https://wodolei.ru/catalog/vanny/s_gidromassazhem/Radomir/
Позднее мы отказались от этого.
Первоначальный проект лаборатории был разработан компанией «Стоун и Вебстер» в соответствии с конкретными указаниями, развитыми Оппенгеймером совместно с Э. М. Макмилланом и Дж. Г. Мэнли и одобренными Конэнтом и мною. Эти планы предусматривали наличие научного штата в количестве 100 человек, при котором должна быть несколько большая группа инженерно-технических работников, работников мастерских и административного персонала. Эти планы значительно недооценили перспективы развития лаборатории, так как к июлю 1945 г. ее персонал увеличился во много раз.
По мере того как развертывались работы, в Санта-Фе, расположенном на расстоянии примерно 50 километров от Лос-Аламоса, начали распространяться самые невероятные слухи. Окрестное население с большим интересом следило за строительством ограждения, причем судило и рядило кто как мог.
В последующие месяцы и годы слухи стали еще более дикими. Одна женщина, жившая около шоссе Санта-Фе — Лос-Аламос, регулярно писала в местную газету жалобы на таинственные, по ее мнению, явления, которые она заметила, и требовала, чтобы граждане предприняли шаги для расследования этого вопроса. Каждую ночь она видит, как в сторону Лос-Аламоса движется большое количество груженых автомашин, а обратно грузовики идут всегда пустые. Для нее было совершенно ясно: это одна из махинаций деятелей нового курса, направленная на вытягивание денег из карманов налогоплательщиков.
После того как в работе над проектом приняла участие группа офицеров военно-морских сил и их стали видеть на улицах Санта-Фе, начали распространяться слухи о том, что на холме (так местные жители называли Лос-Аламос) ведутся работы по созданию подводной лодки новейшей конструкции. Несмотря на то, что ближайшие пригодные для судоходства водоемы находились от нас на расстоянии нескольких сотен километров, эти слухи многим казались вполне правдоподобными.
Независимо от того, насколько бы абсурдными ни были россказни, сотрудники, работавшие в Лос-Аламосе, никогда не подтверждали и не отрицали услышанного.
Военный комендант Лос-Аламоса полковник Дж. Р. Тайлер однажды сел в поезд на ближайшей к Санта-Фе железнодорожной станции и очутился в салон-вагоне рядом с человеком в штатской одежде, севшим на этой же станции. Он явно не заметил, что Тайлер сел в поезд одновременно с ним, и, понизив голос, сказал: «Если мы сможем найти укромное местечко, я расскажу вам кое-что».
Они оба вышли на площадку вагона, и этот человек рассказал полковнику следующее: «Вы никогда не поверите, какие вещи творятся на одной горе километрах в 80 от Санта-Фе. Там ведутся очень секретные работы, и все место обнесено рядами высоких проволочных заграждений. А для того чтобы туда не пролезли непрошенные гости, между поясами заграждений выпущены стаи свирепых африканских собак. Кроме того, там тысячи человек вооруженной до зубов охраны. И сколько народу уже убито охраной и растерзано зверьми! Ужасная вещь! Но, видимо, военное время требует этого». Он рассказал еще много фантастических вещей и закончил следующими словами: «Конечно, я один из немногих обитателей Санта-Фе, которые знают о том, что там творится. И я надеюсь, вы не будете мне задавать никаких вопросов. Понимаете, я дал честное слово, что не раскрою этих секретов».
В это время поезд подошел к станции, до которой ехал Тайлер. Незнакомец сошел вместе с ним на платформу и спросил:
— Полковник, я забыл спросить вас, где вы служите и какая у вас должность?
— Я служу в Лос-Аламосе и командую там военным гарнизоном, — ответил офицер. Остолбеневший от ужаса и побагровевший незнакомец пролепетал:
— Я надеюсь, что вы забудете все, о чем я вам рассказал. По совести говоря, я ничего не знаю, что происходит на холме. Я просто повторил то, что слышал.
Оппенгеймер и несколько его сотрудников прибыли в Лос-Аламос 15 марта 1943 г., задолго до того, как были построены самые необходимые здания. По соображениям секретности мы не хотели размещать эту группу в Санта-Фе и поэтому приняли все меры к тому, чтобы разместить ее в домах для приезжих около Лос-Аламоса. Условия жизни этих первых прибывших работников были далеко не роскошными. Один из ветеранов тех дней писал:
«Без сомнения, все сотрудники лаборатории и их семьи приехали в Лос-Аламос полные энтузиазма. Это чувство подогревалось важностью их работы и связанным с ней подъемом, а также возможностью создания в условиях изоляции энергичного и дружного коллектива.
