Народ оказался – весь с бору по сосенке, тех, кто раньше уже ловил рыбу, было всего пять человек. Остальные же почти ничего не знали и не умели, даже простенькие узлы вязать. Приходилось постоянно подсказывать им, как крепить кунгасы, расстилать невода и многое другое из самой нехитрой рыбацкой техники. «С такой публикой много не наработаешь», – удрученно подумал Василий на следующий день, оглядывая людей, лениво рассевшихся и разлегшихся на берегу в ожидании указаний.И работа, в самом деле, оказалась – слезы горькие. Вставали поздно – в девять, долго пили чай, пререкались из-за того, кому убираться, кому носить воду, пилить дрова, идти за продуктами в Кандыбу. И наконец не спеша тянулись на берег, устраивали перекур, бесконечный треп. Правда, и работы особенно срочной не было, – рыба ожидалась недели через две, не раньше. Потому-то, видно, и Демьяныч не слишком торопил их. Он и сам был не прочь потрепать языком, порассказать байки. Только здесь и слушали его – деваться-то все равно было некуда.Неводов было два. Дальний, у водопада, был уже поставлен, туда наведывались через день, привозили десятка три горбуш, смех, а не улов, себе на икру не хватало.Второй невод – поблизости, в полукилометре от устья Кандыбы, – как раз начинали ставить при Василии. Как это делается, он хорошо помнил еще с той поры, когда работал у Демьяныча, и с первого дня как-то само собой получилось, что признали его помощником Демьяныча, спрашивали совета, ждали указаний. Да и сам Василий работал больше других, с удовольствием бросал тяжелые пикули, истомившись надоевшим бездельем.Самую тяжелую работу – вытягивание центральной – сделали за два дня. Центральная – стальной трос в триста метров длиной – держится на воде на разноцветных полых шарах – наплавах. Один конец центральной крепится на берегу, другой – с большим железным цилиндром – «мальчиком» – на дне моря, для чего утопили несколько десятков пикулей. К этому же концу крепится «рама» – два прямоугольника по обе стороны центральной. На раму и навешивается невод, а на центральную – крыло. Горбуша во время нереста жмется к берегу, ищет пресную воду. Наткнувшись на крыло, рыба идет вдоль него, пока не попадает в ворота невода, а оттуда путь один – через узкие проходы в «котлы», основную часть невода. Во время хорошей путины в этих котлах горбуши скапливается до двухсот центнеров. Обратно через ворота она выйти не может – инстинкт гонит ее вперед. И остается только перекрыть «котлы» и выбирать рыбу в кунгасы.А рыбы пока не было, и потянулась ленивая бездельная жизнь. К обеду выходили в море, дорка оставляла один кунгас на ближнем неводе, другой тянула к водопаду. Там привязывались к «мальчику», часа два скучно болтались на волнах – и возвращались обратно.Много спали, читали, «травили баланду», до одури резались в карты. Признавался только покер. В субботу почти все отправлялись в Кандыбу – в баню. Ну а после бани – непременная выпивка, танцы в клубе, и, случалось, местные донжуаны, ревниво оберегавшие свои владения, поколачивали кое-кого из бригадных, хотя те и старались держаться вместе.С первого дня к Василию прочно прицепилось прозвище «Макар». Василий не обижался – Макар так Макар. Вообще же, как и обычно, сошелся он со всеми быстро. Слева его соседом по раскладушке оказался Руслан. Василий с любопытством присматривался к этому странному парню. Чем он занимался до прихода в бригаду – никто не знал, а сам Руслан явно темнил на этот счет. Удивляла всех его необыкновенная чистоплотность, Руслан неизменно был чист и опрятен, брился ежедневно, раз в неделю устраивал основательную стирку, и даже было у него что-то вроде маленького кожаного чемоданчика, в котором хранились всевозможные щетки и щеточки, тюбики с какими-то кремами, зеркало, и туалетом своим Руслан занимался по меньшей мере полчаса, приглаживаясь и прилизываясь, как... Василий даже сравнения не находил. Был у Руслана дружок, во всем старавшийся походить на него, – Вадик. Ростом и силой он не уступал Руслану, но выглядел сущим младенцем – румяные щеки, пухлые губы и наивные глаза. Даже на взгляд Василия Вадик был круглым дураком – такую чепуху иной раз он говорил.За Русланом и Вадиком прочно утвердилась общая кличка «лбы». Работать «лбы» не любили – начинали последними, кончали первыми. А море ненавидели самой лютой ненавистью и пользовались любой возможностью, чтобы не выходить на невода. Даже слабая зыбь немилосердно укачивала их, и раза два «лбы» добирались до раскладушек почти что на четвереньках. Обычно «лбы» по очереди ходили в Кандыбу за продуктами, пилили дрова, носили воду.