навесные унитазы с инсталляцией
— И все-таки, почему Элина не обратилась никуда с претензиями, как вы думаете?
— Разве ты не догадался? — усмехнулся Воронцов. — Ты же только что высказал предположение, которое подразумевает ответ… Ей предъявили документ, что это ожерелье украдено из музея города Янтарный и числится в розыске… Чего молчишь?
— Здорово, просто здорово придумано, — искренне восхитился Алексей. — Интересно, сколько раз они такие дела проворачивали? Сколько раз в год? Или в месяц?
— А вот с этим, мне кажется, пока не стоит торопиться, — заметил полковник. — Нас с тобой интересует главным образом не это, нам важно знать, как все эти интересные дела связаны с гибелью Паши Гостенина.
— А вы думаете, связаны?
— Похоже, да. Видишь ли, наш товарищ нашёл подход к Элине, сумел разговорить её. Она призналась, что ожерелье ей сначала предложил, а потом и помог купить Иваненко. Он вёл по этому поводу все переговоры с местными, а она — во всяком случае, так она утверждает, — даже когда её фотографировали, не знала, что вещь музейная.
— Как это так?
— Говорит, с фотографом разговаривал Павел, а после он и уговорил её сходить в ателье (при слове «ателье» Макаров невольно улыбнулся, вспомнив фотостудию пляжного фотографа) и сфотографироваться.
— Но вы же сказали, что купить ожерелье ей предложил Красавчик?
— Да, совершенно верно. Фотографироваться её водил Павел — ведь именно он ухаживал за ней, — а затем Красавчик, увидев снимок, намекнул, что вещь, хотя и очень дорого, можно купить… С деталями их отношений нужно ещё разбираться — Элина тоже могла кое о чем умолчать, но главное, имеет место связь между ожерельем, Красавчиком, Пашей и Элиной, и связь эта вполне могла в дальнейшем послужить причиной гибели Гостенина.
— Согласен. Непонятно только, как женщина могла довериться такому фрукту, как Красавчик? — спросил Алексей.
Полковника беспечность легко поддавшейся на обман красавицы не слишком удивила.
— Ну, во-первых, — сказал он, — прими во внимание то, что Элина не знала, кто такой на самом деле Красавчик. Он ведь не какой-нибудь примитивный татуированный уголовник, внешность у него, как у университетского профессора, да и язык подвешен будь здоров… А во-вторых — это должно тебя заинтересовать, — перед отъездом, после того, как ожерелье было уже куплено, она побывала с Гостениным и Красавчиком в музее янтаря и видела там точно такое же, очень похожее на приобретённое ею. Поэтому до встречи на границе с таможенниками Элина была уверена, что купила по-настоящему ценную вещь, что муж одобрит покупку, и никак не могла предположить, что ожерелье краденое…
— Кто пригласил её в музей? От кого исходила инициатива?
— Она не помнит точно, но вроде бы от Паши. Но этот факт может ни о чем не говорить, — понял Алексея полковник, — ведь мысль осмотреть редкой красоты экспонаты местного музея мог подать Гостенину, например, Иваненко.
— Или кто-нибудь ещё, по просьбе Красавчика, — согласился Макаров.
— Да. И оправданием для Паши в данном случае служит то, что Элина подтвердила его слова об обещании подарить ей следующим, то есть уже этим летом, другое ожерелье, ещё более дорогое.
— Из королевского янтаря? — удивлённо спросил Макаров, вспомнив свой давнишний разговор ещё в Москве, перед командировкой, с другом погибшего студента.
— Представь себе. Элина полностью подтвердила эту историю, которую мы приняли за обман ради получения крупной суммы, — сказал Воронцов. — Она поведала, что Паша был очень расстроен и уязвлён тем фактом, что не он, а Красавчик помог ей приобрести украшение, и обещал сделать на следующий год подарок, очень дорогой. Так что насчёт ожерелья с королевским янтарём…
— Так, может быть, услуга, которую Иваненко оказал Пашиной любовнице, и послужила причиной их конфликта?
— А что, есть основания это предполагать?
