Шли по кроличьим тропкам, проложенным между мертвыми. Могилу Кристабель окружала увитая плющом каменная ограда пониже человеческого роста. Надгробный камень слегка покосился. Он был вытесан не из мрамора, а из местного известняка и заметно выщербился от солнца и дождей. Надпись – правда, немалое время тому назад – подновляли.
Здесь покоятся бренные останки
Кристабель Маделин Ла Мотт,
старшей дочери Исидора Ла Мотт,
историка,
и его нежно любимой супруги
Арабеллы Ла Мотт,
единственной сестры Софии, леди Бейли,
супруги сэра Джорджа Бейли из Сил-Корт,
что в Круасане.
Родилась 3 января 1825 года.
Погребена 8 мая 1890 года.
От земных невзгод
Пусть найду приют
Близ холма, где веет ветер,
Облака плывут,
Где несытыми устами
Травы жадно пьют
Тучную росу, дождь, ушедший в землю,
И снега, что, воле свыше внемля,
Образ влаги снова обретут.
Каменный бордюр вокруг могильного холмика растрескался, из щелей торчали ползучие побеги пырея и колючей куманики. Траву на могиле подстригали – правда, времени с тех пор прошло опять-таки немало. На могиле лежали останки большого, можно сказать, пышного букета; его проволочный, как у свадебных букетов, остов ржавел среди лохматых хризантем, гвоздик и иссохших до прожилок листьев давно увядших роз. Этот ворох перехватывала лента из зелёного атласа, вся в земле и потёках, а к ней была привязана карточка с едва различимым отпечатанным текстом:
Кристабель —
от женщин Таллахасси,
твоих истинных почитательниц,
хранящих о тебе неувядаемую память
и продолжающих твоё дело.
«Цел и поныне каменный мой труд»
Мелюзина, XII, 325
– Здесь побывала Леонора, – сказала Мод. – Летом. Когда сэр Джордж набросился на неё с ружьём.
– Это, наверно, она тут боролась с травой, – предположил Роланд, ежась от сырости. Сердце у него защемило.
– Видела бы она, как запустили кладбище, – заметила Мод. – То-то ужаснулась бы. Она в таком запустении ничего романтического не находит. А по-моему, так и должно быть. Медленный возврат к природному состоянию и небытию.
– Это стихи Кристабель?
– Да, она писала и такие вот непритязательные вещи. Видите – без подписи. На надгробии род занятий её отца упомянут, а про неё – ни слова.
На миг Роланду стало стыдно за людскую несправедливость.
– Запоминающиеся стихи, – сказал он робко. – Немного зловещие.
– Как будто эти несытые уста трав поглощают саму Кристабель.
– Так, наверно, и в самом деле произошло.
Они посмотрели на траву. Увядшая трава полегла, слипшись от сырости.
– Давайте поднимемся на холм, – сказала Мод. – Посмотрим на Сил-Корт хоть издали. Путь, которым, должно быть, часто ходила сама Кристабель: она была исправной прихожанкой.
За церковью вверх по склону, к безукоризненно чёткому горизонту взбегало распаханное поле. На фоне серого неба виднелась фигура, которую Роланд сперва принял за скульптуру работы Генри Мура – увенчанного короной монарха на престоле. Но фигура склонила голову и, опустив руки, принялась что-то изо всех сил толкать. Тут Роланд уловил серебристый посверк и сообразил, что фигура наверху – человек в инвалидном кресле, причём этот человек, как видно, оказался в затруднительном положении.
– Смотрите, – сказал он Мод. Мод взглянула на вершину.
– Там, похоже, что-то стряслось.
– Должен же кто-то еще там быть, иначе как этот человек туда забрался? – рассудительно заметила Мод.
– Наверно, – согласился Роланд и всё-таки полез по склону. Грязь облепляла городские ботинки, ветер ерошил волосы. На здоровье Роланд не жаловался – несмотря на угарный газ и свинец в лондонском воздухе: езда на велосипеде пошла на пользу.