Действительность первых месяцев далеко не соответствовала этим представлениям. Условия жизни на фермах вокруг Санта-Фе были тяжелыми. Транспорт между фермами и Лос-Аламосом работал нерегулярно, несмотря на все попытки нормализовать его. Дорога была плохая, не хватало легковых машин, а те, которые имелись, находились в плохом состоянии. Часто для исправления повреждений в машинах на дорогу приходилось выезжать ремонтникам. Столовые на объекте еще не открылись, и обеды выдавались сухим пайком. Была зима, и при виде сэндвичей никто не прыгал от восторга. Легковая машина, на которой привозили обеды, то и дело ломалась. Поэтому рабочий день не имел определенной продолжительности, работали мало, а по ночам вообще не работали.
До середины апреля телефонные разговоры между объектом и Санта-Фе можно было вести только по линии Службы лесничества. По телефону можно было передать только краткие указания, а обсуждение пусть даже весьма незначительного вопроса требовало 12-километровой прогулки».
И все же окончания строительства нельзя было ждать, так как конца ему не было видно. Каждый день был дорог, поэтому разбазаривать время было нельзя.
С самого начала в Лос-Аламосе было два начальника — военный комендант и директор. Военный комендант (подполковник Хармон, которого сменил подполковник У. Эшбридж, а затем полковник Тайлер) подчинялся непосредственно мне и нес прямую ответственность за состояние необходимых условий жизни, охрану государственного имущества и поведение военного персонала. Директор — Оппенгеймер — также подчинялся мне и отвечал за выполнение технической и научной части программы, а также за обеспечение секретности.
В начале у директора было только два административных помощника: Э. Ю. Кондон из исследовательских лабораторий компании «Вестингауз» и У. Р. Деннис из Калифорнийского университета (Кондон был на этом посту до мая, а Деннис — до июля 1943 г. В мае 1943 г. в качестве специального заместителя Оппенгеймера по связи со штабом командующего прибыл Хокинс из, Калифорнийского университета, а в июне — Хьюз в качестве заместителя по кадрам. В январе 1944 г. заместителем по общим вопросам был назначен Дау). Немного спустя в эту группу в качестве директора отдела теоретической физики вошел Ганс Бете, блестящий физик из Корнельского университета. На этом посту он оставался до конца войны. Бете, эмигрировавший в 1935 г. из нацистской Германии, был уже известен своей работой о синтезе ядер гелия и водорода как источнике солнечной энергии.
Выбор Кондона не был удачным, но ответственность за его назначение в первую очередь легла на меня. Оппенгеймера надо было освободить от многочисленных административных обязанностей, в частности от необходимости обеспечивать хорошие отношения с военным комендантом, поэтому я велел ему подобрать на должность заместителя директора физика с опытом работы в промышленности. С моего согласия он выбрал Кондона, который в то время был заместителем директора экспериментальной лаборатории компании «Вестингауз» в Питсбурге.
В Лос-Аламосе Кондон немногое сделал для уменьшения трений между учеными и офицерами. Последние решали всевозможные административно-хозяйственные вопросы, и мы использовали их на этой работе просто потому, что не хотели перегружать ученых, которых было мало и от которых мы хотели полной отдачи сил, так как исследовательскую работу никто, кроме них, выполнить не мог. Главной обязанностью Кондона как заместителя директора и было поддержание хороших отношений между этими группами. Я ожидал, что опыт работы в промышленности поможет ему справиться с этим. Оппенгеймер как глава всей лабораторий, естественно, должен был уделять основное внимание научным и техническим проблемам.
После подбора контингента сотрудников мы без промедления направили их в Лос-Аламос отчасти для того, чтобы их не сманили на другую работу и чтобы у них осталось больше времени на планирование работы. К сожалению, сразу же после прибытия первых ученых на объект возникли осложнения. Ученых мало волновали трудности, с которыми приходилось сталкиваться главному инженеру округа Альбукерке. Он отвечал за строительство объекта и прилагал силы, чтобы завершить эту сложнейшую работу в столь отдаленном районе. Ученые не понимали, что у него есть свои трудности, самой большой из которых было отсутствие квалифицированной рабочей силы. Все то небольшое количество рабочих, которых можно было нанять в окрестности, находилось под контролем местных профсоюзов строительных рабочих, не понимавших, по крайней мере сначала, необходимости срочной сдачи зданий в эксплуатацию. Главный инженер округа оказался в самой незавидной ситуации, которая только может выпасть на долю строителя: заказчик получил свободный доступ на предприятие, строительство которого еще не закончено; кроме того, к нему все время обращались с просьбами о внесении изменений в первоначальный проект.