— Да, — задумчиво, взвешивая «за» и «против», произнёс Макаров, — свидетели этого конфликта утверждают, что они не раз упоминали, ссорясь, какую-то женщину.
— Похоже, это заслуживает внимания, — после небольшой паузы сказал Воронцов.
— А потом, уже после гибели Гостенина, Иваненко сидел в баре со своим телохранителем из местных — помните, здоровый парень, похожий на кавказца, — и сказал тому, что мальчик перешёл все рамки, пришлось проститься с ним навсегда, — Алексей почувствовал, что все ставшие ему за последнее время известными факты сложились наконец в чёткую, целостную систему.
— Когда, в какое время он это сказал? — уточнил Воронцов.
— Хозяин бара (он в это время подходил к столу, где сидели Красавчик и его телохранитель) утверждает, что это было около часа ночи, то есть примерно через час после того, как Иваненко, рассчитавшись за совместный ужин, выбежал вслед за Пашей из ресторана на набережной.
— Примерно через час после установленного экспертизой времени гибели Гостенина?
— Да.
Воронцов снова помолчал.
—А Красавчика мы, кстати, до сих пор так и не нашли, — сказал он немного погодя. — Может, чувствовал, что будут искать в связи с убийством, и на всякий случай временно «лёг на дно»? Его поездка во Львов вместо Питера…
— Нет, тут другое, — перебил Макаров, вспомнив, что до сих пор не рассказал начальнику о своей поездке в Калининград. — Я думаю, вернее, почти уверен, что он мёртв…
— Что?! — почти воскликнул Воронцов.
— Я думаю, он мёртв, его убили в поезде, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое… — И Макаров кратко рассказал полковнику о том, что узнал накануне.
Воронцов обычно прямо по ходу процесса изложения сопоставлял и анализировал факты, причём делал это быстро. Судя по следующему вопросу, выводы из всего сказанного были сделаны такие же, к каким пришёл в своё время Алексей.
— Думаешь, его убили сообщники по этой афёре с ожерельем? — спросил полковник.
— Пока этого окончательно утверждать нельзя — врагов у него и без того достаточно, — сказал Алексей, — но, может быть, завтра, после того, как полковник Сычёв свяжется с таможенниками, можно будет сказать определённее.
— Я этот вопрос тоже беру под контроль, — сказал Воронцов. — Если надо будет, подключу ребят из местного уголовного розыска. Ты дальше что собираешься предпринять? Какие твои планы?
— Сначала — спать, — пошутил Макаров. — А завтра пощупаю фотографа и его связи, попробую найти курортного телохранителя Красавчика… Кстати, в начале разговора вы обмолвились, что есть ещё какие-то новости для меня, помимо того, что удалось узнать из разговора с Элиной…
— Да, есть кое-что; просто в свете того, что ты рассказал, это отошло на второй план… Новость касается опять же ожерелья: мы запросили музей в Янтарном. Администрация подтвердила, что ожерелье и некоторые другие дорогостоящие, редкие экспонаты, в целях получения дополнительных средств на содержание экспозиции, иногда даются (на это есть специальное разрешение вышестоящего начальства) в краткосрочную, на день-два, аренду местным фотографам. И пока никаких неприятных инцидентов с дорогими вещами не происходило… Ты понимаешь, о чем я? В розыск по поводу пропажи ожерелья никто никогда не подавал, — пояснил на всякий случай свою мысль Воронцов. — А в день, когда таможенники отобрали украшение у Элины, оно, согласно документам, находилось в аренде у фотографа
— Как его фамилия? — зацепился Макаров.
— Чья? — не понял вопроса Воронцов.
— Как фамилия фотографа, бравшего его на тот день в аренду?
— Не помню, сейчас не могу сказать. Но она у нас есть.
— А не может быть второго такого же ожерелья? Двойника? Что говорят музейные работники?
— Нет, другого такого быть не может. Этот вариант исключён: редкое сочетание янтаря, и потом, работа — вот что самое главное. Да ты же и сам, кажется, про это говорил?
