Ее мягкие груди увенчаны были нежными сосками.
— Я люблю твои полные луны, — покорно повторил он и поцеловал их.
— А что это у тебя между ног?
— Мой член.
Она подняла руку, которой шарила у него между ног, и опять дала ему пощечину:
— Это очень грубо. Мне было бы стыдно так его называть. Мы в Гареме зовем его голубком, иногда — одноглазым мужчиной, иногда — веткой цветущей вишни, а порой и веткой плакучей ивы. У него много названий. Они приводятся в книге.
Потом она уронила книгу на пол и, наклонившись над Орханом, мягко втолкнула свой язык ему между губ. После поцелуя она немного отодвинулась и, снова высунув язык, указала на него пальцем.
— А это мы как называем?
— Не знаю и знать не хочу.
— Мы зовем его веткой коралла, или гадюкой, или медовой ложечкой. Но я вижу, что тебе не терпится начать. Тогда всего один, последний урок, запомни только еще одно слово. — Она повалилась спиной на кровать и ткнула пальцем себе между ног. — Не желаешь ли узнать, как называется это?
— Люди, которые не являются поэтами, называют это пизденкой, — сказал Орхан.
— О, у нас есть для нее более красивое название. Это «Таверна парфюмеров». Придвинься поближе, пожалуйста, и внимательно рассмотри ее.
Безусловно, этот урок, этот осмотр, был просто нелеп. Но Орхан решил, что в ближайшее время от потакания причудам девушки большого вреда не будет. Пусть ее трескотня утомляла, зато тело ее, несомненно, будило желание. Лицо ее вселяло радужные надежды на благородство и ум, но ее болтовня была сплошным детским лепетом. Разве можно быть одновременно такой красивой и такой глупой? Ладно, пока что он будет ей потакать. Но потом, дабы гарантировать, что никто в Гареме не узнает о тех унижениях, которым она его подвергала, он прикажет ее наутро казнить. Опуская голову к промежутку у нее между бедрами, он представил себе, как поутру будет наблюдать за казнью. Он распорядится, чтобы немые сажали ее на кол медленно. Не подозревая о безумии у него в голове, Анадиль вздохнула и раздвинула ноги пошире.
— Тебе нравится зрелище? — стыдливо спросила она.
— Очень нравится. — Он мог бы кое-что добавить, но тут она притянула его голову еще ближе, и Орхан неожиданно для себя отведал ее. На вкус она оказалась непривычной, горькой, необыкновенно соблазнительной.
— Теперь мы готовы, — сказала она со вздохом, и между ног у нее действительно стало влажно.
Однако не успел Орхан сбросить халат, как она отпрыгнула в сторону.
— Да-да, мы готовы. Но не здесь. Там, внизу, — сказала она, указывая на поверхность ледовой ямы.
Анадиль сошла с мраморного возвышения и, слегка поеживаясь, легла спиной на лед.
— Вернись, Анадиль! Только не на льду! Чем кровать-то плоха? Иди сюда!
— На льду лучше. Потому мы и здесь. Холод оттягивает оргазм и усиливает наслаждение. — Она обольстительно извивалась. — Иди сюда, любимый!
— Это безумие!
Анадиль надулась и разочарованно взглянула на него.
— Мы, девушки Гарема, слыхали, что все принцы в Клетке — настоящие мужчины, готовые на все и нечувствительные ни к холоду, ни к голоду, ни к боли. Но вот такая маленькая девочка, как я, лежит на льду, а ты робеешь.
— Это безумие, — тупо повторил Орхан.
— Перестань, не будь таким занудой! На льду интереснее. К тому же я буду либо снизу, как твоя молитвенная подушка, либо сверху, как твое одеяло. Только не давай мне здесь мерзнуть одной. — Она протянула к нему руки в мольбе.
Орхан почувствовал внутри огонь, в котором таяла твердость духа. Он должен был ею овладеть. Он спустился на лед, и она, благодарно коснувшись пальцами его торса, обвилась вокруг него. Потом Анадиль потянулась к ветке цветущей сливы, или как там она это называла, взяла ее и ввела себе между ног. Хотя еще до того, как войти в Анадиль, Орхан думал, что вот-вот взорвется от желания, все происходило так, как она предсказывала; лед оттягивал оргазм, поскольку их тела не могли найти на его поверхности точку опоры и Анадиль то и дело выскальзывала из-под Орхана. Оба тела покрылись капельками воды. Пока Орхан продолжал свои движения внутри Анадиль, ему почудилось, будто он мельком увидел в ледовой глубине что-то темное и недвижимое. Большую рыбу или попросту воображаемую тень. Все это казалось Орхану своего рода странным бегом взапуски, — между жаром его вожделения и ледяным холодом их необычного ложа. Веселый, шаловливый нрав Анадиль не отражался больше на ее лице. Ее ноги сомкнулись на спине Орхана, и пока он толчками вонзался в нее, она кричала от безысходности. Орхан же, со своей стороны, столь отчаянно стремился достичь оргазма внутри этого странного существа, что уже готов был пожертвовать собой и позволить медленно посадить себя на кол — лишь бы добиться того, чего он желал в тот миг. Все остальное не имело значения. Наконец он кончил — горячим густым потоком.
