В двери кузницы Мария
Постучалась вечерком:
- Дай, кузнец, приют мне на ночь,
Спит мой Сын, далек мой дом.
Отворил кузнец ей двери:
Матерь Божия стоит,
Кормит Сына и на пламя
Горна мрачного глядит.
Летят искры, ходит молот,
Мастер дышит тяжело,
Часто дланью огрубелой
Утирает он чело.
Рядом девочка-подросток
Приютилась у огня,
Грустно бедную головку
На безрукий стан склоня.
Несколько строф в своей узловатой манерности великолепны. Но в общем-то стих обедняет сюжет, переводя его в сентиментальное русло уличной песенки прошлого века ("Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал"). Песенка сама по себе хороша, но в данном случае сюжет как-то крупнее и крепче речевого строя, которым он преподан. Кузнец кует гвозди и вдруг начинает пророчествовать... От ужаса Мария выронила Младенца, а безрукая девочка сделала движение поймать, удержать и - удержала. Стих, к сожалению, несколько расслабляет это чудо. Я не мог удержаться, чтобы не заменить одного "малютку" Младенцем и "ручки" руками.
Говорит кузнец: - Вот дочка
Родилась калекой, что ж!
Мать в могиле, дочь со мною,
Хоть и горько, да куешь.
Вот начал ковать я гвозди,
Четыре из них меня страшат
Эти гвозди к древу казни
Чье-то тело пригвоздят.
Я кую и словно вижу:
Крест тяжелый в землю врыт,
На кресте твой Сын распятый,
Окровавленный висит.
С криком ужаса малютку
Уронила Божья мать.
Быстро девочка вскочила,
Чтоб Младенца удержать.
В Богом данные ей руки
Лег с улыбкою Христос.
- Ах, кузнец, теперь ты счастлив,
Мне же столько горьких слез!
Мне вспомнилось, что в старину кузнецов почитали колдунами. Я вижу эту сцену больше в манере Рембрандта - за счет мрачного горна и горящих, как свечи, гвоздей, вперемешку с сыплющимися искрами и темным пением мужика-колдуна...
А снег опять валит. И нет сил его удержать.
Все больше и больше мне нравится лагерная зима. Душа глубже, душе глубже - под бушлатом.
26 ноября 1967.
...Взять тот же Север. Ведь наивысшее ощущение подлинности лежало за пределами памятни-ка. В этом смысле Кий-остров и Пустозерск оказались для нас крайними точками в поисках, совпав с пространством, - как источник, вынесенный за край, за грань истории. И дело, конечно, не в том, что там, на Кие и в Пустозерске, ничего нет (хотя и это существенно), но в какой-то крайности одушевления этих мест.
Чем ночь темней,
Тем ярче звезды.
Чем глубже боль,
Тем ближе Бог.
Вопрос - где источник? По закону контраста (по закону боли) он должен располагаться не в столице, но в стороне, на периферии - текста, города, общества, цивилизации. Как монастырь, удаленный за городскую черту, в пустыню, на край света, в древности был тем не менее духовным центром культуры - центром, который при всем том всегда почему-то лежит вне круга жизни и даже где-то вне поля досягаемости. Пророки берутся чаще из низших классов или со стороны, во всяком случае - не из элиты. Не потому ли, что снизу, издали им сподручнее подняться над общим и даже над высшим уровнем и выйти за рамки культуры? Культура ли апостол Павел, Ян Гус, Нил Сорский? Навряд ли. Это, быть может, источник культуры, вынесенный за ее скобки, скорее произведение ветра, нежели человека, скорее сосредоточие боли, чем успехов и достиже-ний. Культура - книжки, картинки (им хорошо!). Но уберите корень боли - и облетят картинки...
Словом, круг культуры (жизни, народа, истории) описан из центра, который странным образом находится за пределами положенной им же окуржности и соотносится с нею более по касательной.
