Взметнулся огонь, лачуга загорелась, как спичка. Языки пламени побежали по дощатому полу, по стенам, моментально сожрали грязные желтые занавески. Хиро пустился наутек. Он выскочил за дверь, скатился с крыльца, добежал до могильных камней и только тут пришел в себя. Что он делает? Совсем рехнулся? Нельзя же бросать старого негра в горящем доме! Хиро решительно повернул назад, шепча цитату из Дзете: Деиствуй без колебаний, иначе пропадешь, покроешь себя позором, превратишься в труса. В это время в окутанном дымом дверном проеме появился чернокожий, волосы опалены, правая ладонь красная, как вареный рак Хиро замер на месте. Слова Дзете утратили всякий смысл, потому что в здоровой руке старик держал двустволку, а локтем прижимал коробку с ярко-желтыми патронами. За спиной Олмстеда Уайта полыхал сущий ад.
Хиро припустил со всех ног — прочь от выстрелов, шипения пламени и криков встревоженных соседей. Откуда-то высыпала масса людей, и все орали, носились, визжали и натыкались друг на друга, как муравьи из разворошенного муравейника. Хиро ловко избежал столкновения с толстой старухой, лицом удивительно напоминавшей маску театра Но, шарахнулся от стайки перепуганных мальчишек в грязных шортах и метнулся в пыльный двор. Из-под ног с писком брызнули цыплята, хрюкающие поросята, во все горло завопили шоколадные младенцы в белых синтетических пеленках. На бегу Хиро оглянулся и увидел море черных лиц и лес вздымающихся рук, а чуть выше — горящую лачугу. От этого зрелища перехватило дыхание, трудно было вообразить картину более жуткую и безумную: темные лица, белый оскал зубов — вылитые людоеды, пляшущие вокруг костра, совсем как в книжках его детства. Нет уж, никакой голод не заставит его туда вернуться, и Хиро припустил еще быстрей. Он нырнул в спасительную тень леса, помчался по лужам, через заросли диковинных тропических растений и не останавливался до тех пор, пока крики, проклятья, собачий лай не остались далеко позади. Он сбросил с себя весь этот бедлам, как змея скидывает старую кожу.
Следующий день Хиро тихонечко просидел в кустах, жуя корни, листья, а если повезет, запихивал в рот пригоршню кислых ягод. Отовсюду доносились голоса, рычали и рвались с поводка псы. Черные обитатели джунглей, существа злобные, свирепые и мстительные, искали его повсюду, хотели расквитаться, устроить суд Линча, ведь их и самих линчуют белые хакудзины. На рассвете всего в пяти шагах от остролиста, под которым затаился дрожащий Хиро, прошел угрюмый негр с налитыми кровью глазами. В руках у него было ружье. Хиро запросто мог бы дотянуться и развязать ему шнурок на ботинке — так близко тот прошел. Стало очень страшно. Он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете и ужасно хотел есть. День истек кровавым закатом и сменился ночью. Хиро двинулся вперед сквозь темные заросли, чтоб оказаться подальше от огней и лающих собак.
Проблема была в том, что он понятия не имел, где находится и в каком направлении движется. Но ряд фактов сомнения не вызывал: во-первых, он умирает с голода; во-вторых, на него охотятся местные власти; в-третьих, если его поймают, то с позором вышлют на родину. Хиро бесцельно бродил по лесу. Сбил в кровь ноги, досыта накормил комаров, мошкару, слепней и оводов, а где-то во тьме ползали ядовитые рептилии, дожидаясь своего часа. Хиро был городским парнем, вырос в иокогамском квартале многоэтажек, воспитывала его бабушка. Он и японских-то лесов толком не видел, что уж говорить о диких американских джунглях. Насколько ему было известно, эти бескрайние смертоносные дебри кишели медведями, львами, волками и крокодилами. В темноте над головой хлопали невидимые крылья каких-то летучих тварей. Ночь оглашалась пронзительными звериными криками. В болоте что-то пугающе ухало.
На третий день, а может, и на четвертый — трудно сказать — Хиро, окруженный тучей комаров, залепленный грязью, стянутый слишком тесной рубашкой, в разодранном комбинезоне, выбрался из леса и очутился на гудроновом шоссе. Это было как чудо. Настоящая дорога! Уже один ее запах придал ему сил. Она наверняка вела к цивилизации, к какой-нибудь маленькой чистенькой ферме, где не страшно будет попросить еды в обмен на работу по хозяйству. Может, ему даже предоставят кров, и он будет спать в амбаре, совсем как в старых черно-белых фильмах с дребезжащими смешными автомобилями и улыбчивыми длинноносыми старушками в чепчиках и юбках до полу. Неплохо бы также, чтобы дорога привела к закусочной или «Макдональдсу» — такому же, как в Токио. Хиро вспомнил, что меж страниц трактата Дзете заложены зеленые бумажки. Можно купить жареную картошку, и биг-мак, и куриное филе, и молочный коктейль. Но ведь ему не дадут шляться по улицам, он же не на Гиндзе(центральный квартал Токи)! Эти негры вкупе с полицейскими сцапают его в два счета. Как он объяснит пожар в лачуге? Разве они поймут, что способен сделать запах устриц с изголодавшимся человеком?