— О, мой султан!
Обессиленные, они немного полежали в объятиях друг друга. Потом Анадиль беспокойно заерзала под Орханом:
— У меня уже попка замерзла. Ты можешь ее мне согреть.
И, выскользнув из-под него, она перевернулась на талом льду. Орхан провел руками по ее намокшим ягодицам и смахнул крошечные льдинки.
— Так мою попку не согреешь. Если хочешь, можешь меня отшлепать.
Он приподнялся на локтях и, разглядывая ее мягкую маленькую задницу, почувствовал, как в нем опять пробуждается желание. Но вдруг, не успел Орхан даже занести руку для первого шлепка, Анадиль резко вскрикнула. Потом она взглянула через плечо на Орхана. Лицо ее исказилось от ужаса, а зубы стучали так, что поначалу ее невозможно было понять. Наконец Орхан расслышал ее слова:
— Там, во льду, — лицо! Мы занимались любовью на чьей-то могиле! Смотри! Ты должен посмотреть!
Вглядевшись через плечо Анадиль, Орхан наконец с трудом сумел различить тело сквозь неподвижные, толстые пласты льда. Он увидел, как снизу на него свирепо скалит зубы Барак.
Глава третья
Толстый мотылек
За дверью, в коридоре, им преградили путь двое немых. Третий, увидев, что они вышли из ледовой каморки, скрылся в дальнем конце коридора. Вскоре он вернулся с визирем. Визирь заговорил, прежде чем Орхан успел раскрыть рот:
— Вот ты и узрел пред собою брата, как и было обещано. Обещания здесь всегда исполняются. Увы, они почти никогда не исполняются так, как того ожидают. Однако, продемонстрировав брата, тебе хотели оказать любезность.
— Любезность!
— Да, тебя хотели недвусмысленно и наглядно предостеречь. Думаю, это сродни вскармливанию львят. Как всем известно, львята всегда рождаются мертвыми, но любящая львица заботливо облизывает эти бесформенные комочки, и через несколько дней они оживают. И все же бывает порой и так, что рождается детеныш, которому невозможно придать надлежащий вид.
— Ты хочешь сказать, что мой брат убит по приказу старшей валиде?
— Чтобы мать убила родного сына! А ведь она приходится матерью и тебе! Как ты мог подумать такое о родной матери?! — Казалось, визирь и вправду глубоко возмущен. Однако он продолжал: — И все же поразмышлять об обычаях животного царства всегда полезно. Человек проницательный может многому научиться у зверей, живущих в пустыне и джунглях.
— А чему я могу научиться у тебя? Кто убил Барака?
— Абсурдными домыслами цели не добьешься. Барак был подобен человеку, идущему в снежную бурю по краю отвесной скалы. Потом он посмотрел вниз, а посмотрев вниз, потерял самообладание, а потеряв самообладание, потерял точку опоры, а вместе с нею — и жизнь. Лучше всего вообразить твоего брата незадачливым скалолазом. В качестве альтернативы можешь вообразить своего брата человеком, который непринужденно сидит и лакомится яствами на пиру. И тут появляется Смерть-виночерпий с горькой чашей. Брат твой хватает чашу и жадно пьет из нее. Да, возможно, так лучше — вообразить твоего брата человеком, уходящим с пирушки.
Внезапно Орхан вспомнил об Анадиль. Ему хотелось, чтобы она помалкивала о том, что произошло в ледовой каморке, да и о его теперешнем разговоре с визирем. Он повернулся к ней, намереваясь приказать немедленно взять ее под стражу, но ее уже и след простыл. Тогда он опять повернулся к визирю:
— Та девушка, Анадиль, что была со мной… Я хочу, чтобы ее взяли под строгий арест и чтобы ее сторожили глухонемые.
— Я исполню твое повеление не теряя времени, о султан! — с задумчивым видом сказал визирь. — Значит, она тебе не угодила? Я ведь предчувствовал, что было бы лучше, сойдись ты с дурнушкой. Все дело в том, что с дурнушками требуется больше времени для достижения…
— Не рассказывай сказок! Следующая твоя задача — созвать министров на срочное заседание.
— Этим я тоже займусь не теряя времени. Министры жаждут насладиться блеском твоей недавно взошедшей звезды. Но они разбрелись по всему городу, и потребуется время, чтобы их привести, к тому же ты наверняка проголодался. Да, конечно, пора поесть, ведь ты не ел с тех пор, как вышел из Клетки. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли еды.
— Ну что ж, позаботься об этом, а также о созыве министров и об аресте девушки. Пора заняться делом. Я уже теряю терпение.
— Да, ты похож на брата.
Затем визирь отвел Орхана в другую маленькую комнатку. Большая часть пола была завалена подушками, среди которых стоял низкий столик. Введя туда Орхана, визирь поспешил было выйти, но тут ему пришла в голову запоздалая мысль.
— И последнее: ты случайно не позволял гадюке пить в «Таверне парфюмеров»?