А еще у «лбов» была гитара. Играли они часто, особенно Руслан. Песни признавались только блатные, из которых щедро сыпались разные «малины», «тюряги», «шалманы», «мусора». Но была одна какая-то странная песня, в которой слова были нормальные, не блатные. Песня про залив Терпения, в котором кому-то жить совсем уже терпения не стало, и этот кто-то мечтал уехать на какие-то острова, где каждый день солнце, вино, знойные женщины и коралловые рифы. Эту песню Руслан пел особенно часто и каждый куплет заканчивал долгим мрачным повтором на похоронный мотив: «Долга-а-я ле-е-та...» Однажды Василий спросил:– А что это за залив Терпения?Руслан снисходительно посмотрел на него и лениво протянул:– Ну и темная же ты личность, Макар... Живешь на Сахалине и не знаешь, где залив Терпения? А вот это самое место, где мы находимся, и есть залив Терпения.Перехватив взгляд Василия, Руслан миролюбиво сказал:– Не злись, я же шучу.Прошли обещанные Демьянычем две недели, прошла и третья, а горбуши все не было. Демьяныча донимали вопросами – где же рыба? Тот только кряхтел, матерился, – видно было, что он и сам не понимает, куда делась горбуша. И в других бригадах улова не было. Ждали еще.Дальний невод полностью оказался на попечении Василия, Демьяныч туда и не заглядывал.И наконец рыба пришла. Было ее немного, но – лиха беда начало. Василий увидел это сразу, как вышли из бухты, – в море то тут, то там возникали быстрые полоски ряби. Он весело крикнул Демьянычу, сидевшему на втором кунгасе:– Пошла, Демьяныч!Но тот не расслышал его и только рукой махнул. Он, конечно, и сам видел следы косяков, но лицо его оставалось безучастным.Пристали к ближнему неводу, из которого высовывались черные усатые морды нерп. Это было хорошим признаком – значит, и в неводе есть горбуша. Демьяныч на шлюпке поехал осматривать «котлы», и Василий с нетерпением ждал, что он скажет. Демьяныч разочарованно протянул:– Та, разве же это рыба... Центнера три всего.Это, конечно, была не рыба, но Василий весело сказал:– Ничего, будет и больше. Поехали, кэп!И на дальнем неводе улов был не бог весть какой – центнеров пять-шесть, как определил на глаз Василий. Они подождали часа три, сделали переборку и выпустили рыбу в садки. К вечеру настроение у Василия упало – косяки по-прежнему кружили вокруг невода, а в «котлы» почему-то не шли.– Что она, такая шибко умная, что ли? – удивлялся Володя Карасев, техник-строитель из Южного, решивший подзаработать в отпуске. – Вокруг ходит, а внутрь не хочет. Может, нерпы ее пугают? – он кивнул на черные круглые морды, выстроившиеся вдоль центральной.Василий посмотрел на него и ничего не ответил. Дело было, конечно, не в нерпах. Вероятно, просто усилилось течение, и подняло крыло, и рыба уходит низом. Он решил проверить это и стал отвязывать шлюпку.Опасения его оправдались – крыло во многих местах почти стелилось под поверхностью воды, и Василий разразился злой руганью:– Работнички, мать вашу... Кто это крыло ставил?– Демьяныч, кто же, – огрызнулся Володя.– Не может быть, – не поверил Василий.– Ну точно. То есть ставили мы, а он проверял, потом на шлюпке всю центральную объехал... Да чего ты злишься? Кто виноват, что течение поднялось?– Кто виноват... Демьяныч, вот кто! Надо было камней побольше навязать!– А ведь верно, – Володя почесал затылок. – А чего же он, старый хрен, не сделал этого? Сам говорил нам, чтобы поменьше и пореже камни вязали.Но Василий и сам не мог понять, почему Демьяныч сделал так, и сразу же, как только подъехали к ближнему неводу, спросил его об этом.– Нельзя, сорвать может, – сказал Демьяныч. – Крылья слабые, их уже списывать пора.– А чего же ты брал такие? – разозлился Василий.– Какие дали, – Демьяныч равнодушно сплюнул в воду.Два дня они дежурили на неводах с утра до вечера. Косяки горбуши продолжали рябить воду, а в невод заходило – кот наплакал.А когда течение ослабло и крылья опустились на дно, никаких косяков уже не было, и никто не знал, появятся ли они опять. Демьяныч на вопросы отмалчивался или неуверенно отвечал:– Должна быть...И опять оставалось только ждать.А однажды под кучей старого изопревшего невода Василий обнаружил крепкое, почти новехонькое крыло и, в бешенстве сжимая кулаки, пошел к Демьянычу, возившемуся с мешками, показал рукой на крыло:– Слушай, Демьяныч, а это что там?Демьяныч посмотрел туда и промолчал, продолжал считать мешки, беззвучно шевеля губами. Василий дернул его за рукав.– Нет, ты уж ответь! Почему это крыло не ставил? На него-то можно было камней навязать? Хоть на одном неводе была бы рыба... А может, у тебя и еще где одно крыло припрятано?Демьяныч вздохнул, потянулся за папиросами.– Да не шуми ты... Садись, покурим.– Покурим? – протянул Василий. – И долго курить будем?– Да сядь ты, Васыль, послухай меня.