Солнце повисло прямо над дорогой. Хиро посмотрел налево, надеясь увидеть вдали амбары, силосные башни, ряды крыш, фонари, снующие такси. Ничего — только гудрон и деревья. Посмотрел направо: деревья и гудрон. Долго не мог решиться, в какую сторону идти. Потом мысленно бросил монетку и двинулся направо. Прямо по шоссе идти не решился, а стал продираться по заросшему кювету. Никакого плана у него не было. Он вообще перестал размышлять о будущем с той минуты, когда восстал против первого кока Тибы и второго кока Угря. Хиро рассеянно подумал, не отправиться ли в глубь страны — в Нью-Йорк, Майами или Сан-Франциско, где можно будет затеряться среди метисов и мулатов. Там, впервые в жизни, он окажется таким же, как все. Но география, особенно география западного мира, всегда давалась ему с трудом. Он знал, конечно, что порт Саванна находится в штате Джорджия. Это американский Юг, где негры выращивают хлопок, а белые не разрешают им пользоваться своими уборными и фонтанчиками для питья. Но о Городе Бобов — Бостоне или Городе Ветров — Чикаго Хиро слыхом не слыхивал. И тем более он не подозревал, что очутился на острове, откуда можно достичь большой земли только на пароме Рэя Манзанара, который состоит в родстве с половиной обитателей Тьюпело, а вторую половину знает не хуже, чем первую. Поддерживаемый милосердным незнанием, Хиро брел вдоль дороги. Он совсем ослабел от голода, даже не было сил отмахиваться от комаров, которые облепили его со всех сторон.
Через какое-то время чаща впереди поредела, меж стволов и ветвей стало проникать солнце. Хиро, ковылявший по щиколотку в тухлой воде, остановился и выглянул из-за кустика. Чуть левей по ходу сияло что-то неестественно-красное, знакомое глазу и отрадное.
Хиро подошел поближе. От радости сердце чуть не выпрыгнуло из груди. В стороне от шоссе стояло свежевыкрашенное деревянное строение, увенчанное магической, манящей неоновой вывеской, понятной каждому обитателю земли. Вывеска гласила: «Кока-кола». Кока-кола! У Хиро все так и поплыло перед глазами.
Он ринулся вперед, забыв об осторожности и доводах разума — совсем как накануне под воздействием волшебного аромата роковых негритянских устриц. Спохватился лишь в самый последний момент. Ведь он черт-те на кого похож! Краденая одежда в лохмотьях, запашок как от покойника с недельным стажем, весь драный, грязный. Расцарапанный. А лицо? Они сразу увидят, что он японец (ну, наполовину японец), и тут же догадаются, с кем имеют дело. Нагрянет полиция, упрячет в тюрьму, а там на него накинутся всякие мулаты, отцеубийцы и сексуальные маньяки, которых в гайдзинских каталажках как тараканов. «Кока-кола»! — зазывно подмигивала реклама. «Кока-кола>>! Что же делать?
Хиро осторожно выбрался из кювета и сел в высокую траву. Вокруг не было ни души. На автомобильной стоянке пусто. Дверь магазина широко распахнута.
Надо немножко привести себя в порядок, как-то замаскировать внешность, потом проникнуть внутрь и поскорее всего накупить, пока кого-нибудь не принесло. Вот именно. Он постарается счистить грязь с одежды, помоет ноги. Хиро посмотрел вниз и увидел, что его ступни и лодыжки облеплены черными слизистыми тварями, похожими на моллюсков. Он никогда не слышал про пиявок и не знал, что они сосут его жизненные соки, а точнее, выделяют секрецию, которая заставляет сердце поставлять им кровь, словно пиявки — продолжение вен и артерий. Не знал Хиро и того, что отдирать этих тварей от себя нельзя — их челюсти могут остаться в коже, что приведет к инфекции, нагноению и в худшем случае к гангрене. Итак, он просто соскреб черные извивающиеся тельца в кулак, тяжело вздохнул — моллюски такие вкусные — и швырнул в канаву. Они ему не нужны, совсем близко настоящая еда.
Хиро разделся и попытался отстирать комбинезон в луже. С красной рубашкой возиться было бесполезно, поэтому он оторвал от нее лоскут и обмотал голову на манер ниндзя для маскировки. Потом отжал комбинезон, натянул его (это оказалось совсем не просто — представьте, что вам надо влезть в мокрый водолазный костюм на шесть размеров меньше вашего) и раскрыл книгу Дзете. Купюры были на месте, рядом с пожелтевшей фотокарточкой отца. Хиро разгладил их, с любопытством рассмотрел непонятные рисунки и символы. Это что, пирамида? Но ведь пирамиды, кажется, в Египте? Не очень верилось, что это настоящие деньги. Какие-то они невсамделишные, словно из детской настольной игры. На трех бумажках красовался дядька в парике, с высоким воротником. Лицо у него было добродушное. «Банкнота является законным платежным средством для общественных и частных расчетов, — прочел Хиро. — Билет Федерального резервного банка. Соединенные Штаты Америки».
