срочно вызванный им спецмедик из шестого управления Комитета сидел в соседней комнате вместе со своим чемоданчиком, напичканным до отказа мощными препаратами, разблокирующими контроль человека над своим сознанием и подсознанием. Правда, на человека, прошедшего такую обработку, можно было смело оформлять пенсию по инвалидности до конца жизни: препараты необратимо разрушали отдельные клетки головного мозга, превращая человека, в лучшем случае, в недееспособного дебила…После этого Дизика приковали к тому креслу, в котором он сидел, а шеф вышел к нам на перекур. Он хотел знать наше мнение о правдоподобности той истории, которую поведал киллер. Большинство кураторов склонялось к мысли о том, что Дизик врет и знает намного больше о заказчике, чем пытается показать.Тогда к киллеру запустили спецмедика. Однако когда «сыворотка правды» подействовала, то Генону удалось узнать от Дизика лишь адрес той квартиры, где киллер отсиживался последнее время. На большее молодого человека не хватило: сердце у него оказалось со скрытым дефектом, и никакие срочные меры по реанимации не помогли оживить несчастного. После этого целый час никто не решался попадаться под руку шефу. Он чуть не выбросил из окна яростно оправдывавшегося медика, перебил всё стеклянное, что попалось ему под руку, и переломал несколько столов ударами своих мощных кулаков. Но это вовсе не способствовало разгадке той тайны, которую Дизик предпочел унести с собой в могилу, и шеф прекрасно отдавал себе в этом отчет.Несмотря на глубокую ночь, по адресу, выуженного из Дизика, была снаряжена опергруппа. Любовница Дизика, продавщица овощного магазина по имени Люся, жила на Волгоградском проспекте. Ее допрашивали полночи – на этот раз, без всяких препаратов – но в конце концов мы пришли к общему мнению, что она ничего не ведает об этом деле. Знакома с Никитиным Люся была давно: еще с тех пор, когда ее Юрик служил в армии. Познакомились они заочно, по переписке, а после дембеля Никитин вернулся в Москву и чуть было не женился на Люсе, но потом по каким-то причинам охладел к ней, и долгое время не появлялся в поле ее зрения. Люся успела дважды сходить замуж, заиметь сына (сейчас он жил у бабушки в Ярославле) и благополучно развестись с каждым из мужей. Все это время Юрик то возникал на горизонте вновь, каждый раз нанося глубокую сердечную рану своей воздыхательнице, то вновь исчезал на долгий срок неизвестно куда. О себе он рассказывать не любил и строго-настрого запретил Люсе распространяться о нем кому бы то ни было. Дело было ясное: Дизик использовал бедную Люсю в качестве «запасного аэродрома», когда ему было нужно отсидеться в безопасном месте после выполнения очередного заказа… Приходило ли вчера письмо, адресованное ее Юрику? Да, и взяла из ящика его она, но, будучи женщиной порядочной, она передала его возлюбленному не вскрывая. Обратного адреса, естественно, не было, а ее адрес был напечатан на компьютере. «На принтере», ворчливо поправил Люсю Генон. «Да-да», торопливо согласилась она. «Я, знаете, не очень-то разбираюсь в технике»… Что было потом? Письмо пришло утром, а после обеда Юрик куда-то уходил – чем очень удивил Люсю, потому что последних месяца два он носа не высовывал из дома даже за сигаретами. Отсутствовал Никитин всего час, не больше, а вернулся какой-то задумчивый и чересчур серьезный, даже ночью плохо спал… А утром, проводив ее на работу, ушел и, видимо, больше не вернулся, потому что обед, который Люся оставляла для него в холодильнике, так и остался нетронутым… С ним что-то случилось? Он в чем-то виновен, скажите?Люся переводила взгляд с Генона на каждого из нас, но мы молчали. И шеф не решился сказать этой женщине правду. Он пробурчал, что пока ничего еще не известно, что придет время и ей всё скажут, и распорядился отвезти Люсю домой на дежурной машине.На этом мы работу в тот день закончили, а розыск и опрос бывших мужей, соседей Люси и прочих возможных свидетелей решили отложить на следующий день. Отойдя от неудачи с Дизиком, Генон сделал вывод о том, что главную свою задачу – уберечь Подопечного от пули – мы выполнили, а в ближайшее время придется во что бы то ни стало отыскать заказчика покушения, чтобы у него не возникло искушения повторить заказ кому-нибудь другому. Мне как главному герою сегодняшнего дня шефом была официально объявлена благодарность, по поводу чего Валера Багмутов процитировал известную шуточку, пародирующую служебную характеристику: «Кроме взысканий, никаких поощрений не имел»…Только вернувшись в свою нелепо-роскошную квартиру, я почувствовал, как я вымотался. Однако спокойного сна у меня в ту ночь почему-то не получилось. Уже когда хрустальные часы на специальной подставке в углу гостиной мелодично прозвенели пять раз, я пришел в себя и долго пытался понять, что же мне не дает дрыхнуть с чистой совестью. Было во всей этой истории с несостоявшимся покушением нечто такое, что прямо-таки кричало: «Вот где собака зарыта!» – но не улавливалось моим, словно распухшим от впечатлений прошедшего дня, мозгом.