По мере возрастания нетерпения ученые начали исправлять положение сами. В основном это привело к путанице. И вскоре к нам начали поступать жалобы от Комиссии по вербовке рабочих для военных нужд, от Службы учета рабочей силы США и от Американской федерации труда. Небольшим облегчением в этой безрадостной обстановке явилось прибытие сотрудников группы технического обеспечения, состоявших на постоянной службе в Калифорнийском университете. Эта группа стала помогать ученым, которые понемногу оказались вовлеченными в строительство. Тем не менее, во время работы над проектом нас не переставали мучить многочисленные строительные проблемы, так как многие технические задания строителям можно было выдать только после окончания экспериментов (а после их окончания сразу же требовались помещения для проведения новых), и потому строительство затягивалось.
С самого начала мы испытывали трудности с поставкой оборудования и материалов, так как, во-первых, наши потребности были необычными и, во-вторых, все важнейшее оборудование можно было или закупить, или взять в аренду только в университетах. Из Гарвардского университета мы получили циклотрон, из Висконсинского — два электростатических генератора Ван де Граафа, из Иллинойского университета — ускоритель Кокрофта — Уолтона.
С течением времени и административная и техническая группы приспособились друг к другу, и мелкие дрязги начали постепенно ослабевать. Сейчас трудно согласиться с тем значением, которое иной раз придавали некоторым спорам. Люди обычно легче справляются с работой, когда они понимают ее исключительное значение, и не удивительно, что в ряде случаев разгорались страсти. Тот факт, что почти все, кто прибыл в это трудное время, остались там до конца, достаточно наглядно свидетельствует о том чувстве ответственности, которое руководило каждым в отдельности и коллективом в целом.
Однако Кондон, проработав только около шести недель, отказался от должности. Соображения, изложенные им в своем письме об отставке, вряд ли оправдывают его уход. Кондон был знаком с этими краями: он родился в Аламогордо (штат Нью-Мексико), много лет жил на Западе и слушал лекции в Калифорнийском университете. Но по некоторым причинам он не пожелал остаться в Лос-Аламосе. Я никогда не считал, что в его письме изложены истинные причины отъезда. По-моему, им руководило чувство неверия в успех начатой нами работы, неизбежности провала Манхэттенского проекта, и он не хотел быть с ним связанным.
В конце апреля на объекте был проведен ряд совещаний, целью которых было ознакомление вновь прибывших с состоянием знаний в области атомной физики и разработка четкой программы исследований. Одним из главных теоретических вопросов, которые необходимо было решить, был вопрос о времени протекания ядерной реакции при осуществлении взрыва. В этом случае нужно было учитывать два обстоятельства. Сила взрыва зависит от числа нейтронов, высвобождаемых в ходе цепной реакции. Это число возрастает в геометрической прогрессии по мере развития реакции. Развитие же реакции требует времени, в течение которого энергия, уже освобожденная на предыдущих этапах реакции, может вызвать разброс делящегося вещества и оборвать цепную реакцию раньше, чем прореагирует весь делящийся материал, т. е. произойдет взрыв.
В то время в различных мнениях о вероятной продолжительности реакции недостатка не было, но они были лишь… мнениями. Однако в любом случае так или иначе мы были убеждены, что эффективная мощность любой бомбы, которую мы смогли бы создать, должна была быть небольшой по сравнению с ее потенциальной мощностью.
Наиболее простая конструкция бомбы основывалась на использовании для создания критической массы делящегося материала так называемого ствольного метода. По этому методу одна подкритическая масса делящегося материала направлялась как снаряд в направлении другой подкритической массы, игравшей роль мишени, и это мгновенно создавало сверхкритическую массу, которая должна была взорваться. Такой принцип был использован в конструкции бомбы «Малыш», сброшенной на Хиросиму.