Он пожал плечами. Корабельный радист Акио Адзиока, единственный друг на всем белом свете, дал эти бумажки в обмен на две бутылки виски «Сантори» и стопку засаленных комиксов.
— Самые что ни на есть настоящие, кореш, — ухмыльнулся Акио. — Такими расплачиваются на Таймссквер, на Бродвее и в Майами-бич.
Уж Акио-то врать не станет. Хиро напоследок провел ладонью по мятым штанинам, сжал в кулаке купюры и зашагал по гравию стоянки к открытой двери.
Внутри оказалось прохладно и душисто, сквозь окна лился яркий солнечный свет. Длинные полки с едой, в основном полуфабрикаты. Все в шикарных пластиковых обертках или ярких консервных банках. У стены — холодильник, два здоровенных морозильника, набитых пивом и содовой, настоящий храм Жажды. За кассовым аппаратом юная мамаша — лет шестнадцати, максимум семнадцати — кормит грудью ребенка и пялится на посетителя во все глаза.
— Эта, чего-нибудь ищете, что ли? — пропела она.
Еду. Хиро искал еду. И питье. Но не знал, как объяснить. Фразу «этачегонибудьищетештоли» он не понял, но ужасно хотел понравиться служительнице храма, совершить заветный обмен, с поклонами допятиться до выхода, а потом скрыться в зарослях и жрать-пить-жрать, пока не лопнет. Самоконтроля терять нельзя, это он знал твердо. Нужно держаться непринужденно, этаким бывалым покупателем, убедить ее, что он свой и знает обычаи гайдзинов не хуже, чем они сами. Хиро напрягся, как пружина. Пот лил рекой. Лицо предательски подергивалось.
— Сьто-нибуч паести, — светским тоном бросил он и цапнул с полки батон хлеба, а заодно и пакет хрустящих хлопьев. Кланяться, однако, не забывал.
Кассирша отняла младенца от груди. Хиро увидел крошечные сжатые кулачки, дернулась маленькая ножка, мелькнул мокрый розовый ротик и мокрый розовый сосок.
— Бобби-и! — позвала девушка. — У нас клиент!
Хиро прижал хлеб и хлопья к груди. Не переставая кланяться, зашлепал вдоль полок. Мокрый комбинезон немилосердно жал в паху. Хиро подбирался к морозилке. Язык шуршал по небу, как кусок мела. «Спокойствие, веди себя естественно», — сказал себе Хиро.
Девушка уложила ребенка в коляску, стоявшую под прилавком, и лениво облокотилась о кассу.
— Турист, что ли? — певуче поинтересовалась она.
«Туристштоли, туристштоли», — повторил про себя Хиро, открывая дверцу холодильника. В лицо дохнуло благословенным морозцем. Упаковка с шестью бутылочками кока-колы уже под мышкой. Что она такое говорит? Надо отвечать, иначе конец, сгоришь.
Тут из подсобки появился Бобби, вытирая руки передником. Этот девятнадцатилетний парень обладал внешностью и телосложением архангела, но чересчур низкий коэффициент умственного развития не давал ему развернуть крыла. У Бобби не очень получалось с арифметикой, поэтому у кассы он работать не мог. Читать газету тоже не научился. Ему полагалось раскладывать товар на полки и приглядывать за Бобби-младшим, когда Кара Мэй занята с клиентами. Бобби мирно стоял в дверях и хлопал глазами.
«Скажи же что-нибудь, ну!» — воззвал к себе Хиро. И на него немедленно снизошло вдохновение. Что бы сказали в такой ситуации Берт Рейнолдс и Клинт Ис-твуд? Уважающий себя американец для начала как следует выругается — всякий знает. Достаточно посмотреть, как это проделывает на экране Иствуд. Не такой уж он, Хиро, лопух.
— Мать твою за ногу, — поклонился он кассирше и водрузил на прилавок свои трофеи. Потом повернулся к уставившемуся на него пареньку и самым дружелюбным тоном заметил:
— Пидер гнойный, а?
Девушка не ответила на приветствие. Она застыла на месте, меж зубов замер розовый комочек жевательной резинки. Паренек замигал, потом бегом бросился к коляске и выхватил оттуда ребенка, словно чего-то испугался. Хиро же не терял времени даром — подгребал к себе шоколадки, банки, бутылки, сверкающие пакетики. Получилась целая гора.
Кассирша потыкала пальцем и ледяным тоном сообщила:
— Десять семьдесят три.
— Дерьма-то, — с улыбкой поклонился Хиро и аккуратно разложил на стойке свои четыре бумажки. — Щас ты у меня нарвешься.
Девушка решительно заработала челюстями, глаза сузились в щелочку.
— Тут только восемь, — прошипела она.
— Только восемь, — озадаченно повторил Хиро.
Кара Мэй обессиленно вздохнула. Ребенок заворочался на руках папаши, запищал. Снаружи донесся скрежет тормозов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51