– Марлен, отпусти меня. Я благодарю тебя за спасение, но ты знаешь, что я не могу здесь оставаться. Я пришел к тебе несколько лет тому назад молодым, цветущим юношей, чтобы уйти от тебя сломанным, постаревшим человеком. Ты овладела мной, как паук мухой, ты сделала меня своей игрушкой. Ты почти погубила меня, и поверь, когда я вспоминал тебя в своей камере, то радовался, что толстые стены защищают меня от тебя. Я бежал от тебя; тысячи километров разделили нас, и я верил, что наконец избавился от тебя, но все-таки не мог освободиться от сознания, что ты со мной. Ты разбила всю мою жизнь и не только мою. Я ненавижу тебя со всей силой своего сердца: для чего я тебе еще нужен?
– Хорошо, иди, – спокойно ответила она и позвонила.
– Принесите господину шляпу и перчатки, а кроме того, тысячу лир, – приказала она вошедшему слуге.
Швиль не верил своим ушам. Его охватила безграничная радость. Он вскочил, схватил ее руки и поцеловал их. Но она не ответила на это ничем, продолжая стоять прямо и отчужденно. Слуга принес приказанное. Швиль протянул ей на прощанье руку.
– Благодарю. Я этого никогда не забуду, – взволнованно сказал он.
– Хорошо, иди – ответила она.
Он оставил дом вне себя от радости. Свободен! Наконец-то свободен!
Старый город был залит солнцем. Дворцы были истомлены зноем и бросали резкие тени на мостовую. От гелиотропов исходил одуряющий запах. Воздух был неподвижен и мягок. Швиль довольно хорошо знал город и уверенными шагами шел по улице. Он чувствовал себя молодым и гибким, голова была ясной, совсем ясной, как давно уже не бывало. Он посмотрел на часы, стрелки которых блестели на высокой башне: было незадолго до полудня. Нужно действовать, это он знал, значит бежать, в Германию, обратно на родину: там он, наверное, найдет людей, которые поймут его, а если присяжный поверенный Рихтер, его хороший друг, все еще в Берлине, то он примется за его дело; он защитит его, поверит ему и будет бороться за его свободу и доброе имя.
Он уже больше не мог идти медленно. Нетерпение заставило его все более ускорять шаги. Внезапно он остановился как вкопанный. Лицо исказилось судорожной болью. Только теперь ему пришло в голову, что у него не было никаких бумаг, никакого имени, он был вычеркнут из списков, уничтожен. Швиль вошел в маленькое кафе и измученно опустился на стул; когда подошел кельнер, он долго не мог понять, что ему здесь собственно нужно. Он заказал какой-то пустяк и начал лихорадочно рыться в газетах и журналах, пока не наткнулся на то, чего боялся, и что так хотел узнать. Объявление о его розыске было уже напечатано; под довольно похожим на него снимком он прочел, тяжело переводя дыхание, описание своего бегства, но с облегчением вздохнул, увидя по сообщениям газет, что направление, в каком он скрылся, было совершенно неизвестно. Предполагалось даже, что он совсем не оставлял города и прятался где-то поблизости. Потом он прочел, что его двойник, сразу же арестованный, разыгрывал немого. Он отказался от всяких показаний и, судя по своему аппетиту и настроению, чувствовал себя прекрасно.
«Что теперь делать? – спрашивал себя Швиль в десятый раз и не находил ответа. – Бежать, бежать от Марлен». Он не хотел оставаться вместе с ней в одном городе! «В Венецию», – мелькнуло у него в голове. Там он сможет спокойно обдумать свое положение. Но когда он хотел войти в бюро путешествий, чтобы посмотреть расписание и купить билет, к нему обратился какой-то господин. Он был хорошо одет, и шляпа, которую он держал в руке, была настоящей и дорогой. – Простите, – сказал он на ломаном немецком языке. – Ваше лицо кажется мне знакомым…
Швиль отступил на шаг назад и хотел уже было бежать, но от страха не мог двинуться; он стоял как прикованный и дрожал всем телом.
– Вы ошибаетесь, сударь – произнес он нарочно на таком же ломаном немецком языке.
– Как же так, разве вы не Курт Швиль?
– Н-нет – к сожалению, вы ошибаетесь, – пробормотал Швиль хриплым голосом.
– Гм… в таком случае простите… но какое сходство! – произнес незнакомец, качая головой.
– Узнан! Узнан! – стучало молотками в мозгу Швиля. Он повернул в первую попавшуюся улицу, но любопытство заставило его оглянуться. Незнакомец стоял на месте, как будто раздумывая, преследовать ему Швиля или нет. Теперь беглец уже не сомневался, что он не только узнан, но его уже преследуют. Он бросился бежать по улице, вскочил в первое попавшееся такси и приказал везти себя на вокзал. Прибыв туда, он поспешил к кассе.
– Когда отходит поезд в Венецию?
– Через три часа сорок минут.
– Хорошо, дайте один билет третьего класса.
Он сунул билет в карман и поспешил уйти из вокзала. Здесь, где сталкивались люди со всех концов света, он не мог задерживаться долго.