Второй предложенный метод был основан на использовании явления, сходящегося внутрь взрыва (имплозии). В этом случае поток газов от взрыва обычного взрывчатого вещества направляется на расположенный внутри делящийся материал и сжимает его до тех пор, пока он не достигнет критической массы. По этому принципу была создана бомба «Толстяк», сброшенная на Нагасаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Первоначальный проект лаборатории был разработан компанией «Стоун и Вебстер» в соответствии с конкретными указаниями, развитыми Оппенгеймером совместно с Э. М. Макмилланом и Дж. Г. Мэнли и одобренными Конэнтом и мною. Эти планы предусматривали наличие научного штата в количестве 100 человек, при котором должна быть несколько большая группа инженерно-технических работников, работников мастерских и административного персонала. Эти планы значительно недооценили перспективы развития лаборатории, так как к июлю 1945 г. ее персонал увеличился во много раз.
По мере того как развертывались работы, в Санта-Фе, расположенном на расстоянии примерно 50 километров от Лос-Аламоса, начали распространяться самые невероятные слухи. Окрестное население с большим интересом следило за строительством ограждения, причем судило и рядило кто как мог.
В последующие месяцы и годы слухи стали еще более дикими. Одна женщина, жившая около шоссе Санта-Фе — Лос-Аламос, регулярно писала в местную газету жалобы на таинственные, по ее мнению, явления, которые она заметила, и требовала, чтобы граждане предприняли шаги для расследования этого вопроса. Каждую ночь она видит, как в сторону Лос-Аламоса движется большое количество груженых автомашин, а обратно грузовики идут всегда пустые. Для нее было совершенно ясно: это одна из махинаций деятелей нового курса, направленная на вытягивание денег из карманов налогоплательщиков.
После того как в работе над проектом приняла участие группа офицеров военно-морских сил и их стали видеть на улицах Санта-Фе, начали распространяться слухи о том, что на холме (так местные жители называли Лос-Аламос) ведутся работы по созданию подводной лодки новейшей конструкции. Несмотря на то, что ближайшие пригодные для судоходства водоемы находились от нас на расстоянии нескольких сотен километров, эти слухи многим казались вполне правдоподобными.
Независимо от того, насколько бы абсурдными ни были россказни, сотрудники, работавшие в Лос-Аламосе, никогда не подтверждали и не отрицали услышанного.
Военный комендант Лос-Аламоса полковник Дж. Р. Тайлер однажды сел в поезд на ближайшей к Санта-Фе железнодорожной станции и очутился в салон-вагоне рядом с человеком в штатской одежде, севшим на этой же станции. Он явно не заметил, что Тайлер сел в поезд одновременно с ним, и, понизив голос, сказал: «Если мы сможем найти укромное местечко, я расскажу вам кое-что».
Они оба вышли на площадку вагона, и этот человек рассказал полковнику следующее: «Вы никогда не поверите, какие вещи творятся на одной горе километрах в 80 от Санта-Фе. Там ведутся очень секретные работы, и все место обнесено рядами высоких проволочных заграждений. А для того чтобы туда не пролезли непрошенные гости, между поясами заграждений выпущены стаи свирепых африканских собак. Кроме того, там тысячи человек вооруженной до зубов охраны. И сколько народу уже убито охраной и растерзано зверьми! Ужасная вещь! Но, видимо, военное время требует этого». Он рассказал еще много фантастических вещей и закончил следующими словами: «Конечно, я один из немногих обитателей Санта-Фе, которые знают о том, что там творится. И я надеюсь, вы не будете мне задавать никаких вопросов. Понимаете, я дал честное слово, что не раскрою этих секретов».
В это время поезд подошел к станции, до которой ехал Тайлер. Незнакомец сошел вместе с ним на платформу и спросил:
— Полковник, я забыл спросить вас, где вы служите и какая у вас должность?
— Я служу в Лос-Аламосе и командую там военным гарнизоном, — ответил офицер. Остолбеневший от ужаса и побагровевший незнакомец пролепетал:
— Я надеюсь, что вы забудете все, о чем я вам рассказал. По совести говоря, я ничего не знаю, что происходит на холме. Я просто повторил то, что слышал.
Оппенгеймер и несколько его сотрудников прибыли в Лос-Аламос 15 марта 1943 г., задолго до того, как были построены самые необходимые здания. По соображениям секретности мы не хотели размещать эту группу в Санта-Фе и поэтому приняли все меры к тому, чтобы разместить ее в домах для приезжих около Лос-Аламоса. Условия жизни этих первых прибывших работников были далеко не роскошными. Один из ветеранов тех дней писал:
«Без сомнения, все сотрудники лаборатории и их семьи приехали в Лос-Аламос полные энтузиазма. Это чувство подогревалось важностью их работы и связанным с ней подъемом, а также возможностью создания в условиях изоляции энергичного и дружного коллектива.