— Проверил себя на всякий случай, — сказал Алексей, вспомнив пляжного фотографа — А в ночь с тринадцатого на четырнадцатое августа этого года ожерелье было в музее? — задал он Воронцову давно уже крутившийся на языке вопрос. — В ту ночь, когда был убит Красавчик?
42
Алексею показалось, что он едва успел заснуть.
Ему часто снилось такое после напряжённых, богатых впечатлениями дней — таких, каким был этот, закончившийся в четвёртом часу утра. Это был полусон-полуявь, когда он одновременно видел себя, спящего, со стороны и в то же время блуждал по улицам какого-то до боли знакомого ему города — знакомого, родного, но названия которого он почему-то не знал. Всякий раз Макаров, попадая во сне в этот город, где помнил и знал каждый дом, каждую улицу, искал в нем дома то давних друзей, которых не видел с детства, то бабушки и деда, которых давно уже нет на свете, то школьных учителей, которых помнил во сне очень хорошо, как не помнил уже, конечно, когда просыпался. После того, как сон повторился несколько раз, Макаров задумался: не вещий ли это сон? И что он может означать, что пророчит?.. Ответа на эти вопросы у него, естественно, не было, а сон продолжал между тем приходить, знакомые образы являлись перед ним вновь и вновь.
Особенностью этого удивительного сновидения было ещё то, что во время него Алексей спал необыкновенно чутко. Дома он слышал в такие моменты даже ровное дыхание спящей рядом жены, все ночные звуки и шорохи даже в поздний час не засыпающей московской улицы. И прерывался, уходил вещий сон так же внезапно и каждый раз в то мгновение, когда Алексей напряжённо ждал какого-то важного продолжения, таившего, как казалось, ответы на все интересовавшие его вопросы.
И в этот раз сон прервался неожиданно. Во сне Алексей видел, как он входит в какой-то чистенький небольшой дворик, и издалека ещё увидел, узнал сидевшего на лавочке возле подъезда своего приятеля, Андрюху Зубкова. Алексей не видел друга детства лет с двенадцати от роду, с тех пор, как тот переехал с родителями куда-то на новое место, но всегда вспоминал о нем с нежной детской любовью. Увидев Андрея, он необыкновенно обрадовался, как, может быть, и не смог бы радоваться наяву. Быстро пошёл к не замечавшему его другу и вдруг… вдруг с необыкновенной ясностью расслышал неподалёку от себя, спящего, тихий посторонний звук, шорох и, приподняв веки, увидел — уже безусловно наяву, а не во сне — пристально смотревшего на него незнакомого мужчину.
Любимый тихий городок из царства сновидений исчез окончательно, словно растворился. Макаров лежал, укрывшись нежно ласкавшей тело простыней, на своей кровати в гостинице и из-под полуопущенных век смотрел на появившегося невесть откуда на балконе его номера человека Уличные фонари светили в спину незваному гостю, сквозь оконное стекло внимательно смотревшему на Алексея. Он тихо, беззвучно шагнул к оставленной Макаровым по привычке открытой двери балкона. Грань между сном и явью все ещё оставалась для Макарова очень тонкой. Алексей лежал и думал лишь о том, чтобы продолжать ровно, как во сне, дышать и никак не выдать неизвестному того, что проснулся и видит все, что тот делает.
Кажется, это получалось у него неплохо. Мужчина, высокого роста и хорошо сложенный (одни бугрившиеся под лёгкой тенниской мускулы и широкие плечи чего стоили) тихо отодвинул тюлевую занавеску и, замерев на мгновение, чтобы разглядеть лицо лежавшего на кровати Алексея, осторожно шагнул в комнату. Затем постоял несколько секунд, словно размышляя, в ногах кровати и сделал шаг к стулу, на спинке которого Макаров повесил, раздеваясь, свою одежду. Ощупав карманы, мужчина, чьё лицо в темноте комнаты разглядеть было пока невозможно, вытащил из нагрудного лежавшее в нем удостоверение сотрудника страховой компании. Поднёс его ближе к глазам, но прочитать из-за недостатка света не смог и сделал шаг обратно к окну. Прежде чем снова открыть документ, неизвестный быстро обернулся и ещё раз взглянул на Макарова. Луч света от уличного фонаря упал в этот момент на его лицо, и Алексей узнал своего ночного гостя. Это был тот человек, которого он собирался попробовать разыскать завтра, тот, кто подрабатывал в летние месяцы, если верить его же собственной сестре, телохранителем приезжавшего отдохнуть на Балтику вора в законе по кличке Красавчик.
