по классу судно было, если я не ошибаюсь, трехмачтовым бригом). Тэри редко выходил в море, поэтому постоянного экипажа у него не было.
— В субботу вечером я везу туристов на глубоководную рыбалку. Мне нужны кок и рулевой, который мог бы также разговаривать с туристами по-английски. После этого рейса яхту мне придется продавать: она не окупается. Много заплатить вам я не смогу, но неделю будете ходить по морю и питаться за счет фирмы. Согласны? — спросил кэп.
Веселый Роджер согласился сразу, а я сказал, что пойду в рейс, если можно будет взять с собой девушку. Тэри нисколько не удивился.
— Что вы все, сговорились? У меня уже двое матросов на таких же условиях, шотландец и датчанин. Отходим в субботу в девять вечера. Не яхта, а плавучий бардак, тысяча чертей мне в ватервейс!
Я поспешил к Анечке.
— Я устроил для нас круиз на яхте по Красному морю. Сможешь пропустить недельку в школе? Отплываем завтра вечером.
Неожиданно с балкона меня окликнул ее отец.
— Володь, привет! Тут Беня на телефоне, подойди на минутку.
— Привет, аспирант, — услышал я голос Бени, — что ты сейчас делаешь?
— Ничего. Завтра ухожу в море на неделю.
— Мне нужна твоя помощь. Сможешь приехать сегодня?
— Не знаю, автобусы уже не ходят. Шабат.
— Ну, попробуй, ладно?
— О кей.
Анечка, к моей радости, на круиз согласилась. Я объяснил ей, что надо будет брать с собой, и поспешил к выезду из города. Обычно мне помогал поймать попутку знакомый солдат на КПП, но сегодня было не его дежурство, и я простоял три часа, прежде чем меня подобрал мужик на мятом «ниссане». Я не удивился, когда оказалось, что он биолог.
— Будешь проезжать Рамон, заходи к нам на биостанцию, — сказал он, высаживая меня в Хай-Баре.
Беня стол на пороге с совершенно убитым видом.
— Что случилось?
— Начальство наехало. Я должен был сдать годовой отчет месяц назад. За горло взяли, понимаешь?
— Так сядь и напиши.
— Не могу! Не идет, и все. Пошли в контору, будешь мне помогать.
— Чем я тебе помогу? Писать на иврите?
— Просто посидишь рядом, последишь, чтобы я не отвлекался.
Сейчас, когда я пишу эти строки, то с изумлением соображаю, что именно в тот вечер впервые увидел современный персональный компьютер, без перфокарт и прочих ужасов. Текстовый редактор Write, в котором работал Беня, показался мне настоящим чудом, вершиной прогресса. Не верится, что с тех пор прошло всего три года. Сегодня почти никто из моих знакомых не обходится без РС, а сам я работаю с монстрами вроде Corel!6.0, Ventura и Page Maker. Что ждет нас еще через три года?
— Значит, все-таки соблазняешь девочку? — спросил Беня, выстукивая по клавишам.
— Ого! Уже в курсе?
— Ты что, весь Эйлат только об этом и говорит. Лихо ты с яхтой придумал. Учти, у девушек в ее возрасте клиторальная чувствительность доминирует над влагалищной…
И Беня углубился в тонкости медицинской сексологии. Я долго слушал, а потом с невинным видом спросил:
— Как там у Марины дела?
Дело в том, что мне случайно пришлось узнать Бенин секрет. Оказывается, на севере страны у него появилась постоянная подруга, и он периодически ездил к ней в гости, причем дело зашло настолько далеко, что он на большую часть своей зарплаты снимал ей там квартиру поближе к месту работы.
Беня мне не ответил, а вместо этого рассказал увлекательную историю о своей работе в Тбилисском зоопарке. Как он состоял в народной дружине и по ночам ловил на зоопарковских скамейках профессоров соседнего университета, приводивших туда студенток перед сессиями.
— Представляешь, все как один оказывались трусами. Некоторые даже требовали от девчонки, чтобы она и нам дала, только чтобы мы не сообщали ему на работу! Мы, конечно, уж в таких-то случаях сообщали обязательно.
— А к чему ты это рассказываешь?
— Ну, все-таки Анка дочь моего друга. Ты уж там помягче с ней, ведь совсем маленькая девочка.
Тут я даже обиделся, но все же отчет дописать помог. В субботу я вернулся в город и встретил Аню на пирсе. Когда она увидела, о какой яхте идет речь, то от восторга обняла меня и хотела чмокнуть в щеку, но почему-то чмоканье растянулось минут на десять.
Вечером мы вышли в море, и свежий ветерок погнал парусник на юг, а заодно перевернул еще одну страничку в моей нелегкой, но такой интересной жизни.
Жаль, конечно, что приходится приводить довольно слабые собственные стихи в одной главе с маленьким шедевром Пушкина. Но «Песня эйлатского дворника» упоминается в тексте, так что придется познакомить с ней читателя.
Солнце красит желтым цветом
Горы, вади и поля,
Просыпается с рассветом
Вся еврейская земля.
