— Пока еще, — многозначительно добавила она.— Не только пока, — честно признался Гарс. — Наверное, ее у меня никогда не будет.— Будет, — пообещала она. — И не только это. У нас с тобой будет двое детей. Мальчик и девочка. Мы будем жить вместе долго-долго, и нам будет очень хорошо.— Где-то я уже это слышал, — пробормотал себе под нос Гарс.— А полюбила я тебя за то, что ты не такой, как все! — продолжала Агесса. — Совсем не такой!Но Гарс так и не успел узнать, чем же это он отличается от прочих мужчин. Откуда ни возьмись, возле них оказался кибер с коробочкой чипа на широкой ладони.— Ваш заказ выполнен, лаборант Очагов, — прогудел меланхолично он. — Распишитесь в получении.Гарс поставил закорючку в протянутой ему ведомости, и кибер тут же переключился на Агессу. Слушаю вас, ласточка, — сказал он.Гарс прыснул.— Вот что значит — самообучающиеся системы, — сказал он.— Пошел вон, дурак, — сказала Агесса. Правда, не Гарсу — киберу.Кибер странного приказа не менее странного посетителя женского пола не понял, но на всякий случай укрылся за ближайшим стеллажом.— Так мы договорились? — деловито спросил Гарс, имея в виду всего лишь перенос амурных дел на более поздний срок.Однако «ласточка», похоже, поняла его по-своему.— Да, конечно, — сказала девушка. — Только поцелуй меня хоть разок! А то я просто не доживу до вечера! Глава 4 Выйдя на своем этаже из лифта, он столкнулся с Таррафом. Что это его сюда занесло, подумал Гарс, приветствуя старшего когнитора. Тот улыбнулся своей осторожной улыбкой, оставляющей глаза внимательными и холодными. Гарса он разглядывал с отстраненным удовольствием. Как будто считал его своим собственным творением. Впрочем, в какой-то степени так оно и было, и если не родным, то хотя бы «крестным» отцом Гарса Тарраф вполне мог себя считать.— Ну, как дела? — спросил он. — Как продвигается твоя диссертация?— Нормально, — соврал Гарс. Помимо плана-проспекта на сегодняшний день у него было готово страничек десять введения, причем основную часть текста занимали так называемые «подвалы» — сноски на труды по данному вопросу всех предыдущих поколений исследователей. И в запасе еще имелась целая груда цитат.— Напомни, пожалуйста, как звучит твоя тема, — попросил старший когнитор. — Может быть, я чем-нибудь могу тебе помочь.— «Системные аспекты жизнедеятельности изолированных коллективов».— Звучит красиво. Только мне кажется, тут мне кто-то уже присылал не то план-проспект, не то реферат на сходную тематику. Некто Г. Очагов. Ты посмотри, может быть, вы с ним работаете параллельно… так сказать, конкуренты.— Я уже смотрел, — с некоторым злорадством сообщил Гарс. — Это был мой план-проспект, Джанком Олегович.— Ах вот как? — изумился Тарраф — впрочем, только слегка. В те моменты, когда проявление эмоций требовалось контекстом общения, старший когнитор словно позволял себе обозначить их, чтобы собеседник не обижался. — Ну что ж, заявка серьезная, тем более что ты и сам был… Извини, — спохватился он. — А откуда у тебя взялась эта странная фамилия? Помнится, ты сам говорил, что в вашем поселке фамилий вообще не было.— Наш хомоценоз назывался Очаг, Джанком Олегович, — с невинным видом ответствовал Гарс. — А поскольку при регистрации требовалось как минимум двучленное наименование моей личности, то я и решил присвоить себе такую фамилию.— А как тебе твоя основная работа? — вдруг поинтересовался Тарраф. — Нравится?— Ненаучно рассуждаете, Джанком Олегович, — позволил себе шутливую дерзость Гарс. — Что значит — «нравится, не нравится»? Как гласит народная мудрость, дареному коню в зубы не смотрят — и так ясно, что их нет! Тут другая проблема возникает…— Какая же?— Наша группа занимается черт знает чем! — выпалил Гарс.— Например? — Глаза Таррафа оставались по-прежнему спокойными и зоркими.— Ну, например, у нас проводятся какие-то абстрактные эксперименты. Тесты, анкетирование… Неработающие модели сознания… Заумные отчеты, в которых никто не может разобраться и которые сваливаются в архив мусорной кучей! Зачем все это, Джанком Олегович? Вот вы можете мне это объяснить?— А что здесь странного? Да у нас полным-полно таких групп, работа которых может показаться непосвященному человеку пустой тратой времени. Вся теоретическая наука — по существу, просиживание задницы и ломание головы над какой-нибудь абстрактной проблемой! Возьми философов — у них, по-твоему, вообще сплошная заумь? И потом, мне странно как-то слышать подобные заявления от адепта системного подхода. К тому же Лапорт, насколько мне известно, занимается не только теоретическими изысками, он же целый экспериментальный комплекс создал!