И таким просящим голосом сказал это Демьяныч, что Василию вдруг стало жалко его. «Совсем сдал старик», – подумал он, оглядывая его усталое лицо и потухшие глаза. Он сел, закурили вместе, и Демьяныч медленно заговорил:– Слухай сюда, Васыль... Ну сколько мы взяли бы на одном неводе? Сам же видишь, рыбы мало шло, заработали бы самое большое по сотне на душу, – так нам же хуже. Ничего не сдадим – так хоть за пролов получим, сотни по две на брата выйдет. Враг я себе, что ли? Или мне заработать неохота? Пойдет настоящая рыба – за полдня крыло сменим и камни навяжем...– А чего же ты сразу его не ставил?– Да сам не видишь, какая погода? Того и гляди шторм вдарит. Невода снять быстро, десяток концов обрезал – и готово, а крылья? Если побьет, нам за него, – кивнул он на новое крыло, – пять лет рассчитываться придется. А эти сорвет – не жалко, все равно спишут.– Если, если, – сердито сказал Василий. – Раньше ты не боялся...– Раньше не боялся, а теперь боюсь, – спокойно сказал Демьяныч. – Да и ты пойми меня. Я последний год работаю, на пенсию выхожу. А народ у нас, сам видишь какой, надежды на него мало.– Это-то верно, – неохотно согласился Василий, думая о том, что Демьяныч не так уж и не прав. И все-таки жалко было, что упустили рыбу. Он спросил:– Скажи честно, Демьяныч, будет еще рыба?– Да кто ж ее знает... – уклонился от ответа старик.– Ты не темни, говори прямо, я никому не скажу.Демьяныч помолчал и уверенно сказал:– Если через неделю не пойдет, – совсем уже не будет. Только не проговорись – разбегутся, некому невода снимать будет.– Ясно, – помрачнел Василий.Через неделю рыба так и не пошла. И хотя Василий о предсказании Демьяныча молчал, ее уже почти перестали ждать: тоже не все были лыком шиты. Трое тут же уехали, Демьяныч отпустил их почти без разговоров. Сам он раздобыл моторную пилку и с утра до вечера разбирал брошенные дома, пилил дрова, – готовился везти к себе в Восточный. В море почти не выходили, ждали команды сниматься. Заранее сняли дальний невод, а на ближний наведывались только для того, чтобы привезти рыбы кандею на готовку.Наконец-то выпали яркие солнечные дни, и те, кто не уходил в Кандыбу, с утра до вечера загорали, купались, отогревались после многомесячной сырости. Василий часто ходил на охоту, но и это не отвлекало его. Становилось ему все неспокойнее, все чаще задумывался он о том, что же дальше делать. Ну вот, через две недели снимутся отсюда, – куда дальше? Опять пить, потом вкалывать, – и опять все сначала? Нет, хватит с него, пора и за ум браться, – настойчиво говорил себе Василий. Но как? Этого он не знал.Однажды в Кандыбе он зашел в книжный магазин и накупил учебников для восьмого класса. Руслан удивленно спросил:– Ты что, Макар, решил на старости лет в науку вдариться?– Пошел ты... – огрызнулся Василий.Из всех учебников он не одолел и по десятку страниц – школьная премудрость забылась начисто. Попросил Володю объяснить кое-что, и тот, повозившись с ним полчаса, с сожалением сказал:– Тебе, Вася, не с восьмого класса надо начинать, а с пятого.Василий мрачно чертыхнулся и засунул учебники под раскладушку.Тане он все-таки написал, не выдержал, – очень уж хотелось узнать хоть что-нибудь об Олежке. Она ответила тут же, – письмо было спокойное, дружеское, – и прислала фотографии Олега. С них на Василия с веселым удивлением смотрел красивый, еще больше, чем раньше, похожий на него мальчишка, и Василию с трудом верилось, что ему всего полтора года – таким осмысленным был его взгляд.Таня писала в основном об Олежке, в конце письма спрашивала, что у него нового, и просила, чтобы он не пропадал надолго и хоть изредка сообщал о себе. Василий вздохнул – и вот уже третью неделю никак не мог собраться и ответить ей. Что у него может быть нового? Разве что пить бросил – да не бог весть какое достижение...Фотографии он бережно завернул в целлофан и каждый вечер украдкой разглядывал их. Однажды Володя застал его за этим занятием и спросил:– Племянник?– Сын, – не подумав, ответил Василий.Володя удивился.– Ты же говорил, что не был женат.– Мало ли что говорил, – буркнул Василий, пряча фотографии. 9 В субботу отправились в Восточный, повезли Демьянычу дрова. Дорку и большой пятитонный кунгас нагрузили до отказа, плыли весело, – и погода стояла почти что крымская. Демьяныч отправился искать машины. Потом весело нагрузили два огромных трехосных грузовика, отвезли, разгрузили и к вечеру уселись в огороде, за щедро уставленным закусками столом. Быстро опьянели, Витька Косых тут же, на лавочке, свалился и захрапел, а капитан, механик и двое других пошли на промысел – попытать счастья у здешних бабенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12