И по улицам горбатым,
Взяв совки наперевес,
Мы, хозяева Эйлата,
В свой выходим первый рейс.
Чтобы, как твой лик, прекрасен
Был всегда Эйлат родной,
Мы на вахте ежечасно
В зимний дождь и летний зной.
Кто-то «тампакс» потеряет,
Кто-то выбросит пакет,
Вон бычок в ночи мерцает,
Вон собачий туалет.
Но, когда поутру выйдешь
Ты из дома твоего,
И в помине не увидишь
На асфальте ничего.
И глядят, глядят мужчины,
Позабыв про бизнес свой,
Как ступаешь ножкой длинной
Ты по чистой мостовой.
9. Рулевой
Он любил эту большую рыбу, и ветер, и море. Он вдруг подумал, что ни одну из женщин, которые были у него в жизни, не любил так, как море.
Эрнест Хэмингуэй. Старик и море
Огни Эйлата и Акабы давно исчезли за кормой. В кромешной тьме парусник шел к югу ровно, словно по озеру. Гористые берега, сжимавшие узкий залив, отличались от неба только отсутствием звезд. Редко-редко показывался огонек или фары автомобиля. Я сидел в кресле, просунув носок кроссовки между спицами штурвала, и всматривася в ночь, чтобы ненароком не налететь на кого-нибудь. Израильские суда в этих водах ходят с погашенными огнями. Как сказал Володя, узнав о нашем отплытии: «Будь осторожен. Ты привык видеть залив каждый день, и думаешь, что он наш. Но это не mare nostrum».
Шестеро пассажиров только что разошлись по каютам. Аня сидела рядом со мной, разглядывая навигационное оборудование. Мы несколько робели при мысли о том, что нас ждет через час, когда кончится моя вахта. Как-то уж очень быстро все получилось. Я пытался угадать, насколько далеко успели зайти их отношения с Левой, а Анечка, я подозреваю, думала, зачем вообще ей все это нужно. Даже распитая бутылочка муската «Самария» не помогла нам расслабиться. Мы пытались поддерживать разговор, но он не клеился.
Вдруг впереди на чернильной поверхности моря появилась едва заметная белая полоса. Я вскочил, вцепился в штурвал и послал Томми, нашего матроса, убрать часть парусов. Потом поднял переднее стекло рубки и, отключив музыку, высунулся в окно, чтобы получше рассмотреть странную полосу и услышать плеск волн о рифы, если это они. Вообще-то на фарватере залива везде глубоко, но в темноте легко можно отклониться к одному из берегов.
Мне никак не удавалось понять, что это за белое пятно на воде. На всякий случай я отвернул немного влево и крикнул Тому, чтобы он оставил только нижние топсели (не уверен, что правильно перевожу на русский английские названия парусов).
Бриг почти остановился, но сила инерции была велика, и мы все же вошли в светлую зону, на самый краюшек. Капитан, встревоженный изменением курса, вылез на палубу и тоже уставился на воду. Тут оно и началось.
Совершенно внезапно, словно газ от искры, море взорвалось. Ослепительный белый свет ударил во все стороны от носа корабля, стремительной волной разбежался на три стороны, и не меньше мили морской поверхности превратилось в горящий магний.
К этому часу над морем успел образоваться почти незаметный туман, и теперь, когда его осветило таинственным огнем, наша яхта как будто очутилась в центре мерцающего купола. Отстветы бушующего сияния играли в небе, а на борту было совершенно светло.
Том с перепугу убрал все оставшиеся паруса, кроме фок-топселя, так что яхта легла в дрейф прямо среди огненного озера. Я подбежал к борту и сразу понял, в чем дело. Это были пиросомы — похожие на огурец колонии мелких морских созданий, довольно слабо изученных. Каждое движение судна или удар волны о борт заставляло одну-двух пиросом испустить необыкновенно яркую вспышку света. Тысячи их соседок, плававших рядом, подхватывали инициативу, и по всему скоплению «огурцов», растянувшемуся на милю или две, расходился горящий круг.
Это восхитительное чудо природы наконец вывело нас с Аней из задумчивости.
Девочка повеселела и уже без грусти смотрела на снова окружившую нас темноту.
Вскоре справа показались огоньки городка Нувейба, и моя вахта закончилась. Кэп встал к штурвалу, а мы пошли в каюту.
Жара давно спала. Тихая музыка из рубки мягко струилась в иллюминатор вместе с легким ветерком. Мы погасили свет, оставив только маленькую лампочку над дверью, и стали целоваться. Вдруг Анечка отстранилась и сказала:
— Нет. Не думай, что это так просто.
Я и не думал, что это будет просто. Анка вряд ли стала бы ломаться потому, что так учила мама или чтобы я про нее плохо не подумал. Но дух противоречия не позволял ей согласиться с ролью легкой добычи.
К счастью, торопиться было некуда. Я сделал вид, что согласился с ней, но продолжал легонько целовать в губы, ушки, шею, словно и думать не смел о чем-то большем. Наверное, не меньше получаса я гладил ее только по затылку и лопаткам, и лишь потом осмелился робко дотронуться до талии и животика.
