- продолжал священник.
Все существо Пепино протестовало против возможности потерять Виолетту, даже в пользу кого-то столь любимого, как святой Франциск. Однако же, когда он поднял потрясенный взгляд и заглянул в ясные глаза отца Дамико, было что-то в их глубине, что придало мальчику храбрости прошептать:
- Я отдам - если надо. Но, ох, я так надеюсь, что святой Франциск позволит ей побыть со мною еще чуть-чуть.
Звон кирки каменщика снова и снова эхом разносился в сводчатом зале Нижней церкви: это ломали стену, замуровывавшую проход к крипте. Рядом дожидались управляющий и его друг епископ, отец Дамико и Пепино - бледный, молчаливый, большеглазый. Мальчик крепко обнимал Виолетту за шею и прижимался к ней щекой. Ослик дрожал всем телом и с трудом стоял на ногах.
Управляющий покорно и бесстрастно наблюдал, как осыпаются обломки кирпичей и глыбы извести, как расширяется пролом и как поток воздуха из коридора, вырвавшись на свободу, поднимает в воздух тучи штукатурки. Несмотря на все свои слабости, он был человеком справедливым и нарочно пригласил епископа как свидетеля своего уничижения.
Часть стены упорно не поддавалась. Каменщик ударил по арке сбоку, чтобы ослабить опору. И вновь посыпалась каменная кладка. Вот уже образовался узкий проход; сквозь брешь было видно, как вдалеке мерцают свечи, поставленные на алтаре, там, где покоились останки святого Франциска.
Пепино порывисто подался к проходу. Или, возможно, это нервно затопталась Виолетта, испугавшись непривычной обстановки и шума? "Подождите", - предостерег отец Дамико, и Пепино удержал свою любимицу; но ослица, и без того нетвердо стоявшая на ногах, подскользнулась на обломках, в панике взбрыкнула и ударила копытами в часть арки, уже расшатанную. Выпал кирпич. И образовалась трещина.
Отец Дамико, метнувшись вперед, оттащил мальчика и ослика с дороги; а в следующую секунду часть арки с грохотом обвалилась. На миг обнажилась древняя стена и углубление за нею, а потом все исчезло в облаке пыли.
Но когда пыль улеглась, епископ, чьи глаза едва не вылезали из орбит, указал на нечто, что покоилось в нише открывшегося углубления. Это оказался маленький свинцовый ларчик. Даже с того места, где все стояли, можно было различить выгравированную на крышке цифру 1226, - год смерти святого Франциска, - и большую заглавную букву Ф.
Епископ глубоко вздохнул.
- Ах, может ли такое быть? Наследие святого Франциска! Фра Лео о нем упоминает. Его сокрыли много веков назад, и с тех пор так и не нашли.
- Содержимое! - хрипло возгласил управляющий. - Давайте посмотрим, что внутри - возможно, что-нибудь ценное!
- Пожалуй, нам не следует торопиться, - засомневался епископ. - Ведь эта находка - сама по себе чудо.
Но отец Дамико, поэт в душе, для которого святой Франциск был жив и по сей день, воскликнул:
- Откройте его, умоляю! Ведь все, кто здесь есть - смиренны и кротки. Воистину, нас привел к ларцу не иначе как промысел Божий.
Аббат посветил фонариком. Честный работяга-каменщик аккуратно и проворно распутал обвязку и поддел крышку воздухонепроницаемого ларца. Заскрипели петли, ларец открылся - и явил взгляду то, что поместили туда более семи веков назад.
Внутри обнаружился обрывок пеньковой веревки, завязанной узлами, - как если бы ее некогда носили вокруг пояса. Из узелка торчал один-единственный колосок пшеницы, - свежий, словно лишь вчера сорванный. А еще там лежал похожий на звезду засушенный цветок горной примулы, и рядом с ним пушистое перышко маленькой луговой пташки.
Все молча глядели на находки из прошлого во все глаза, пытаясь понять их смысл. Отец Дамико не сдержал слез. Благодаря им образ святого ожил перед ним наяву: почти ослепший, изможденный и хрупкий, подпоясанный веревкой, святой Франциск, распевая, шел через пшеничное поле. А этот цветок, надо думать, первым пробился из-под снега по весне: святой Франциск, конечно же, заговорил с "сестричкой Примулой" и похвалил ее за нежность и красоту. И, словно перенесшись в былое, отец Дамико увидел, как маленькая луговая пташка доверчиво уселась Франциску на плечо, зачирикала и оставила в его руке перышко. Сердце отца Дамико переполнилось: казалось, еще немного, и оно просто не выдержит.
И у епископа тоже в глазах стояли слезы: ведь он-то объяснил находку по-своему:
- О, послание от святого ясно как день! Нищета, любовь и вера. Вот что он завещал всем нам.
- Простите, лорды и сэра, а можно, мы с Виолеттой теперь войдем в крипту? - спросил Пепино.
Вспомнив о мальчике, взрослые разом оторвались от созерцания трогательных реликвий.
Отец Дамико смахнул с глаз слезы. Дверной проем расчистили; теперь туда с легкостью прошли бы и ребенок, и ослик.
- Да, конечно, - отвечал он. - Да, Пепино. Вы можете войти. И да пребудет с вами Господь.
Копыта ослика звонко зацокали по древним плитам коридора. Пепино уже не поддерживал Виолетту: он просто шел рядом, легонько и ласково касаясь рукой ее шеи. Он шагал, храбро расправив плечи и высоко подняв круглую голову с коротко подстриженным "ежиком" и забавно торчащими ушами.
А отцу Дамико показалось, - может быть, причиной тому стал неверный свет и пляшущие тени, или может быть, ему просто очень этого хотелось, что Виолетта вновь улыбается; пусть даже это лишь мимолетный, едва заметный, слабый намек на прежнюю улыбку.
Силуэты мальчика и ослика на мгновение обрисовались на фоне мерцающих масляных светильников и алтарных свеч крипты, - и паломники веры вошли внутрь, навстречу своей цели.
1 Осел (лат.).

1 2 3