький мальчик. Тот момент открыл нам какой-то особый путь к сердцам друг друга. Наш брак словно вышел на новый уровень. Мы стали близки, как никогда. Я знаю, что все это звучит высокопарно и банально, но ведь в жизни не часто случаются моменты, когда человеку дано переживать такие мощные по накалу страстей чувства.С того вечера в мою палату начали присылать букеты. Они прибывали в режиме «нон-стоп»: от Клэр, от родителей, от моей подруги Эммы и ее мужа, от моих кузин. Коллеги Мико заскакивали каждый час, чтобы хлопнуть его по спине и сказать, что малышка его копия (это было неправдой). Время, которое оставалось у нас для сна, мы провели вместе на тесной кровати, с дочкой между нами. Уже через день мы отправились домой. Может, это была просто игра гормонов, но я ощущала себя особой королевских кровей, когда лежала на кровати. На следующее утро прибыла мама. Она настаивала, что должна помочь мне. Мама делала мои любимые десерты. Я с удовольствием принимала ее заботу, потому что только она могла приготовить такой суп-пюре с кукурузной мукой. Я чувствовала себя даже не принцессой – царевной. Наверное, все молодые мамы в момент счастья испытывают такие же чувства. Мы были счастливы. Мы до сих пор счастливы.Я не знала, что буду столь осыпана милостями, ведь моя душа долгое время умирала от боли. Но не думаю, что я стала от этого Хуже. Я никогда не узнаю, могла ли я испытать большее счастье, не произойди в моей жизни той ужасной трагедии. Это моя судьба, и ее не перепишешь заново, я знаю точно. В моей работе приходится сталкиваться с такими вещами, от которых другая, например моя кузина Бриджет, убежала бы с громким криком. Конечно, я всегда буду ощущать себя счастливой «вопреки». Так сложилось. Но, слава Богу, я жила с мужчиной, которому не понадобится все это объяснять, потому что ему это известно. Эпилог Обучающийся на первом году интернатуры ощущает себя так, словно выстоял без перерыва лет пять. Не имеет значения, в какой человек форме и сколько времени он проводит, чтобы поддерживать ее с помощью хитроумных беговых дорожек и прочего спортивного оборудования. Студентка интернатуры, как правило, чувствует себя такой замученной, что готова выкроить хоть несколько минут – пока медсестра приносит свежие перевязочные материалы или поднос с инструментами, – чтобы вздремнуть. Я сама освоила это искусство и дошла до того уровня «мастерства», когда часть сознания погружена в сон, но другая бодрствует, и ты даже отвечаешь на вопросы пациентов, которым, очевидно, может помочь только психиатр. Мои ответы казались вполне разумными. Врачу, проходящему обучение в отделении неотложной помощи, приходится молниеносно принимать решения, продиктованные сложностью ситуации. Однако наградой ему служит спасенная жизнь. Заканчивается смена, но пациенты прибывают снова и снова. Время здесь течет в особом ритме. Мне казалось, что четыре года медицинского колледжа не закончатся никогда, тем не менее все-таки удавалось выкроить час на то, чтобы совершить пробежку, вырваться на тренировку или в кино, либо... просто сесть и поесть. Теперь я вспоминаю что время как совсем не трудное. Студенты ведь приходят домой. Для меня же смена с трех до одиннадцать может закончиться только на рассвете. И как ты ни стараешься это случается постоянно. Ты принимаешь пациента, потом передаешь его другому специалисту, но не можешь уйти, пока тебе не станет известен результат.В тот вечер все готовились к Рождеству.Милли Аберг принесла нам горячий шоколад и домашнюю выпечку.Я мечтательно думала о нашем доме в Пайн-Маунтине, о елке высотой пятнадцать футов, которую Сассинелли установили у камина. Я не сумела быть с ними, однако я представляла, как все могло происходить. Распаковав подарки от Сайты, среди которых была бы и сделанная мамой кукла с каштановыми волосами, я присела бы на уютный диванчик с кошкой Атеной и позвала бы их. Я слушала бы, как поет прекрасным сопрано мой брат, исполняя «Святой вечер». Его голос звучит издалека, но я знаю, что он звучит для меня. Рейф получил этот дар от Отца Небесного, а не от мамы или кого-то из нас. Всего через час я смогу отправиться из клиники «Сиэтл мерси» к себе домой. Я уже приготовилась подписать все бумаги, как вдруг услышала горячий шепот одной из студенток. Не было ничего удивительного в том, что в рождественскую смену студенты любят поворчать, конечно же, я не пожелала бы никому испорченного праздника, но я всегда им говорила, что время вторично по отношению к обстоятельствам.– Их всегда привозят на Рождество, или на Пасху, или в Хеллоуин, – донесся до меня голос Аниты Фонг, разговаривавшей со Стейси Суини, одной из медсестер. – Разве нельзя проверить состояние ребенка до девяти часов вечера, особенно если у него подозрение на острый фарингит?Анита была очень способной, но часто слишком нетерпеливой, слишком острой на язык. Я испугалась, что люди за зеленой занавеской услышат ее жалобы. Родители действительно иногда долго колеблются, потому что до этого они несколько раз вызывали педиатра и тот объяснял им, что у ребенка просто вирус и единственное, что ему потребуется, – это ударная доза апельсинового сока, а не курс антибиотиков. Пока я ждала, Анита вышла и сказала:– Веселого Рождества. У этой малышки в горле уже гнойное воспаление и гнойники размером со сталактиты.Анита исчезла за занавеской, и я услышала, как она говорит охающим и вздыхающим родителям, что им следовало быть порасторопнее, раз дело касается стрептококкового воспаления горла, – оно может привести к серьезным осложнениям.– У девочки горло будет похоже на раздутое стекло, – заявила она.Анита явно «превысила полномочия». Я могла бы оставить все как есть, потому что нельзя требовать от доктора терпения святого. Но я отдернула штору и, изобразив на лице подобие бодрой улыбки, спросила:– У вас все в порядке, доктор Фонг?Джульетте было к этому времени уже девять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34