Такая тактика почти никогда не подводит. Ане нравилось то, что я делал, а скрывать это быстро надоело. К тому же ей стало скучно и было ужасно интересно, что я собирался предпринять дальше. Поэтому она лишь возмущенно хмыкнула, когда я, в сотый раз целуя ее в животик, словно случайно развязал заветный узелок на рубашке.
Теперь ее грудь была полностью на захваченной территории. Каждому из маленьких нежных сосков я уделил столько ласк, сколько многие женщины не получают за всю жизнь. Но главный бой был впереди. Снять с человека джинсы можно только в том случае, если он сам этого захочет. И Анечка не могла не понимать, что после этого отбиваться будет уже просто смешно.
Я взял ее на руки, долго целовал, держа на весу, а потом посадил на койку и встал между ее коленями. Продолжая щекотать языком и губами соски, стал мягко массировать ладонями ножки девочки от коленей до джинсового ремня. И тут на ее штанишках проступило влажное пятнышко.
Словно случайно, я коснулся его кончиками пальцев и посмотрел Ане в глаза. Она все поняла, восхитительно покраснела и машинально попыталась сдвинуть ноги, но между ними-то стоял я! Прежде, чем она успела оправиться от смущения, я расстегнул ей брючный ремень и ширинку.
Бедняжка попалась в ловушку. Она порывисто встала, чтобы вырваться из затягивавшего ее омута, а я только того и ждал — резким движением спустил ей джинсы и, словно сам того не желая, мягко усадил на место. Не давая ей опомниться, я шагнул вперед и оказался в круге, образованном ее ножками и брюками. На миг она испугалась — видимо, начиналась область, до которой Леве не удавалось добраться ни разу. Но ничего страшного не случилось, а вот приятного — сколько угодно.
Теперь дело пошло на лад. Упрямая девчонка все еще сдерживалась, но от каждого моего прикосновения к совсем пропитавшимся смазкой трусикам ее веки чуть опускались, спинка напрягалась, и маленькие груди радостно приподнимались на миг, словно кивая в знак одобрения. Дальше притворяться было бессмысленно, она знала, что я вижу ее состояние, и от того еще больше заводилась. Как только она первый раз кончила, я стянул с ее узкой ступни одну штанину, а вторая пала без боя.
Наконец-то я мог провести рукой по самым стройным ножкам Эйлата от пальчиков до шелковой кожи по бокам лобка! Наверное, девушка думала, что трусики задержат меня на какое-то время, но их я просто аккуратно разорвал.
— Я целочка, — сдавленно прошептала Аня, и тут же снова кончила.
— Не бойся, ничего страшного, — ответил я голосом, похожим на сгущенку с шоколадом. Такого поворота событий можно было ожидать, но особой радости в тот момент мне это не доставило. Я уже готов был ворваться в ворота последней цитадели захваченной крепости, а теперь оказалось, что впереди еще одно препятствие: надо было раздеться самому и не напугать мою бедную маленькую девочку.
Выждав для приличия полминутки, я скинул футболку и кроссовки. Потом мягко, как кладут оконное стекло, опрокинул Анку на спину и стал целовать гладкую-гладкую кожу на внутренней стороне бедер. Теперь она смотрела в потолок и, думая что я не вижу ее лица, закрыла глаза и расслабилась. Проклятые джинсы долго не снимались — секунды полторы, не меньше, но вот они на полу, и плавки тоже.
Несколько мучительно долгих минут я ласкал самыми кончиками пальцев ее губки и, в соответствии с Бениным наказом, клитор (мне больше нравится древнерусское название «вишенка»). Анечка, кажется, окончательно расслабилась и начала певуче выводить тихие «о-о-о» своим чудесным серебряным голоском.
Чем громче она стонала, тем уверенней чувствовали себя мои пальцы, и она, наверное, даже не заметила момента, когда к ним присоединился сам Вождь Краснокожих. Он сделал несколько разведочных вылазок, исследуя возникшие трудности, а потом уверенно, почти без нажима, избавил бедную девочку от причины всех ее страхов.
Аня встрепенулась было, но я ласково, чтобы она, чего доброго, не подумала, что ее пытаются удержать силой, обнял ладонями ее плечи, и короткий вскрик тут же оборвался, потому что мой хвостик плавно устремился вперед по ее теплой влажной норке. Они так истосковались друг по другу, что радость их встречи мгновенно смыла даже память о промелькнувшей боли.
Дав ей почувствовать всю прелесть нового ощущения, я дождался затишья между двумя волнами сладких оканий, на миг вынул хвостик и одел на него резинку.
Анечка ничего не заметила, и хорошо — с сим замечательным достижением цивилизации ей предстояло познакомиться чуть позже.
Как это здорово — наблюдать за человеком, открывающим для себя сказочный мир любви! Водить его по улицам и дворцам этого заколдованного царства, показывать звезду за звездой в уютном космосе на двоих, как будто сам создаешь заново его планеты и галактики… Вместе с Анечкой я словно впервые прикасался к любимым уголкам бесконечного мира, распахнувшегося перед нами, вместе с ней восторженно принимал все новые сокровища драгоценных россыпей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23