— Разумеется, нет, — раздраженно солгал Орхан. — Понятия не имею, о чем ты.
— Тогда, возможно, пока все благополучно.
Несколько минут спустя появились немые с огромными серебряными подносами, уставленными снедью. Орхан поел и задремал. Потом кто-то тряс его, пытаясь разбудить. Над ним склонялся взволнованный визирь:
— Тебя хочет видеть старшая валиде. Я пойду с тобой и подожду, чтобы потом проводить тебя от ее августейшего величества в зал заседаний, где соберется совет министров.
И вновь они направились через сад к фарфоровому павильону. На сей раз, войдя туда, Орхан счел возможным сделать только пару шагов. Почти весь фарфоровый пол павильона был устлан большим ковром — «Ковром Веселья», — а на нем металась и корчилась цела гора вопивших и хихикавших молодых женщин, демонстрировавших при этом те части своих тел, которые не принято было открывать на людях. На эту груду, дождавшись своей очереди играть в кости, то и дело бросались новые женщины. От положения брошенных костей зависело то, куда, в какие клетки ковра, следовало поместить руки и ноги. В глубине груды извивающихся тел раздавались голоса женщин, тщетно моливших выпустить их, чтобы они смогли повторно бросить кости и принять более удобное положение.
Из глубины помещения на все это снисходительно взирала старшая валиде. Завидев Орхана, она указала на разделявшую их груду женщин и предложила:
— Не желаешь к ним присоединиться, Орхан?
Он решительно покачал головой.
— Но, по-моему, где-то там и твоя подружка.
В ответ на эти слова из шевелящейся массы платьев, рук и ног показалась голова сияющей от радости Анадиль. Хотя она лучезарно улыбалась Орхану, на Анадиль и ее подруг, резвившихся на «Ковре Веселья», он смотрел с отвращением. Он думал о застывшем во льду Бараке.
Старшая валиде, казалось, не обращала ни малейшего внимания на неприязненные чувства Орхана. Она спокойно сидела, откинувшись на подушки, и лениво улыбалась. Чтобы перекричать повизгивавших и хихикавших молодых женщин, ей пришлось повысить голос:
— Бедняжке Анадиль сегодня не очень везет на ковре. Зато, как я слыхала, утром, в играх с тобой, ей улыбнулась удача. Я слыхала, что вы с ней немного позанимались борьбой — и она зажала твою голову захватом ногой. В борьбе это равносильно победе, правда? Так какой же ей полагается приз?
Орхан хотел сказать, что Анадиль заслуживает по меньшей мере ареста и сажания на кол, но в том положении, в котором он оказался, под взглядами старшей валиде и этой толпы смеющихся женщин, высказать подобную мысль казалось почти невозможным. Он колебался. Затем ему пришло в голову, что он как-никак султан. Тогда он глубоко вздохнул и сказал это:
— Она заслуживает по меньшей мере смерти. Анадиль возьмут под стражу, а этому безрассудству будет немедленно положен конец.
С пола раздались испуганные крики.
— Значит, всем запрещается смеяться, а Анадиль должна умереть, лишь бы не пострадала твоя ничтожная гордость! — воскликнула старшая валиде. Она больше не улыбалась. — Красивую женщину в расцвете лет надо убить, потому что мой принц не в духе!
Орхан не потрудился ответить. Он поспешил за дверь и в гневе натолкнулся на визиря, который с волнением ждал.
— Презренный раб, я же велел тебе арестовать Анадиль!
— Увы, мой султан, я и вправду презренный раб, ибо евнухи по моему приказу всюду ее искали, но так и не сумели найти.
— Она в павильоне, играет в нелепые игры с остальными наложницами. Немедленно арестуй ее, — и еще я желаю, чтобы старшую валиде проводили в ее покои и взяли под строгий арест. Она ни с кем не должна общаться.
— Я исполню твои повеления не теряя времени. Полечу, как стрела, пущенная из твоего лука. Стану словами твоих приказов, подхваченными дуновением твоей воли, ибо исполнение воли твоей есть венец всех наших желаний. Не соблаговолишь ли теперь пройти в зал заседаний совета?
Визирь дернул Орхана за рукав. Пока они удалялись от фарфорового павильона, визирь продолжал тихо, невнятно бубнить — как если бы говорил сам с собой:
— Есть врата, куда никогда не стоит входить. Есть особые ключи, которые не подходят ни к одному замку. Есть потайные места в обиталищах женщин, небезопасные для мужчин. Есть особые коридоры, куда мужчине не стоит совать свой нос. В этом дворце есть двери, через которые мужчина может покинуть сей мир… Однако ты уверяешь меня, что гадюка не вползала в «Таверну». Это, по крайней мере, неплохо.
— Говори яснее или молчи, — приказал Орхан.
Визирь сурово посмотрел на Орхана:
— Ну что ж, я вижу, что придется сказать тебе правду в глаза. Ты должен понять, что тягостная праздность обитательниц Гарема порождает грешные мысли, и поэтому девицы совершают всевозможные поступки, каковых совершать не следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13