...В очерке самолета, несущего водородную бомбу, он усматривал занесенный над землею крест. Вот уж кто горяч! Топка внутри человека. Кто заложил уголь? Красное лицо, красные отсветы на стене, чумазый. Всего проще, всего честнее. Воистину: пролетарий у горна. Готовый. И только ропот: доколе? Не эмоции - дух, идеи, пылающий интеллект. Материальная форма вещей для него лишь одеяние мыслей. Идеи обросли мясом, железом. Тела - орудия духа.
- Когда освободишься, купи яблоко, Андрей, обыкновенное яблоко и разрежь его пополам. И ты увидишь - в расположении семечек - голову Адама. Понятно?! Смерть - в яблоке. И кое-что увидишь еще...
Здесь думают и умствуют напряженнее, чем в ученой среде. Мысли не вычитываются из книг, но растут из костей. Нигде человек так густо и солено не духовен, как здесь, на краю земли. Крутой замес.
"Господи, аще хощу аще не хощу спаси мя, понеже бо аз яко кал любовещный греховныя скверны желаю, но Ты яко благ и всесилен можеши ми возбранити. Аще бо праведнаго помилуеши ничто же велие, аще чистаго спасеши ничто же дивно, достойны бо суть милости Твоея. Но на мне паче, Владыко, окаянном и грешнем и сквернем удиви милость Свою, покажи благоутробие Свое, Тебе бо оставлен семь нищий, обнищах всеми благими делы. Господи, спаси мя, милости Твоея ради, яко благословен еси во веки, аминь".
У Рембрандта в "Возвращении блудного сына" у отца разные руки, и правая в буквальном смысле не знает, что делает левая. Руки отца соответствуют ногам сына. Христанская форма лотоса с развернутыми ладошками ног. Обмен жестами здесь полнее Леонардовой "Тайной Вечери". Картина к нам обращена пяткой, более выразительной, чем человеческое лицо, замусоленной, шелушащейся, как луковица, как заросшая паршой башка уголовника, источающей покаяние пяткой. В картине ничто не устремлено на зрителя. Она, как главные лица в ней, отвер-нулась к стене - в себя. Поистине: внутри вас есть. В итоге нет более картины на тему Церкви.
Она погружена в этот благостный, кафедральный мрак глубже, чем Садко на дно морское. И хорошо, что ее живопись со временем так потемнела. Когда она совсем потемнеет, скрывшись из наших глаз, - тогда блудный сын встанет с колен и откроет лицо.
Опять все тает. Начинай сначала. А так было спокойно - зима. В нас есть что-то от медведей, ложащихся в спячку, на долгий дрейф.
- Но будить сонного человека не советую!
Сидит и рассуждает, что бы он делал и как жил, если б у него было пять жен. А у него и одной нету.
Жизнь человека - как статуя: как бы она ни ветвилась, ее можно описать и поставить одним взглядом.
- Куцепалый!
Кошка умильно мяукает на дверную ручку - открыть.
- Каждая могила стоит четыре пятьдесят. Вырыть и возвести холмик.
Свет такой слабый в бараке, что хочется заболеть. Кашляни - и вылетят зубы. Догадываюсь, как завтра с утра я стану удивляться бессилию этого вечера...
Не пойму - то дым бежит по стене или тень от дыма?
III
- Вставай, земляк! Страна колеса подала!
(В тюрьме - перед этапом)
...Цыганка с картами, глаза упрямые,
Монисто древнее да нитка бус...
Хотел судьбу пытать с бубновой дамою,
Да снова выпал мне пиковый туз!
Зачем же ты, моя судьба несчастная,
Опять ведешь меня дорогой слез?
Колючка ржавая, решетка частая,
Вагон столыпинский да стук колес...
- Прошел Крым и Рым.
- Вся отрицаловка.
- Общество - это интересная, жизнерадостная среда!
- Человеку нравится, когда ему молчаливо поддакивают.
- Не говорит "прости", но подразумевает...
- Не знаешь, кому сказать "здравствуйте", а кому - "здорово".
- Здорово, Валек, - говорю.