В кресле сидела женщина в егерской тирольской куртке с пелериной. Шея её была повязана пёстрым шёлковым шарфом, поля зелёной фетровой шляпы с глубокой тульей закрывали лицо. Кресло сбилось с колеи, накатанной на вершине холма, и стояло на самом краю, готовое каждую минуту скатиться по крутому каменистому косогору. Вцепившись руками в кожаных перчатках в большие колёса, женщина отчаянно пыталась сдвинуть коляску с места. Ноги в начищенных ботинках из чудесной мягкой кожи неподвижно покоились на подножке, Роланд увидел, что сзади колесо упирается в торчащий из грязи здоровый камень, так что ни повернуть коляску, ни выбраться на дорогу задним ходом нет никакой возможности.
– Вам помочь?
– О-ох! – протяжно, с усилием вздохнула женщина. – Ох, спасибо. К-кажется, я и п-правда крепко з-застряла.
Голос у женщины был прерывистый, старческий, аристократический.
– П-прямо б-беда. С-самой никак не с-с-с-правиться. Уж будьте добры…
– Тут камень. Под колесом. Подождите, я сейчас.
Роланду пришлось опуститься на колени прямо в грязь, безнадежно перепачканные брюки напомнили о переживаниях на спортивной площадке. Он ухватился за кресло, дёрнул, едва удержал равновесие.
– Не опрокинется? Я вас, кажется, очень наклонил.
– Это особо устойчивая конструкция. Я на т-тормоз поставила.
До Роланда постепенно дошло, что положение куда серьёзнее, чем ему казалось. Одно неосторожное движение – и кресло бы перевернулось. Он начал копаться в грязи голыми руками. Потом пустил в ход какой-то не слишком надёжный сучок. Потом, подобрав другой камень, стал орудовать им как нехитрым рычагом и наконец вывернул злосчастную помеху, сев при этом в грязь и замарав брюки ещё и сзади.
– Вот и всё, – выговорил он. – Как у зубного врача. Дёрг – и готово.
– Как же я вам благодарна.
– Не повезло вам. Вы, должно быть, проехали по этому камню, а потом он перевернулся вот так, выступом кверху, ну и заклинило.
Тут он заметил, что женщину в кресле бьёт дрожь.
– Вот что, – сказал он, – давайте выберемся на дорогу. Жаль вот руки у меня грязные.
Роланд приподнял передок коляски, развернул её и выкатил на торную дорогу. Он совсем выбился из сил.
С колёс капала грязь. Женщина подняла голову и посмотрела ему в глаза. У неё было большое круглое лицо в бурых старческих пятнах вроде монеток, подбородок обвис дряблыми складками. В глазах – громадных, бледно-карих – стояли слёзы. По вискам из-под гладко зачёсанных назад седых волос катились крупные капли пота.
– Спасибо, – произнесла она. – Угораздило же меня. Чуть не перевернулась. Муж скажет: «Как ш-шалая». Н-не надо было мне с-съезжать с ровного места. Как же это тяжело, когда без посторонней помощи ни шагу.
– Конечно, – согласился Роланд. – Действительно, тяжело. Но вообще-то вы напрасно боялись. Кто-нибудь всё равно пришёл бы на помощь.
– Вот вы и пришли. Вы тут гуляете?
– Да вот вышел пройтись со знакомой. Я не здешний.
Куда это подевалась Мод?
– Воздух тут замечательный, – продолжал Роланд. – Всё вокруг так хорошо просматривается.
– Потому-то я сюда и взбираюсь. Ко мне приставлена собака, но она вечно убегает. А мужу всё бы по лесу рыскать. И куда же вы направляетесь?
– Сам не знаю. Это надо спросить у моей знакомой. Я пройдусь немного с вами?
– Мне что-то не по себе. Р-руки трясутся. Будьте добры, проводите меня туда, вниз… в долину… Муж…
– Да-да, разумеется.
Подошла Мод. Плащ и сапоги её, казалось, сверкали чистотой.