Итак, это был Марат Медвецкий. Собственной персоной. «Зачем ты явился, отчаянная голова? — подумал Макаров. — Зачем так самонадеянно и безоглядно рискуешь?» Ему было искренне жаль этого, может быть, вполне неплохого человека, который по молодости или по глупости совершает поступки, приводящие чаще всего к необратимому для человека результату.
Воспользовавшись тем, что ночной посетитель повернулся лицом к окну, чтобы рассмотреть документ, и ослабил бдительность, Алексей быстро и аккуратно просунул руку под подушку, взял лежавший там пистолет, потом опустил руку на прежнее место, под простыню, которой укрывался, и замер.
Марат между тем рассмотрел документ и, вернувшись к стулу, положил его на место. Затем, подойдя к шкафу, открыл дверцу и протянул руку к висевшему на вешалке пиджаку. «Эге, брат, — подумал Макаров, — да ты, кажется, не склонен верить ни собственной сестре, ни документу. Придётся тебе объяснить…» Он тихо сел и щёлкнул взводимым курком пистолета.
— В правом внутреннем кармане, — спокойно сказал Макаров повернувшемуся на звук и остолбенело уставившемуся на него молодому мужчине. — Давай, Марат, смотри быстрее, где я сказал, ты же хотел узнать — удовлетвори уж любопытство до конца.
Похожий на кавказца парень послушно повернулся и сунул руку в указанный карман пиджака. В руках его оказалось служебное удостоверение Алексея.
— Прочёл? — вполне миролюбиво спросил Макаров через несколько секунд. — Тогда клади на место, чтоб не потерялось… И тихо-тихо, — продолжал он распоряжаться, заметив, что Марат выполнил приказ, — аккуратно, чтобы я, не дай бог, не подумал о тебе плохо, проходи и садись вон на тот стул, который подальше от стола. Только по дороге включи ещё свет.
Молодой мужчина с курчавыми тёмными волосами щёлкнул выключателем и двинулся к указанному стулу. Карие, слегка влажноватые глаза его внезапно блеснули недобрым огоньком, и в следующую секунду стул, схваченный мощной рукой южанина, легко оторвался от пола и полетел в Макарова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Разве ты не догадался? — усмехнулся Воронцов. — Ты же только что высказал предположение, которое подразумевает ответ… Ей предъявили документ, что это ожерелье украдено из музея города Янтарный и числится в розыске… Чего молчишь?
— Здорово, просто здорово придумано, — искренне восхитился Алексей. — Интересно, сколько раз они такие дела проворачивали? Сколько раз в год? Или в месяц?
— А вот с этим, мне кажется, пока не стоит торопиться, — заметил полковник. — Нас с тобой интересует главным образом не это, нам важно знать, как все эти интересные дела связаны с гибелью Паши Гостенина.
— А вы думаете, связаны?
— Похоже, да. Видишь ли, наш товарищ нашёл подход к Элине, сумел разговорить её. Она призналась, что ожерелье ей сначала предложил, а потом и помог купить Иваненко. Он вёл по этому поводу все переговоры с местными, а она — во всяком случае, так она утверждает, — даже когда её фотографировали, не знала, что вещь музейная.
— Как это так?
— Говорит, с фотографом разговаривал Павел, а после он и уговорил её сходить в ателье (при слове «ателье» Макаров невольно улыбнулся, вспомнив фотостудию пляжного фотографа) и сфотографироваться.
— Но вы же сказали, что купить ожерелье ей предложил Красавчик?
— Да, совершенно верно. Фотографироваться её водил Павел — ведь именно он ухаживал за ней, — а затем Красавчик, увидев снимок, намекнул, что вещь, хотя и очень дорого, можно купить… С деталями их отношений нужно ещё разбираться — Элина тоже могла кое о чем умолчать, но главное, имеет место связь между ожерельем, Красавчиком, Пашей и Элиной, и связь эта вполне могла в дальнейшем послужить причиной гибели Гостенина.