На противоположной стороне улицы он заметил маленькое кафе. Там можно будет найти убежище на несколько часов, там можно спрятаться за большой газетой и сидеть никем не замеченным. Но едва он перешел улицу, как услышал за своей спиной голос, назвавший его по имени.
Оглянуться или нет? Его сердце билось, и по разгоряченным щекам стекали капли пота.
– Господин Швиль, – звучало за ним уже ближе и громче. Он оглянулся. Его кулаки были сжаты: он был готов к нападению. Он не отдаст так дешево свою голову.
– Что вам угодно, сударь? – спросил он по-итальянски.
– Вы господин Курт Швиль? – спросил его молодой человек, которого он видел в первый раз в жизни.
– Ошибаетесь, синьор, вы наверное приняли меня за другого.
– Не может быть! – продолжал молодой человек по-итальянски.
– И все-таки это так. Я вас не знаю, синьор, а потому больше не могу задерживаться, я тороплюсь, – резко ответил Швиль. Он оставил его стоять посередине улицы и пошел, но теперь уже не в кафе, нет, он чувствовал, что его преследуют. Брошенный через плечо взгляд убедил его, что и этот, совсем, как предыдущий, стоял неподвижно, смотря ему вслед. Швиль вошел в ресторан, где, как он знал, было два выхода. Он пересек большую прохладную залу и вышел на другую улицу. Только здесь он остановился, чтобы перевести дыхание. Он боялся смотреть на людей, попадавшихся ему навстречу. Каждый человек в мундире приводил его в ужас. Ему мерещилась опасность в каждом громком гудке, в каждом звонке вагоновожатого, даже в шуме шагов прохожих. Весь город представлялся ему островом, на котором он стоял один, а его окружали люди, показывавшие на него пальцами. Разве он мог предположить, что в Генуе найдется столько людей, знающих его? В течение одного получаса уже двое. После долгого блуждания по улицам Швиль очутился у широкой и низкой стены. Она шла вдоль старого, заброшенного дворца, стоявшего на пустынной улице и мечтавшего в тишине о днях своей славы. Швиль уселся на камни и закрыл лицо руками. Так он всегда делал, когда больше не мог выдержать.
Кроме того, в этом положении он мог не показывать своего лица, на тот случай, если кто-нибудь прошел бы мимо. Его мучил болезненный стыд: он, Курт Швиль, известный археолог, порядочный человек, бывший еще несколько лет тому назад желанным гостем в любом обществе, должен был закрывать свое лицо, чтобы оно не бросилось кому-нибудь в глаза; он казался самому себе прокаженным, который должен избегать людей, чтобы не возбуждать отвращение своими язвами.
«Как ужасно! Как жестоко!» – проговорил Швиль про себя. Он не знал, сколько времени просидел так, пока кто-то тронул его за плечо. Он едва не вскрикнул от ужаса и разом вскочил на ноги. Перед ним стояла Элли Бауэр.
– Что вы здесь делаете, господин Швиль? – приветливо спросила она.
– Вы? Фрейлейн Элли! Как я рад, что это вы, фрейлейн Элли! Я так одинок, так ужасно одинок!
– Каким образом вы очутились здесь? – удивленно спросила она.
– Я… просто так, – смущенно произнес он.
– Она знает, что вы здесь?
– Да, она знает: она отпустила меня. Я просил ее. Я ненавижу и боюсь этой женщины.
– Куда же вы хотите?
– Не знаю еще, фрейлейн Элли, – ответил он, промолчав, что у него уже был в кармане билет. К этому побудил его инстинкт.
– Разве это не легкомысленно с вашей стороны, господин Швиль: разве вы не знаете, что вас ищут?
– Да, да, вы правы, фрейлейн Элли: вы правы, но я решил…
– Что вы решили?
– Вернуться на свою родину и искать справедливости. Каждый найдет ее на своей родине скорее, чем в другом месте, там поймут.
– Без бумаг, без паспорта? – тихо спросила она.
– Как-нибудь, фрейлейн Элли, – произнес он. – Не беспокойтесь об этом… мне уже надо идти.
– Почему вы так неприветливы, господин Швиль. Я хорошо отношусь к вам…
– Хорошо? – он горько рассмеялся ей в лицо. – Хорошо? – повторил он. – Вы привели меня сюда, завлекли обманом и ложью. Я так же не доверяю вам, как и Марлен. Я сам не знаю, что со мной творится. Я до сих пор не знаю, для чего я был ей нужен!
Он с отчаянием смотрел на Элли. Ее темные глаза полны горя, а на лбу образовалась складка. Она, видимо, напряженно раздумывала. Он ждал, смотря на ее красиво изогнутые губы.
– Я вам ничего не могу сказать, господин Швиль. Не задавайте мне вопросов, если… если вы питаете ко мне хоть немного симпатии.
– Значит вы все-таки кое-что знаете, только боитесь говорить? – громко воскликнул он, схватывая ее за руку. Но вместо ответа она оглянулась и зашла за угол, чтобы убедиться, что улица пустынна. Потом вынула визитную карточку и написала на ней карандашом несколько слов.