- А меня, - отвечает, - уже не Вальком звать.
- Живет сам на сам.
- Он такой изоляционный, что с ним никто не пьет.
- Я говорю тому вору, который заболел: ну что будем делать?
- Жить - надо? Курить - надо?
- Жизнь надо толкать.
- Жизнь - это трогательная комбинация.
- Эх, жизнь-пересылка!..
- Все хотел до матери доехать. Четыре, говорит, раза ехал напрасно. Только бы, говорит, до матери. В пятый раз поеду.
- Приехал - снял полоску.
(Со спеца: особый режим - "полосатики", "зебры".)
- Я сижу следственный, а Вася - за сухаря.
- Значит, чтобы и вам подогрев не шел. А нас - как хотите: хотите грейте, хотите - нет, это ваше личное дело...
- Обстановка - будь-будь!
- Устроился я-тебе-дам!
- Пардон, хлопцы!
- Было нас пять человек. Все - интеллигенты, за исключением меня...
- Конечно - разница! Он - солдат, домашняк, а я - бродяга, без никому.
- Видно, нам суждено жить в шуме и крике...
Стояли и лаяли друг на друга, многократно варьируя слова "козел" и "кобель".
- Ты со мной не киськайся - я тебе не ребенок!
- Вы воба для меня одинаковые псы!
- Просто по своей скромности я не решаюсь вас послать на три буквы.
- Я человек надрывистый!
- Заделаю я ему чесотку! Будет соломой укрываться, зубами чухаться.
- Как я ему дам по скулятине!..
- Не обманет - ограбит. И я там крысятничал. Жить-то надо!
- Нам было легче: мы рвали, как волки.
- Как ни говори, а все же за счет этого пьешь.
- Так разодета, что две недели пить можно, если ее ограбить.
- Кто не рискует - тот в тюрьме не сидит.
- Днем ножи точить - ночью на работу ходить.
- ...Да что вы - никого пальцем не тронул! Исключительно - игрой!
(Вариант "Господина Прохарчина")
Русские скупцы не так копят деньги, как фантазируют вокруг них. Порфирий Головлев, Плю-шкин, пушкинский Скупой Рыцарь - все это очень русские натуры. Они больше воображают, сидя на сундуке. Они заводятся по мелочам, а на серьезные потери и выгоды смотрят сквозь пальцы.
- У меня была мания - разбогатеть.
- Деньги такой соблазн, что от них никто не отказывается.
- Для девчонки тоже нужно деньги иметь: она телепатически чувствует, есть что в кармане или нет.
- Старуха копила деньги пацану на мотоцикл.
- А денег мне не надо, - говорю. - Я сам золото.
- Вот выйду на волю, овладею черной магией...
- Корень зарыт в том, кому как повезет...
Воспоминания о роскошной жизни:
- Питаюсь одними шпротами, ем угрей!..
- А в магазине - что хочешь, только живой воды нет. Лишь бы - твои деньги.
- Батоны в пупырьях. Консервы "Крабы": черви такие белые - в бумажках.
- Экспресс обтекаемой формы.
- Портфель из чистокровной кожи!
- Люди с большой буквы.
- Им дана вся свобода жизни!..
- А в тот бокал поллитра влазит!
- В Ленинграде все дома - архитектурные! Заходи в любой подъезд и любуйся на голых ангелов.
- Вынимаю белый батон, чтоб меня расстреляли, вынимаю поллитру...
- Шампанское там между прочим мелькало.
- Пьяницы цокаются: за ваше! за наше!
- Увеселяющий напиток.
- Пьяный я добрый, и она любила, когда я пьяный.
- А у меня мысль развивается, когда я сильно выпью.
- Лежишь - как на Луне: блаженство!..
- Вытаскивают меня на улицу, а улица у меня - как мельница, и люди по ней на головах ходят и ногами машут - овечью шерсть стригут.
...И в таком разбитом виде иду на вокзал. Фуражку на глаза и иду, на грани отключения, и мозги мои уже где-то там...
