На днях произошел любопытный случай. Два Носка в подходящий момент продемонстрировал свое существование. Это случилось под конец совсем недавнего визита индейцев. Мы только приступили к крепкому кофе и я только-только представил своих гостей интересующему их куску бекона. «Тихий» внезапно заметил Два Носка на вершине скалы по ту сторону реки. Он сказал несколько слов «Горячему» и они оба уставились на волка. Мне захотелось показать им, что я знаю это животное. Я взял нож и бекон в руки и пошел к краю скалы на нашем берегу руки.«Горячий» был занят подслащиванием своего кофе и дегустированием бекона, а «Тихий», напротив, поднялся на ноги и последовал за мной. Обычно я оставляю долю волка на своем берегу, но после того, как я отрезал ему кусок, что-то взыграло во мне и я перекинул мясо через реку. Это был удачный бросок. Кусок бекона приземлился в нескольких футах от животного. Он сидел на своем обычном месте, и я подумал, что он может так и не сдвинуться с него. Но Два Носка осчастливил сердце старого солдата и подошел к своей порции. Он обнюхал мясо и взял его. Я никогда раньше не видел, как он это делает, и почувствовал гордость за него, в то время, как он потрусил со своей добычей прочь.Для меня это был счастливый эпизод, и ничего больше. Но «Тихий», казалось, поразился этому не должным образом. Когда я повернулся к нему, его лицо выражало еще большую миролюбивость, чем обычно. Он кивнул несколько раз, потом подошел ко мне и положил свои руки мне на плечи, будто бы одобряя мой поступок.Вернувшись к костру, он изобразил серию знаков, которые я, наконец, смог определить для себя как приглашение посетить его дом на следующий день. Я с готовностью согласился, и вскоре они уехали.Невозможно дать полное описание тех впечатлений, которые произвел на меня лагерь дакотов. Мне придется не откладывать карандаш в сторону всю мою жизнь. Поэтому я постараюсь по возможности кратко обрисовать все случившееся в надежде на то, что мои наблюдения смогут принести какую-то пользу в будущем тем, кто будет иметь дело с этими необычными людьми.Меня встретила маленькая делегация во главе с «Тихим» в миле от лагеря. Мы прошествовали в деревню без промедления. Люди — все население — были одеты в свои самые лучшие одежды, чтобы встретить нас. Цвета и красоту этих костюмов стоит увидеть. Они были покорены, и, я должен заметить, причиной этому служил я. Несколько маленьких ребятишек сломали их ряды и бросились мне наперехват, дергая меня за ноги своими ручонками. Остальные держались на своих местах в отдалении.Мы остановились перед одним из конусообразных домов (как я узнал позднее, они называются вигвамы), и возник единственный за этот вечер неприятный момент, когда меня охватили сомнения. Мальчик примерно двенадцати лет подбежал и попытался увести Киско. Казалось, он был в восторге от моей лошади.Затем «Тихий» пригласил меня в свое жилище. Его обиталище было темным, но назвать его мрачным все же нельзя. Внутри пахло дымом и мясом. (Вся деревня имела особый запах, который я нашел не лишенным приятности. Запах дикой жизни — вот определение, которое сильнее всего характеризует его). В хижине находились две женщины и несколько детей. «Тихий» указал место, куда я должен сесть, а женщины принесли пищу в чашах. После этой церемонии все исчезли, оставив нас наедине.Некоторое время мы ели в тишине. Я думал, как лучше спросить о женщине, которую я нашел в прерии. Я не заметил ее в толпе и даже нс знал, жива ли она. Это казалось мне слишком сложным, принимая во внимание наши ограниченные возможности, и мы заговорили о том, что давалось нам легче — о еде (мягкое, сладковатое на вкус мясо я нашел великолепным).Когда мы закончили обедать, я свернул себе сигарету и закурил, а «Тихий» сел напротив меня. Его внимание постоянно было приковано ко входу в хижину. Я чувствовал, как мои догадки перерастают в уверенность — мы ждали кого-то или чего-то. Мое предположение подтвердилось, и вскоре полог, прикрывающий половину входа, отодвинулся, и появились два индейца. Они что-то сказали «Тихому», и тот немедленно поднялся, делая мне знак следовать за ним.Значительное число любопытных ожидало снаружи, и я проталкивался сквозь толпу, проходя мимо нескольких соседних домов. Наконец мы остановились перед вигвамом, который был украшен большой, отлично выделанной цельной шкурой медведя. «Тихий» просто-напросто втолкнул меня внутрь.