– Обещайте мне скорее погибнуть, чем отдать эту карточку в чужие руки!
– Да, обещаю! – страстно ответил он.
– Хорошо. Здесь адрес: собственно говоря, я не смела открывать вам, что я постоянно живу в Генуе. Вы не должны ни приходить ко мне, ни писать. Если все будет потеряно, обратитесь к этой женщине, и только ей вы можете доверить, что хотите меня видеть. Но я вас предупреждаю, господин Швиль; только в случае крайней нужды. Только если будете действительно в безысходном положении.
– Но, фрейлейн Элли, что вы называете необходимостью? Я сейчас тоже нахожусь в безвыходном положении.
– О нет, господин Швиль…
– Значит, будет еще хуже?
– Может быть. Но теперь я должна исчезнуть, кто-то идет…
– Фрейлейн Элли! – Он схватился за ее руку, как утопающий, но она вырвалась и вошла в какой-то двор. Он тоже бросился бежать, чтобы избегнуть встречи с прохожим. Он шел в неизвестном направлении, пока не увидел часы. До отхода поезда оставался еще целый час. Время, казалось, совсем не хотело двигаться. Швиль пошел дальше. Его мысли были заняты Элли. Может быть, все-таки надо было ей сказать, что он едет в Венецию. Может быть, она помогла бы добрым советом.
Она знала больше о Марлен, чем он. Или эта встреча с ним была тоже предусмотрена, новый трюк, новый план Марлен? Но почему она боялась, что ее увидят, что значил адрес неизвестной женщины, который она дала ему? Погруженный в свои мысли, он не заметил, как подошел к вокзалу. Глубоко надвинув шляпу на глаза, он быстро прошел на перрон. Через десять минут должны были подать поезд.
«Десять минут, о Боже, что делать эти десять минут?» – лихорадочно думал он. На стене висело расписание; хорошо, он может остановиться перед ним и повернуться ко всем спиной. Каждый, подходивший к расписанию, нагонял на него страх, в каждом восклицании продавцов и носильщиков ему слышались слова: «Хватайте убийцу!» Он попробовал внушить себе что-нибудь – раньше ему это удавалось, но теперь ничего не выходило. Нервы были раздражены и издерганы.
Наконец подошел поезд: он бросился в купе третьего класса и протиснулся через толпу разговаривающих громко людей в самый угол вагона. Ему удалось найти себе место и он стал с нетерпением ожидать отхода поезда. Но тот не торопился, его ведь никто не преследовал, и он равнодушно стоял на рельсах и ждал, пока его поведут дальше.
Жара в вагоне стала невыносимой, а курящие наполнили его дымом, стало трудно дышать.
Рядом со Швилем сидел господин и читал газету. Удары локтями, которые он получал со всех сторон, были так сильны, что он качался и почти падал на колени своих соседей, но это не мешало ему.
Швиль бросил украдкой боязливый взгляд на газету и тихо застонал – он узнал свою фотографию и объявление о розыске, которое видел уже сегодня утром в кафе. Он хотел встать и найти себе другое место, но в эту минуту поезд тронулся, и те пассажиры, которые стояли на перроне, разговаривая со знакомыми, вскочили в вагон и наполнили его так, что Швиль при всем желании не мог тронуться с места. Он прибег тогда к самому простому средству, чтобы закрыть лицо – опустил голову совсем низко на грудь, в отвороты пиджака. С ужасом он заметил, что незнакомец, сидевший рядом с ним, перевернул газету, так что ему должен был броситься в глаза портрет на другой стороне. Курт бросил на него украдкой взгляд, чтобы проверить впечатление, и встретил темные глаза, вопросительно направленные на него, да, на него. Незнакомец беззастенчиво и вызывающе рассматривал Швиля. Он еще раз взглянул на газету и нагнулся к Швилю^
– Мне кажется, синьор…
Дальше он не успел сказать, потому что Швиль оттолкнул его, вскочил и бросился к выходу, усиленно работая локтями. Вслед ему раздалась ругань пассажиров, но Швиль мчался через весь поезд, пока не очутился, наконец, в вагоне-ресторане. Там сидели хорошо одетые дамы и мужчины, ели, пили и смотрели через открытые окна на сказочный ландшафт.
– Синьор хочет место? – спросил одетый в белое кельнер.
– Нет, спасибо.
Швиль пошел дальше. Он проник в самый последний вагон, откуда был виден локомотив, дальше идти было невозможно. В отчаянии он прислонился к пыльной стене и впервые за много лет заплакал. Да, он плакал, мог снова плакать. Он не в состоянии был сдерживать себя больше. Но разве у него есть время? Человек с газетой мог каждую минуту поймать его – и наверное уже предупредил кондукторов. Швиль смотрел на мелькающие мимо поля и деревья: поезд шел замедленным темпом, взбираясь на гору. Ход все более замедлялся: не больше двадцати километров в час. Вскоре, он знал, будет маленькая станция, крохотное местечко, где поезд остановится на несколько минут, чтобы подождать встречный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19