- Был бы я президентом, я бы для людей устроил такой закон: 60 лет пей, 40 опохмеляйся и - конец!
- Нет, без работы нельзя. Интересу нет.
- А я и работал, и пил.
- Один плачет, другой смеется, третий чего-то боится. Кто что вспомнит. Бывали чудные мгновенья. Как бы тебе сказать? - дуреешь. Совсем дуреешь. Отключаешься!
(Курение плана)
- Да я специально выпил - чтоб разговаривать с вами достойно!..
(Встреча с начальством)
- Я говорил несвязно, но мысль свою удерживал. Вы, говорю, господа, меня не гипнотизируйте!..
Искусство рассказывания в значительной мере держится на постепенности вхождения в частности и детали. Речь должна быть медленной, глубокомысленной, рассеченной паузами на предметно-весомые отрезки.
Мало сказать:
- Иду в баню.
Лучше растянуть, углубиться:
- Иду - в баню. Беру... (что беру?) мыло. (Да? подумал-помолчал еще секунду.) Полотенце. (С усилием, с каким-то восторгом.) Мочалку!!
И все слушают - завороженные. Жаль, не всегда хватает самоуверенности в произнесении слов. Сбиваешься на скороговорку - в урон рассказу. Важно хотя бы простое членение, вроде:
- Баба. Кацапка. Такие вот титьки. Тамара.
Также - закон композиции. Начало должно быть вкрадчивым. Удар кинжалом наносится в конце первой главы.
Еще речь должна быть душистой или лучистой. Чтобы к ней хотелось еще и еще вернуться. Чтобы фраза дышала тайным восторгом, азартом. Чтобы, читая, хотелось еще в нее поиграть.
Вот и вернулось все на свои следы, и снова метет февралем, заворачивая бушлаты, и, кажется, в десятый раз принимается таять, и сеять, и опять мести и крутить. Но кто-нибудь хлопнет дверью и объявит прокуренным голосом:
- Март.
Сыро, веско, непререкаемо так припечатает:
- Март.
И все повеселеют.
И кошка сидит на снегу, угревшись, и слушает свои животные токи.
14 марта 1968.
- Сердце бывало стучит, как скорострельный пулемет. А сейчас - как рыба: тук, тук...
- Я был молодой, физически здоровый, ничего не боялся.
- У тебя еще в штанах кудахчет!
- А он, сука, дубаря секанул утречком!
- Баба выбей окна.
- Дед освободился особо опасным рецидивистом.
(Дед - кличка)
- Кую пиковый туз!
- Бей в глаз - делай клоуна!
(Прибаутка в драке)
- Невыносимые наши удары им отразить было нечем!
- Прижали нас к карбид-заводу...
- Пурды-пурды.
(Иностранный язык)
Точные определения:
- Бюст Пушкина во весь рост.
- Три богатыря: Минин и Пожарский.
- Я достиг своего фиаско!
- Голова не болит ни грамма.
- Человека два медсестры.
- Во-первых, три причины.
- До кости мозгов!
- Вся автобиография жизни.
- Продукты не принимают за исключением деньги.
- Я получил сумму в разрезе 120 рублей.
- У тебя буржуазная жила в голове.
- Воет, как кобыла.
- Он, сука, длинный, как заяц.
(И я подумал, что зайцы в самом деле непропорционально длинны.)
- И всякий человек для него - Коля.
(О сумасшедшем)
- Все одеты в шляпах.
- Стоит мне поговорить с человеком полчаса - и я о нем составлю беспринциндентную резимю.
- Этот неморально устойчивый человек.
- При наличии отсутствия энергии.
- Все это иллюзорный обман.
- А я стою - как вон та бухгалтерия.
- Стоит повар - будка: 40 на 90.
- У меня невменяемость на 45%.
- Сторублевая Катя.
- Чтобы из этого не получился какой-нибудь Сыктывкар.
- На мне - хаки-брюки, хаки-бушлат, хаки-шапка.
(В побеге)
- Трава против нервной системы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31