— Да я не это имею в виду, Джанком Олегович, — отмахнулся Гарс. — Я вообще рассуждаю. Мне просто показалось странным то обстоятельство, ч-й? Когниция позволяет себе роскошь проводить исследования и эксперименты в то время, как человечество стоит на краю гибели! Ну, предположим, узнаем мы, что человек думает все-таки головой, а не другими частями тела, ну построим тысяча первую модель его сознания, ну дадим стотысячное определение термину «коллективная ассоциация» — а дальше-то что?! Что изменится от этого в окружающем мире? Перестанут воевать экстроперы и превенторы? Самоликвидируются Купола над хомоценозами? Или что?— Или что, — замороженно улыбнулся Тарраф. — Признаюсь, ты меня разочаровываешь, Гарс. Я уже начинаю сомневаться, что ты так рвался уйти за Горизонт. По-моему, ты все еще остаешься по ту сторону Купола, только Купол этот ограничивает твое мышление. Но есть нечто такое, что амнистирует тебя в моих глазах. Ты наконец-то сказал: «у нас», «в нашей группе»… Ладно, иди дозревать. А то там Лапорт ждет тебя не дождется!Он повернулся и пошел прочь по коридору, ступая так размеренно, будто мысленно рассчитывал каждый свой шаг на вычислителе.— Но ведь это будет длиться бесконечно! — в отчаянии крикнул ему в спину Гарс. — Нельзя объять необъятное, Джанком Олегович!Тарраф приостановился и повернул к нему серьезное лицо.— Ты ошибаешься, Гэ Очагов, — сообщил он. — Ты путаешь мироздание с баобабом — вот его-то действительно нельзя объять!Очередной «абстрактный эксперимент» под руководством Лапорта прошел, как обычно, весьма экстравагантно.Выглядело это так.Толпа подопытных, собранных «по сусекам» из разных групп и бездельников-лаборантов, гогоча и рассказывая анекдоты, мариновалась в коридоре, а в качестве жертвы эксперимента отбирался один субъект — как сделал про себя вывод Гарс, самый горластый и шумный. Он усаживался на довольно жесткий стул в специальном боксе, увешанном множеством экранов, ламп и звуковоспроизводящих устройств. Далее субъекту предлагалась груда разных мелких предметов, начиная от гвоздей и кончая противозачаточными средствами. Ставилась задача: разложить предметы в произвольной иерархии. После этого врубались сирены, хлопушки, плейеры, разноцветные мигалки и стереовизоры, штурмующие все органы чувств испытуемого одновременно. Пока человек в боксе выполнял столь нелепое задание, Лапорт и старший экспериментатор Наркис следили за эволюцией каких-то сложных фигур и узоров, вспыхивающих на четырехмерном вирт-экране пси-пьютера. Так назывался прибор, позволявший бесконтактно воспринимать электрические сигналы мозга и перекодировать их в символы логических построений, хотя ничего логического Гарс еще ни разу на этом экране не видел. Там была путаница линий, вспышек и уродливых силуэтов. Если сильно напрячься, то можно было принять ее за картину, которую намалевал бы буйный шизофреник во время очередного приступа, если бы врачи, желая успокоить больного, дали ему кисти и краски.Потом опыт повторялся, но на этот раз вместо предметов субъекту совали бессмысленные безделушки в виде разноцветных загогулин разной формы и величины, и теперь уже все приборы и устройства, создававшие какофонию, отключались, а бокс наглухо закрывался специальным полем, отгораживающим человека от любых воздействий среды. Один раз Гарс для интереса сам вызвался стать объектом эксперимента, и ему хорошо помнилось, какие неприятные ощущения навевали на него абсолютная тишина и непроглядное марево тумана, сгустившегося так, что ничего не было видно, кроме своих рук. Как при прохождении Горизонта, только смерчеобразной тяги, увлекающей куда-то за собой тело, тут не было.На следующем этапе одиночку сменяла толпа, и все повторялось с самого начала, но тот, кто оказался первой жертвой, из бокса не изымался, а находился среди остальных. Ему, однако, было запрещено шевелиться и разговаривать с остальными. Для надежности ему даже надевали на голову непроницаемо черный эалахон, а рот залепляли пластырем.Обычно после завершения опытов Лапорт и Наркис с благодарностью отпускали подопытных на все четыре стороны, а сами принимались горячо обсуждать результаты эксперимента, и вот тут-то Гарс окончательно переставал их понимать, потому что они выражались абсолютно нечеловеческим языком и то и дело ссылались на какие-нибудь древние персоналии с непроизносимыми именами. Иногда они уныло препирались, иногда торжествующе хлопали друг друга по плечу, невзирая на должностную разницу между собой, иногда хвалили Гарса за помощь — впрочем, последнее случалось очень редко.Но сегодня все было иначе.