У традиционного очага сидели пятеро старейшин, образуя неровный круг, но мой взгляд почему-то остановился на самом старом из них. Он заметно выделялся среди прочих своей энергичной позой. Я полагаю, ему не меньше шестидесяти лет, а он все еще обладает завидным здоровьем. Его кожаное платье было расшито цветными бусинами, которые под руками мастериц сложились в замысловатый великолепный узор — точный и яркий. К повязке, которой были обвязаны его седеющие волосы, был прикреплен огромный коготь, который, я полагаю, принадлежал тому, что раньше было медведем, а сейчас висит снаружи на этой хижине. Волосы с интервалами свисали вдоль рукавов его одежды, и я спустя мгновение понял, что это, должно быть, скальпы. Один из них был светло-коричневый. Он заметно отличался от остальных, темных, почти черных.Но самым выдающимся в его внешности было его лицо. Никогда я не видел такого лица. Глаза необычайной яркости горели как в лихорадке. Это единственное сравнение, которое приходит мне на ум. Скулы высокие и округлые, и нос, изогнутый, как клюв. Подбородок старика был тяжелым, квадратным. Линии в изобилии бороздили кожу на его лице, так что назвать их морфинами вряд ли будет верно. Скорее, они напоминают расщелины. С одной стороны на лбу четко выделялся шрам, вероятно, результат какой-нибудь давней битвы.Индеец ошеломлял своим видом, в котором явственно читалась мудрость, приобретенная с возрастом, и сила. Несмотря на все это, я не почувствовал никакой грозящей мне опасности за все время своего короткого пребывания здесь.Было очевидно, что я являюсь причиной этого собрания. Я был уверен, что меня пригласили с единственной целью — дать возможность старому вождю поближе взглянуть на меня.Появилась трубка, и мужчины начали курить. Она была с очень длинным мундштуком, и, насколько я могу судить, табак был крепкий, натуральный. Один я был исключен из числа курящих его.Я хотел произвести хорошее впечатление, и решил предложить свою собственную сигарету. Вытащив все необходимое, я протянул это старейшине. «Тихий» что-то сказал ему, и тогда вождь, вытянув одну из своих искривленных, высохших рук в мою сторону, взял мешочек с табаком и бумагу. Он тщательно осмотрел их, внимательно взглянул на меня своими полузакрытыми, довольно жестко глядящими глазами и вернул мне мои вещи обратно. Не зная, принято мое предложение или нет, я, тем не менее, свернул сигарету. Старик заинтересовался тем, что я делаю.Я протянул ему готовую сигарету, и он взял ее. «Тихий» снова что-то сказал, и старый индеец вернул се мне. Знаками «Тихий» попросил меня закурить, и я выполнил его просьбу.Под пристальными взглядами окружающих я прикурил, а затем выдохнул струю дыма. Не успел я затянутся во второй раз, как старик протянул руку. Я отдал ему сигарету. Сначала он посмотрел на нее с подозрением, а потом затянулся, как это сделал я. И так же как я, он выпустил струйку дыма. Потом он поднес сигарету ближе к лицу.К моему удивлению, он начал быстро крутить сигарету между пальцев взад-вперед. Тлеющий на конце сигареты огонек упал вместе с табаком, и тот рассыпался. Старик скатал пустую бумажку в шарик и аккуратно положил его в огонь.Он медленно улыбнулся, и вслед за ним засмеялись все, присутствовавшие в хижине.Возможно, я был оскорблен, но их смех был так хорош, что я, заразившись общим весельем, тоже рассмеялся.После этого меня проводили к моей лошади и по выезде из деревни сопровождали примерно с милю, после чего «Тихий» коротко распрощался со мной.Это и есть краткое описание моего первого визита в индейский лагерь. Я не знаю, о чем они думают теперь.Мне было приятно снова увидеть Форт Сэдрик. Это мой дом. Однако я ожидаю приглашения еще раз нанести визит моим «соседям».Когда я смотрю на восточную сторону горизонта, я иногда пугаюсь того, что смогу обнаружить. Вдруг я больше не увижу там столба дыма? Я только могу надеяться, что моя бдительность и мои «переговоры» с дикими людьми о будущих планах тем временем дадут хорошие плоды.Лейт. Джон Дж. Данбер, США. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ I Несколько часов спустя после первого визита лейтенанта Данбера, Трепыхающаяся Птица и Десять Медведей вели строго конфиденциальный разговор. Он был кратким и прямо относился к делу.Лейтенант Данбер понравился старому вождю. Десять Медведей отметил его взгляд, а старый индеец придавал большое значение тому, что он видит в глазах человека. Ему также понравились манеры лейтенанта. Он был скромный и учтивый, и Десять Медведей обратил внимание на эти его качества. Случай с сигаретой был поразительным. Как кто бы то ни было мог курить такой маленький предмет, не поддавалось логике, но от этого лейтенант ничуть не проигрывал в глазах вождя, и тот согласился с Трепыхающейся Птицей, что белый человек стоит изучения, хотя бы для проверки и развития их собственного разума.