– Вытащили мы кресло, – сообщил ей Роланд. – Камень мешался. Я хочу проводить эту леди вниз… Там её муж… Она перенервничала…
– Конечно, – сказал Мод.
Втроём они двинулись вниз. Роланд катил кресло перед собой. В гуще деревьев, обступивших холм, снова забелели крепостные стены, донжон – теперь у Роланда было время разглядеть их получше.
– Сил-Корт, – сказал он Мод.
– Да.
– Романтическое местечко, – заметил Роланд.
– Тёмное и сырое, – отозвалась женщина в кресле.
– Строительство, наверно, обошлось недёшево, – предположила Мод.
– Содержание тоже обходится недёшево, – сказала женщина в кресле. Сложенные на коленях руки в перчатках ещё подрагивали, но голос звучал увереннее.
– Я думаю, – подхватил Роланд.
– Старинными домами интересуетесь?
– Не то чтобы очень, – сказал Роланд. – Но этот мы бы с удовольствием осмотрели.
– Почему?
Сапог Мод пнул Роланда в щиколотку. Роланд чуть не вскрикнул от боли.
Из леса выбежал перепачканный с ног до головы лабрадор.
– А, Мач, вот ты где, – окликнула его женщина. – Негодная ты псина, негодная. Где хозяин-то? Барсуков высматривает?
Пёс улёгся русым брюхом в грязь и завилял хвостом.
– Как вас зовут? – спросила женщина в кресле. Мод поспешно ответила:
– Это доктор Митчелл. Из Лондонского университета. А я преподаю в Линкольнском университете. Моя фамилия Бейли. Мод Бейли.
– Я тоже Бейли. Джоан Бейли. Живу в Сил-Корте. Мы с вами, случайно, не родственницы?
– Я из норфолкских Бейли. Наши предки действительно состояли в родстве. Отдалённом. Отношения у наших семей были натянутые…
Ответы Мод звучали холодно, сдержанно.
– Как интересно. А вот и Джордж. Джордж, голубчик, у меня целое приключение, меня спас рыцарь. Я застряла на Орлиной вершине: камень угодил под колесо, и ни туда ни сюда, разве что под откос. Обидно, хоть плачь. А тут мистер Митчелл и эта девушка. Её фамилия Бейли.
– Говорил я тебе, не сворачивай.
Сэр Джордж – маленький, ершистый – был одет в коричневую охотничью куртку со множеством карманов, коричневую же твидовую кепку, бриджи, на ногах – кожаные сапоги на шнуровке. Ружья при нём не было. Плечи куртки промокли, выпуклые голенища вроде наголенников рыцарских доспехов тоже блестели от сырости, капли воды дрожали на шерстистых, в рубчик, краях носков, видневшихся из-за голенищ. Речь его напоминала отрывистый лай. При виде его в душе Роланда шевельнулась глухая сословная неприязнь: на всём облике сэра Джорджа лежал отпечаток его касты, доведённый до карикатурности. В понятии Роланда и Вэл такие люди, хоть и не перевелись окончательно, были всё же какими-то ненастоящими. Мод тоже увидела в сэре Джордже нечто знакомое, но для неё он воплощал всяческие запреты и скуку, которыми в детстве сопровождались бесчисленные воскресные вылазки за город с их пешими прогулками, охотой и разговорами об охоте. Вылазки, от которых она всегда старалась отговориться или увильнуть. Сэр Джордж оглядел жену.
– Тебе всё неймётся. Я тебя наверх вкатил, ну и ехала бы себе по дорожке. Так нет! Напугалась, ушиблась?
– Никак в себя не приду. Хорошо мистер Митчелл подоспел.
– А если бы не подоспел? – Сэр Джордж, протянув руку, двинулся к Роланду. – Спасибо огромное. Моя фамилия Бейли. Я отпускаю Джоан с этим придурочным псом, да разве его удержишь? Вечно сбежит и давай шнырять по кустам. Вы, поди, меня осуждаете, что я бросил её одну, а?