В десять я встал, позавтракал, пытаясь докопаться до беспокоившей меня мысли.День, мой драгоценный выходной день, утекал неотвратимо и быстро, как вода из пригоршни. Я мотался по квартире до обеда, обуреваемый воспоминаниями об отдельных фрагментах вчерашнего дня.Потом позвонил Лике. Трубку взяли, но не сказав ни слова, положили, стоило лишь мне проронить: «Алло?». Всё ясно…Я включил телевизор и некоторое время любовался рекламами зубных паст, «сникерсов», стиральных порошков, «памперсов» и женских гигиенических прокладок.На другом канале крутили «Женщину, которая поет», и еще молодая Алла Пугачева доверчиво признавалась: «В горький час, когда смертельно не везет, говорю, что везет все равно»…Выключив телевизор, пошел в гостиную и взял из книжного шкафа черный томик Высоцкого, который с готовностью открылся на «Песне о Сочувствующих Издалека»:Так многие сидят в веках на берегах – и наблюдают внимательно и зорко, как другие рядом на камнях хребты и головы ломают.Они сочувствуют слегка погибшим, но издалека.Нет, это не про нас, думал я, бессмысленно уставясь в оконное стекло на поземку, белыми струями прошивающую серый воздух над крышами домов. Мы-то, наоборот, стараемся предотвратить, чтобы другие не ломали «хребты и головы». Вот только почему при этом мы совсем не сочувствуем тем, кого спасаем?..В общем, промаялся я так в четырех стенах до самого вечера. А вечером со мной связался дежуривший в тот день Миша Чигринов, чтобы уточнить, собираюсь ли я завтра менять его согласно графику. У нас, диспетчеров, это уже стало неписаным правилом: обязательно позаботься о том, чтобы тебя сменили с дежурства, ведь всякое может со сменщиком случиться. Мы с Мишей поболтали о том, о сем, и помимо всего прочего он сообщил мне, что сегодня Подопечный опять следовал на работу через метро. Это во-первых. А во-вторых – что всю дорогу, начиная со станции «Красные Ворота», его телеметрия была близка к критической, причем без всякой видимой причины. «Мы тут чуть все с ума не посходили, – поделился со мной впечатлениями Чигринов, – уже не знали, что делать»… «И что дальше?», спросил я, одновременно пытаясь ухватить за хвост какую-то юркую мыслишку, которая вертелась в моей голове. Миша зевнул. «А ничего, – сердито пробурчал он. – Потом всё вернулось в норму. Погода, наверное, влияет»…Мы еще малость поболтали о погоде и о магнитных бурях, а потом я положил трубку и решил лечь пораньше, чтобы хорошенько выспаться. Больше всего я опасался, что ничего хорошего из этой моей затеи не выйдет, что буду я, как это обычно происходит, вертеться ужом под одеялом, вновь и вновь лихорадочно перебирать в уме условия стоящей передо мной задачки, безуспешно пытаясь найти ее решение, и что через каждые двадцать минут я буду шлепать босыми ногами по холодному паркету в туалет, а далеко за полночь, вконец отчаявшись забыться сном, выползу в трусах на кухню, хватану залпом полстакана ледяной «смирновской» и выкурю одну за другой сразу несколько сигарет, поеживаясь и тупо внимая сонному урчанию японского холодильника, а в результате – утром голова будет свинцовой, тело ватным, и в башку полезут всякие дурные мысли о том, как неплохо бы я мог обрести вечный покой, если бы накануне Дизику удалось сбросить меня с крана…Однако, как ни странно, уснул я как мгновенно, как убитый, и спал так, словно накачали меня по уши снотворным…Лишь приняв у Миши дежурство, я возобновил свою умственную активность, и то ли сказалась ночная релаксация, то ли случайно нейроны в моем мозгу вошли в зацепление друг с другом своими микроскопическими крючочками – если, конечно, они вообще существуют в действительности, а не в одном моем воображении – так, как надо, но именно в этот момент я вдруг ясно понял, что же мучило меня с позапрошлой ночи. Это было так просто, что впору было бить себя кулаком по черепу и обзывать в припадке самоистязания любыми обидными словами, только толку от этого было бы мало.