Старый индеец мысленно одобрил идею Брыкающейся Птицы о преодолении языкового барьера. Но тут возникали условия. Трепыхающаяся Птица должен был бы навещать белого человека неофициально. Меткий Глаз попадал бы под его ответственность, и только под одну его. Здесь, в лагере, уже ходили разговоры о том, что белый человек каким-то образом мог иметь отношение к недостатку дичи. Никто не знал, как люди отнесутся к белому солдату, если он повторит свой визит в деревню. Они могут выступить против него. Вполне может случиться такое, что кто-нибудь убьет его.Трепыхающаяся Птица принял эти условия, уверив Десять Медведей в том, что он сделает все возможное со своей стороны, чтобы осуществить их план незаметно для других.Решив этот вопрос, они приступили к обсуждению более важной проблемы.Бизоны запаздывали с приходом.Все эти дни разведчики выезжали в разные стороны далеко в прерию, но даже на большом расстоянии от лагеря они смогли найти всего одного бизона. Это было старое, одинокое существо, разорванное на части большой стаей волков. Его обглоданный скелет едва ли стоил того, что его подобрали.Нравы отряда ухудшались с уменьшением запасов продовольствия, и через несколько дней положение могло стать критическим. Они жили, питаясь мясом местных оленей, но эти ресурсы быстро подходили к концу. Если в ближайшее время бизоны так и не появятся, прогнозы на изобилующее пищей лето обернутся детским плачем.Двое мужчин решили, что в дополнение к прежним надо будет выслать еще какое-то количество разведчиков, и танец был действительно необходим. Он должен будет состояться в течение недели.Трепыхающаяся Птица займется необходимыми приготовлениями. II Это была странная неделя. Неделя, в течение которой время для шамана двигалось хаотично. Когда оно было ему крайне необходимо, часы пролетали, как секунды. Когда же он желал, чтобы время прошло побыстрее, оно тянулось медленно, и минута за минутой ползли со скоростью улитки. В попытке все уравновесить шаман просто вынужден был бороться.В предстоящем танце было множество деталей, назначение которых — воздействовать на воображение присутствующих. На них строился весь танец. Он должен быть непринужденным, очень священным, и вся деревня должна была принять в нем участие. Планирование и назначение ответственных за каждую часть этого важного события отнимало у Брыкающейся Птицы все время.Плюс ко всему, у него были определенные обязанности по отношению к двум его женам, он был отцом четверых детей и наставником недавно принятой дочери. В добавление к этому, никто не мог решить его обычных каждодневных проблем и сюрпризов, которые возникали постоянно: визиты к больным, импровизированные совещания с заходящими на минуту посетителями, а также выполнение его собственных обязанностей как лекаря.Трепыхающаяся Птица был самым занятым из людей.И было что-то еще, что постоянно давило на его концентрацию. Как пульсирующая, выматывающая головная боль, лейтенант Данбер терзал его мысли. Он присутствовал в мозгу шамана постоянно, и Трепыхающаяся Птица не мог сопротивляться этому. В эти дни настоящее и будущее одновременно оккупировало одно и то же место в его жизни. Это было насыщенное время.Присутствие Стоящей С Кулаком ничуть не облегчало ему жизнь. Она была ключом к выполнению его плана, и Трепыхающаяся Птица не мог посмотреть на нее без того, чтобы не подумать о Метком Глазе. При взгляде на женщину, его мысли неизбежно возвращались к его заданию. Но он должен был следить за ней. Было важно решить эту проблему в нужное время и в нужном месте.Она быстро выздоравливала. Двигалась она уже гораздо легче. Рана почти не беспокоила ее и женщина довольно быстро возвращалась к нормальному ритму жизни в о хижине. Уже полюбившаяся детям, она работала так с долго и трудно, как любой в лагере. Оставаясь наедине с собой, она замыкалась. Этого не понимал никто. Фактически это всегда присутствовало в ее характере.Иногда, после долго наблюдения, Трепыхающаяся Птица украдкой тяжело вздыхал. В эти моменты он предпочел бы не задавать себе вопросов, одним и главным из которых был следующий: «А принадлежала ли когда-нибудь Стоящая С Кулаком по-настоящему их племени?» Он не мог подобрать ответ, и любой из ответов ничем не смог бы помочь ему. Только две вещи имели значение. Она была здесь и он нуждался в ней.Ко дню ритуального танца ему так и не представилось подходящего случая поговорить с женщиной так, как он хотел. В это утро Трепыхающаяся Птица проснулся с сознанием того, что сегодня он должен приступить к осуществлению своего плана, если он хочет, чтобы план вообще когда-нибудь осуществился.Он послал трех молодых индейцев в Форт Сэдрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41