Роланд сказал, что не осуждает, едва коснулся протянутой руки и отступил.
– Да, напрасно я так, напрасно. Такой вот я старый эгоист. Слышишь, Джоанн, барсуки-то в лесу есть. Но про них лучше помалкивать, а то нахлынут всякие незваные гости, экологи всякие, перепугают бедных зверюг до потери сознания. Кстати, могу обрадовать: японский можжевельник разрастается. Прижился.
Он направился к Мод.
– День добрый. Моя фамилия Бейли.
– Она знает, – напомнила жена. – Она тоже Бейли, я же тебе сказала. Из норфолкских Бейли.
– Да ну? В наших краях их редко увидишь. Скажем так: реже, чем барсуков. Какими судьбами?
– Я работаю в Линкольне.
– Ах, вот как?
Кем работает Мод, он не полюбопытствовал. Окинув жену пристальным взглядом, он произнёс:
– А вид у тебя, Джоан, неважный. Цвет лица не очень. Поехали-ка домой.
– Я хочу пригласить мистера Митчелла и мисс Бейли на ч-чашку ч-чаю, если они не против. Мистеру Митчеллу надо помыться. Их интересует Сил-Корт.
– Ничего интересного в Сил-Корте нету, – сказал сэр Джордж. – Это, знаете, не место для экскурсий. Дом страшно запущен. Тут не без моей вины. Средств не хватает. Всё того и гляди обрушится.
– Ничего, они молодые, не испугаются, – на крупном лице леди Бейли отразилась решимость. – Я хочу их пригласить. Из вежливости.
Мод вспыхнула. Роланд догадался, что происходит в её душе. Ей хотелось гордо отмести всякое подозрение в том, что она мечтает побывать в Сил-Корте – и ей хотелось там побывать: из-за Кристабель, из-за того, что Леонору Стерн туда не пустили. Скрыть, почему её туда так тянет, кажется ей непорядочным, решил Роланд.
– Я в самом деле заскочил бы на минутку в ванную, – сказал он. – Если мы вас не очень потревожим.
Расхлябанная дорожка, усыпанная гравием, сквозь который пробивалась трава, обогнула громадное здание и привела леди Бейли и её спутников к конюшенному двору. Роланд помог сэру Джорджу вкатить кресло вместе с сидящей в нём леди Бейли в дом. Короткий день угасал. Дверь заднего входа, над готическим порталом которого вилась по стене уже растерявшая листья роза, тяжело распахнулась. Выше тянулся ряд окон, обрамлённых каменной резьбой готических наличников – окон тёмных, незрячих. Когда-то к двери вели ступеньки, но из-за инвалидного кресла их снесли и дверь теперь располагалась на уровне земли. Тёмными каменными коридорами, мимо дверей кладовок и лестничных маршей хозяева и гости прошли в комнату, оборудованную и обставленную с мало-мальским комфортом – прежде, как выяснилось, это была столовая для прислуги.
В сумрачной комнате был камин, где на подстилке из белого пепла дотлевало несколько здоровых поленьев. По сторонам камина стояли два пухлых тяжёлых кресла с изогнутыми спинками и бархатной обивкой тёмно-графитного цвета в тёмно-фиолетовых растительных узорах: какие-то сказочные вьюнки в духе модерна. Виниловое покрытие пола – крупные красные и белые квадраты – так утопталось, что обозначились щели между каменными плитками под ним. У окна – массивный стол на толстых ножках, край его укрыт клеёнкой с рисунком наподобие шотландки. В другом конце комнаты, возле двери, как потом оказалось, в кухню и прочие хозяйственные помещения, виднелся небольшой электрокамин. Имелись в комнате и другие кресла с поистёршейся обивкой, а ещё растения в глазурованных горшках, нарядные, с чистейшим глянцем. Сэр Джордж включил стоявший возле камина торшер стандартного образца, при виде которого Мод нахмурилась.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14