Действительность первых месяцев далеко не соответствовала этим представлениям. Условия жизни на фермах вокруг Санта-Фе были тяжелыми. Транспорт между фермами и Лос-Аламосом работал нерегулярно, несмотря на все попытки нормализовать его. Дорога была плохая, не хватало легковых машин, а те, которые имелись, находились в плохом состоянии. Часто для исправления повреждений в машинах на дорогу приходилось выезжать ремонтникам. Столовые на объекте еще не открылись, и обеды выдавались сухим пайком. Была зима, и при виде сэндвичей никто не прыгал от восторга. Легковая машина, на которой привозили обеды, то и дело ломалась. Поэтому рабочий день не имел определенной продолжительности, работали мало, а по ночам вообще не работали.
До середины апреля телефонные разговоры между объектом и Санта-Фе можно было вести только по линии Службы лесничества. По телефону можно было передать только краткие указания, а обсуждение пусть даже весьма незначительного вопроса требовало 12-километровой прогулки».
И все же окончания строительства нельзя было ждать, так как конца ему не было видно. Каждый день был дорог, поэтому разбазаривать время было нельзя.
С самого начала в Лос-Аламосе было два начальника — военный комендант и директор. Военный комендант (подполковник Хармон, которого сменил подполковник У. Эшбридж, а затем полковник Тайлер) подчинялся непосредственно мне и нес прямую ответственность за состояние необходимых условий жизни, охрану государственного имущества и поведение военного персонала. Директор — Оппенгеймер — также подчинялся мне и отвечал за выполнение технической и научной части программы, а также за обеспечение секретности.
В начале у директора было только два административных помощника: Э. Ю. Кондон из исследовательских лабораторий компании «Вестингауз» и У. Р. Деннис из Калифорнийского университета (Кондон был на этом посту до мая, а Деннис — до июля 1943 г. В мае 1943 г. в качестве специального заместителя Оппенгеймера по связи со штабом командующего прибыл Хокинс из, Калифорнийского университета, а в июне — Хьюз в качестве заместителя по кадрам. В январе 1944 г. заместителем по общим вопросам был назначен Дау). Немного спустя в эту группу в качестве директора отдела теоретической физики вошел Ганс Бете, блестящий физик из Корнельского университета. На этом посту он оставался до конца войны. Бете, эмигрировавший в 1935 г. из нацистской Германии, был уже известен своей работой о синтезе ядер гелия и водорода как источнике солнечной энергии.
Выбор Кондона не был удачным, но ответственность за его назначение в первую очередь легла на меня. Оппенгеймера надо было освободить от многочисленных административных обязанностей, в частности от необходимости обеспечивать хорошие отношения с военным комендантом, поэтому я велел ему подобрать на должность заместителя директора физика с опытом работы в промышленности. С моего согласия он выбрал Кондона, который в то время был заместителем директора экспериментальной лаборатории компании «Вестингауз» в Питсбурге.
В Лос-Аламосе Кондон немногое сделал для уменьшения трений между учеными и офицерами. Последние решали всевозможные административно-хозяйственные вопросы, и мы использовали их на этой работе просто потому, что не хотели перегружать ученых, которых было мало и от которых мы хотели полной отдачи сил, так как исследовательскую работу никто, кроме них, выполнить не мог. Главной обязанностью Кондона как заместителя директора и было поддержание хороших отношений между этими группами. Я ожидал, что опыт работы в промышленности поможет ему справиться с этим. Оппенгеймер как глава всей лабораторий, естественно, должен был уделять основное внимание научным и техническим проблемам.
После подбора контингента сотрудников мы без промедления направили их в Лос-Аламос отчасти для того, чтобы их не сманили на другую работу и чтобы у них осталось больше времени на планирование работы. К сожалению, сразу же после прибытия первых ученых на объект возникли осложнения. Ученых мало волновали трудности, с которыми приходилось сталкиваться главному инженеру округа Альбукерке. Он отвечал за строительство объекта и прилагал силы, чтобы завершить эту сложнейшую работу в столь отдаленном районе. Ученые не понимали, что у него есть свои трудности, самой большой из которых было отсутствие квалифицированной рабочей силы. Все то небольшое количество рабочих, которых можно было нанять в окрестности, находилось под контролем местных профсоюзов строительных рабочих, не понимавших, по крайней мере сначала, необходимости срочной сдачи зданий в эксплуатацию. Главный инженер округа оказался в самой незавидной ситуации, которая только может выпасть на долю строителя: заказчик получил свободный доступ на предприятие, строительство которого еще не закончено; кроме того, к нему все время обращались с просьбами о внесении изменений в первоначальный проект.