Распрощавшись с объектами эксперимента, Лапорт и Наркис объявили Гарсу и прочим сотрудникам, что настала пора отправиться на обед, а когда кто-то заикнулся было, что ближайшая столовая еще не открылась, то начальственный дуэт попросту выставил подчиненных за дверь, пожелав в спину приятного аппетита.Есть Гарсу пока не хотелось, тем более — торчать перед столовой в унизительном ожидании, пока официанты-киберы соизволят впустить внутрь изголодавшуюся толпу. Он направился в лабораторию, где Адамцев все пыхтел над своими тестами, скрашивая это унылое занятие синтетическим, но довольно аппетитным с виду бутербродом.Увидев Гарса, Адамцев что-то невнятно пробурчал.— Что, хочешь испытать на мне еще какой-нибудь вопрос? — осведомился Гарс.— Да нет. — Герт наконец сумел проглотить кусок, мешавший ему общаться. — Я вот по поводу Тегусигальпы.— Ну-ну, — подбодрил своего коллегу Гарс.— Это действительно город, — сообщил Адамцев. — Только он оказался столицей Гондураса.— Ну и прекрасно! От меня-то ты чего хочешь? — Герт с подозрением воззрился на Гарса.— Никак не пойму, — пробормотал он в конце концов. — Как это может быть, чтобы столица Гондураса находилась в Никарагуа?Разобравшись и с Гертом, и со столицами, Гарс занял свое излюбленное место за интом, предвкушая, по крайней мере, полчаса лазания по Сети. Но, производя манипуляции с клавишами на панели управления, сделал неловкое движение и задел локтем сразу две Вполне безобидных кнопки, одна из которых включала режим скроллинга, а другая была обозначена каким-то странным символом в виде очков и, как Гарс не раз убеждался, служила в качестве декоративного украшения, поскольку нажатие ее ни к чему не приводило.Однако сейчас эффект был потрясающим.Экран инта вспыхнул, открывая взору Гарса вид того помещения, которое он только что покинул. Камера была установлена где-то под потолком и позволяла осматривать экспериментаторскую в режиме кругового обзора. Было хорошо видно, как Лапорт и Наркис, сблизив головы, напряженно всматриваются в экран того прибора, который был доселе известен Гарсу как тот самый «хренов сканер». Однако на сканирование это походило мало. На экране отчетливо виднелся какой-то чертеж, по которому медленно перемещался рой светящихся точек, похожих на светлячки.Лапорт шевельнул губами, и Гарс услышал из динамиков своего инта:— Обратите внимание, Наркис: ни одного исключения. Кажется, на сей раз нам удалось сломать «золотое сечение» Лефевра.— Благодаря вам, шеф, — послышался голос старшего экспериментатора. — Ваша идея о построении лагранжиана локальной четырехскорости зарядового поля была просто гениальной!— Ну-ну, не опускайтесь до грубой лести начальнику, Наркис. Вы же прекрасно знаете, что я лишь сделал практические выводы из теории Хеверлинка. Лучше угадайте, куда они направляются.Наркис почти влип лицом в экран «сканера».— По-моему, в туалет, — сказал он немного погодя. — Между прочим, на четвертом ярусе самый лучший туалет, Груний Маркович.— Запомним на будущее, — пробормотал Лапорт, не спуская глаз со «светлячков». — Хотя, по-моему, во всех туалетах пахнет одинаково.Одна из светящихся точек вдруг отделилась от «роя» и поползла куда-то влево.— Интересно, кто это? — осведомился Лапорт.— Скорее всего тот рыжий парень из группы Дальгнинга, — предположил Наркис. — Помните, он постоянно шмыгал носом?.. Если у него насморк, то это могло повлиять на его восприимчивость к воздействию.— Вы так полагаете?— В любом случае нам еще предстоит исследовать множество аспектов, Груний Маркович. Хотя уже сейчас могу предположить, что управляющая информация должна быть комплексной, и недостаток хотя бы одного раздражителя может снизить эффективность воздействия.— Знаете что? В следующий раз нам надо провести эксперимент на объектах, у которых отсутствуют или дефектны какие-либо рецепторы. Возьмите это себе на заметку.— Слушаюсь, шеф. Но… но где же мы найдем слепых или глухих?— Ищущий да обрящет, Наркис. В конце концов, функционирование рецептора может быть ограничено искусственным путем.За спиной Гарса послышались шаги, и, оглянувшись, он поспешно выключил псевдоэкран.Заложив одну руку в карман брюк, а второй держа коробочку информа, который почти без умолку стрекотал, выдавая поток сообщений, циркуляров, директив и объявлений по Когниции, посреди лаборатории стоял не кто иной, как руководитель сектора двести три когнитор третьей ступени, профессор и доктор наук Эмиль Колвертович Прегон.Гарс почтительно поднялся со своего места, с усмешкой наблюдая, как флегматик Адамцев силится выбраться из своего тесного закутка, роняя на пол кипы перфопластин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41