Поэтому я загасил только что начатую сигарету и кинулся к компьютеру, который был связан с архивным сервером Опеки. Нужно было проверить посетившую меня догадку, и я проверил и убедился в том, что стою на верном пути. Все остальные детали укладывались в образ ситуации, который возник в моем сознании, так же точно и однозначно, как составные части автомата во время сборки. Ничего нельзя было перепутать и вогнать не туда, куда нужно, потому что всё соединялось единственно возможным образом…К тому моменту, когда Подопечный вышел из подъезда своего дома, я сидел в кресле, выкрученный и выжатый досуха, словно белье, побывавшее в центрифуге мощной стиральной машины-автомата, и вяло наблюдал, как сутулая фигурка в теплой куртке ползет через сугробы к троллейбусной остановке. Трубы Страшного Суда прогремели в моем мозгу, и теперь ничто не имело смысла, потому что нельзя было войти в одну реку дважды, как нельзя было вернуть позавчерашний день и переиграть его с самого начала, но теперь уже по-другому, совсем по-другому!.. И еще было так пусто внутри, что меня слегка подташнивало, и почему-то я думал лишь, чту я скажу Генону, когда вскоре он ввалится в диспетчерскую румяный с мороза и очень довольный собой и всеми нами…… Наверное, я скажу ему, что всё кончено, что всё пропало и что продолжать Опеку дальше не имеет никакого смысла. Как, помнится, причитал в одном из гайдаевских фильмов, театрально заламывая руки и рыдая, манерный Геша в исполнении покойного Подопечного Миронова: «Всё пропало, шеф, всё пропало!»… А когда Генон поинтересуется, какая колючка попала мне в задницу – это его аналог всем известной поговорки насчет укуса мухи – то придется начать издалека, чтобы подвести его исподволь к тому выводу, к которому пришел я, и чтобы шеф сам сделал этот вывод, иначе он просто-напросто сочтет, что у меня разыгрались нервы и пошлет меня подальше – в буквальном смысле этого выражения. Во внеочередной отпуск куда-нибудь на южное взморье, например…… И я начну с того факта, который казался мне подозрительным в этой истории с самого начала.Я расскажу Генону, как внутренне ощутил неладное на том совещании кураторов, когда мы обсуждали комплекс мер по перехвату Дизика. Одной из моих особенностей является неплохая память. В разведшколе инструкторам удалось довести те природные задатки, которые имелись в моем мозгу, почти до максимума, и именно благодаря своей памяти мне удалось назубок выучить досье Подопечного. А когда материалом владеешь на уровне автоматизма, то всякие мельчайшие подробности могут всплыть потом в твоем сознании в самый, казалось бы, неподходящий момент.Ассоциативные связи – так, кажется, называется это явление у ученых… Услышав от вас, скажу я шефу, полную фамилию, имя и отчество киллера, развившего нездоровую активность на подступах к Подопечному, я тут же перебрал в памяти всех Никитиных, с которыми мне приходилось когда-либо иметь дело в своей жизни.Впрочем, их было не так уж много: директор нашей школы, кто-то из дальних родственников матери и однокашник по «учебке». Однако, хотя данная фамилия не отличается оригинальностью, полного совпадения по остальным двум параметрам в виде имени и отчества у моих знакомых с Дизиком не наблюдалось. Тем не менее, я прямо-таки ощущал физически, что есть еще один человек по фамилии Никитин, который попадался мне за последние восемь-десять лет. К сожалению, наличие хорошей памяти отнюдь не означает, что человек адекватно пользуется ею на практике. Поэтому я долго не мог вспомнить, где же я встречал упоминание именно о таком сочетании, как «Никитин Юрий Петрович». И лишь вчера вечером мне удалось наконец-то задействовать ту клеточку своего мозга, где хранилась нужная информация. Собственно, об этом должны были знать все те, кто был допущен к ознакомлению с досье Подопечного… В том самом автобронетанковом батальоне ГСВГ, где проходил службу Подопечный, служил в одно время с ним Юра Никитин, личность своеобразная и противоречивая. Уже сам факт занесения его в личное дело свидетельствует о том, что между двумя солдатами-одногодками завязались и долгое время поддерживались тесные отношения. Вряд ли можно было назвать это дружбой, но несомненно одно: Подопечный выделял Никитина из всех прочих сослуживцев, потому что Юра был ему интересен – частенько, уединившись в укромном уголке, приятели беседовали на темы, далекие от окружавших их грубых и однообразных, почти тюремных, реалий. Даже после расставания (Подопечный дембельнулся немного раньше Никитина) между ними еще некоторое время велась переписка, которая, однако, вскоре оборвалась. Кстати, не исключено, что приятели встречались первое время в Москве, когда Опека еще не была установлена…Ладно, не тяни кота за хвост, грубовато перебьет меня шеф. Дизик – тот самый Никитин или нет? А когда я кивну, то осведомится: «Ну и что дальше?».… Согласитесь, уважаемый Генон, скажу тогда я, что ситуация, когда один из бывших друзей должен убить другого, довольно часто была описана в мелодрамах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33