По мере возрастания нетерпения ученые начали исправлять положение сами. В основном это привело к путанице. И вскоре к нам начали поступать жалобы от Комиссии по вербовке рабочих для военных нужд, от Службы учета рабочей силы США и от Американской федерации труда. Небольшим облегчением в этой безрадостной обстановке явилось прибытие сотрудников группы технического обеспечения, состоявших на постоянной службе в Калифорнийском университете. Эта группа стала помогать ученым, которые понемногу оказались вовлеченными в строительство. Тем не менее, во время работы над проектом нас не переставали мучить многочисленные строительные проблемы, так как многие технические задания строителям можно было выдать только после окончания экспериментов (а после их окончания сразу же требовались помещения для проведения новых), и потому строительство затягивалось.
С самого начала мы испытывали трудности с поставкой оборудования и материалов, так как, во-первых, наши потребности были необычными и, во-вторых, все важнейшее оборудование можно было или закупить, или взять в аренду только в университетах. Из Гарвардского университета мы получили циклотрон, из Висконсинского — два электростатических генератора Ван де Граафа, из Иллинойского университета — ускоритель Кокрофта — Уолтона.
С течением времени и административная и техническая группы приспособились друг к другу, и мелкие дрязги начали постепенно ослабевать. Сейчас трудно согласиться с тем значением, которое иной раз придавали некоторым спорам. Люди обычно легче справляются с работой, когда они понимают ее исключительное значение, и не удивительно, что в ряде случаев разгорались страсти. Тот факт, что почти все, кто прибыл в это трудное время, остались там до конца, достаточно наглядно свидетельствует о том чувстве ответственности, которое руководило каждым в отдельности и коллективом в целом.
Однако Кондон, проработав только около шести недель, отказался от должности. Соображения, изложенные им в своем письме об отставке, вряд ли оправдывают его уход. Кондон был знаком с этими краями: он родился в Аламогордо (штат Нью-Мексико), много лет жил на Западе и слушал лекции в Калифорнийском университете. Но по некоторым причинам он не пожелал остаться в Лос-Аламосе. Я никогда не считал, что в его письме изложены истинные причины отъезда. По-моему, им руководило чувство неверия в успех начатой нами работы, неизбежности провала Манхэттенского проекта, и он не хотел быть с ним связанным.
В конце апреля на объекте был проведен ряд совещаний, целью которых было ознакомление вновь прибывших с состоянием знаний в области атомной физики и разработка четкой программы исследований. Одним из главных теоретических вопросов, которые необходимо было решить, был вопрос о времени протекания ядерной реакции при осуществлении взрыва. В этом случае нужно было учитывать два обстоятельства. Сила взрыва зависит от числа нейтронов, высвобождаемых в ходе цепной реакции. Это число возрастает в геометрической прогрессии по мере развития реакции. Развитие же реакции требует времени, в течение которого энергия, уже освобожденная на предыдущих этапах реакции, может вызвать разброс делящегося вещества и оборвать цепную реакцию раньше, чем прореагирует весь делящийся материал, т. е. произойдет взрыв.
В то время в различных мнениях о вероятной продолжительности реакции недостатка не было, но они были лишь… мнениями. Однако в любом случае так или иначе мы были убеждены, что эффективная мощность любой бомбы, которую мы смогли бы создать, должна была быть небольшой по сравнению с ее потенциальной мощностью.
Наиболее простая конструкция бомбы основывалась на использовании для создания критической массы делящегося материала так называемого ствольного метода. По этому методу одна подкритическая масса делящегося материала направлялась как снаряд в направлении другой подкритической массы, игравшей роль мишени, и это мгновенно создавало сверхкритическую массу, которая должна была взорваться. Такой принцип был использован в конструкции бомбы «Малыш», сброшенной на Хиросиму.
Второй предложенный метод был основан на использовании явления, сходящегося внутрь взрыва (имплозии). В этом случае поток газов от взрыва обычного взрывчатого вещества направляется на расположенный внутри делящийся материал и сжимает его до тех пор, пока он не достигнет критической массы. По этому принципу была создана бомба «Толстяк», сброшенная на Нагасаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50