— Согласен. Непонятно только, как женщина могла довериться такому фрукту, как Красавчик? — спросил Алексей.
Полковника беспечность легко поддавшейся на обман красавицы не слишком удивила.
— Ну, во-первых, — сказал он, — прими во внимание то, что Элина не знала, кто такой на самом деле Красавчик. Он ведь не какой-нибудь примитивный татуированный уголовник, внешность у него, как у университетского профессора, да и язык подвешен будь здоров… А во-вторых — это должно тебя заинтересовать, — перед отъездом, после того, как ожерелье было уже куплено, она побывала с Гостениным и Красавчиком в музее янтаря и видела там точно такое же, очень похожее на приобретённое ею. Поэтому до встречи на границе с таможенниками Элина была уверена, что купила по-настоящему ценную вещь, что муж одобрит покупку, и никак не могла предположить, что ожерелье краденое…
— Кто пригласил её в музей? От кого исходила инициатива?
— Она не помнит точно, но вроде бы от Паши. Но этот факт может ни о чем не говорить, — понял Алексея полковник, — ведь мысль осмотреть редкой красоты экспонаты местного музея мог подать Гостенину, например, Иваненко.
— Или кто-нибудь ещё, по просьбе Красавчика, — согласился Макаров.
— Да. И оправданием для Паши в данном случае служит то, что Элина подтвердила его слова об обещании подарить ей следующим, то есть уже этим летом, другое ожерелье, ещё более дорогое.
— Из королевского янтаря? — удивлённо спросил Макаров, вспомнив свой давнишний разговор ещё в Москве, перед командировкой, с другом погибшего студента.
— Представь себе. Элина полностью подтвердила эту историю, которую мы приняли за обман ради получения крупной суммы, — сказал Воронцов. — Она поведала, что Паша был очень расстроен и уязвлён тем фактом, что не он, а Красавчик помог ей приобрести украшение, и обещал сделать на следующий год подарок, очень дорогой. Так что насчёт ожерелья с королевским янтарём…
— Так, может быть, услуга, которую Иваненко оказал Пашиной любовнице, и послужила причиной их конфликта?
— А что, есть основания это предполагать?
— Да, — задумчиво, взвешивая «за» и «против», произнёс Макаров, — свидетели этого конфликта утверждают, что они не раз упоминали, ссорясь, какую-то женщину.
— Похоже, это заслуживает внимания, — после небольшой паузы сказал Воронцов.
— А потом, уже после гибели Гостенина, Иваненко сидел в баре со своим телохранителем из местных — помните, здоровый парень, похожий на кавказца, — и сказал тому, что мальчик перешёл все рамки, пришлось проститься с ним навсегда, — Алексей почувствовал, что все ставшие ему за последнее время известными факты сложились наконец в чёткую, целостную систему.
— Когда, в какое время он это сказал? — уточнил Воронцов.
— Хозяин бара (он в это время подходил к столу, где сидели Красавчик и его телохранитель) утверждает, что это было около часа ночи, то есть примерно через час после того, как Иваненко, рассчитавшись за совместный ужин, выбежал вслед за Пашей из ресторана на набережной.
— Примерно через час после установленного экспертизой времени гибели Гостенина?
— Да.
Воронцов снова помолчал.
—А Красавчика мы, кстати, до сих пор так и не нашли, — сказал он немного погодя. — Может, чувствовал, что будут искать в связи с убийством, и на всякий случай временно «лёг на дно»? Его поездка во Львов вместо Питера…
— Нет, тут другое, — перебил Макаров, вспомнив, что до сих пор не рассказал начальнику о своей поездке в Калининград. — Я думаю, вернее, почти уверен, что он мёртв…
— Что?! — почти воскликнул Воронцов.
— Я думаю, он мёртв, его убили в поезде, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое… — И Макаров кратко рассказал полковнику о том, что узнал накануне.
Воронцов обычно прямо по ходу процесса изложения сопоставлял и анализировал факты, причём делал это быстро. Судя по следующему вопросу, выводы из всего сказанного были сделаны такие же, к каким пришёл в своё время Алексей.
— Думаешь, его убили сообщники по этой афёре с ожерельем? — спросил полковник.
— Пока этого окончательно утверждать нельзя — врагов у него и без того достаточно, — сказал Алексей, — но, может быть, завтра, после того, как полковник Сычёв свяжется с таможенниками, можно будет сказать определённее.
— Я этот вопрос тоже беру под контроль, — сказал Воронцов. — Если надо будет, подключу ребят из местного уголовного розыска. Ты дальше что собираешься предпринять? Какие твои планы?
— Сначала — спать, — пошутил Макаров. — А завтра пощупаю фотографа и его связи, попробую найти курортного телохранителя Красавчика… Кстати, в начале разговора вы обмолвились, что есть ещё какие-то новости для меня, помимо того, что удалось узнать из разговора с Элиной…
— Да, есть кое-что; просто в свете того, что ты рассказал, это отошло на второй план… Новость касается опять же ожерелья: мы запросили музей в Янтарном. Администрация подтвердила, что ожерелье и некоторые другие дорогостоящие, редкие экспонаты, в целях получения дополнительных средств на содержание экспозиции, иногда даются (на это есть специальное разрешение вышестоящего начальства) в краткосрочную, на день-два, аренду местным фотографам. И пока никаких неприятных инцидентов с дорогими вещами не происходило… Ты понимаешь, о чем я? В розыск по поводу пропажи ожерелья никто никогда не подавал, — пояснил на всякий случай свою мысль Воронцов. — А в день, когда таможенники отобрали украшение у Элины, оно, согласно документам, находилось в аренде у фотографа
— Как его фамилия? — зацепился Макаров.
— Чья? — не понял вопроса Воронцов.
— Как фамилия фотографа, бравшего его на тот день в аренду?
— Не помню, сейчас не могу сказать. Но она у нас есть.
— А не может быть второго такого же ожерелья? Двойника? Что говорят музейные работники?
— Нет, другого такого быть не может. Этот вариант исключён: редкое сочетание янтаря, и потом, работа — вот что самое главное. Да ты же и сам, кажется, про это говорил?
— Проверил себя на всякий случай, — сказал Алексей, вспомнив пляжного фотографа — А в ночь с тринадцатого на четырнадцатое августа этого года ожерелье было в музее? — задал он Воронцову давно уже крутившийся на языке вопрос. — В ту ночь, когда был убит Красавчик?
42
Алексею показалось, что он едва успел заснуть.
Ему часто снилось такое после напряжённых, богатых впечатлениями дней — таких, каким был этот, закончившийся в четвёртом часу утра. Это был полусон-полуявь, когда он одновременно видел себя, спящего, со стороны и в то же время блуждал по улицам какого-то до боли знакомого ему города — знакомого, родного, но названия которого он почему-то не знал. Всякий раз Макаров, попадая во сне в этот город, где помнил и знал каждый дом, каждую улицу, искал в нем дома то давних друзей, которых не видел с детства, то бабушки и деда, которых давно уже нет на свете, то школьных учителей, которых помнил во сне очень хорошо, как не помнил уже, конечно, когда просыпался. После того, как сон повторился несколько раз, Макаров задумался: не вещий ли это сон? И что он может означать, что пророчит?.. Ответа на эти вопросы у него, естественно, не было, а сон продолжал между тем приходить, знакомые образы являлись перед ним вновь и вновь.
Особенностью этого удивительного сновидения было ещё то, что во время него Алексей спал необыкновенно чутко. Дома он слышал в такие моменты даже ровное дыхание спящей рядом жены, все ночные звуки и шорохи даже в поздний час не засыпающей московской улицы. И прерывался, уходил вещий сон так же внезапно и каждый раз в то мгновение, когда Алексей напряжённо ждал какого-то важного продолжения, таившего, как казалось, ответы на все интересовавшие его вопросы.
И в этот раз сон прервался неожиданно. Во сне Алексей видел, как он входит в какой-то чистенький небольшой дворик, и издалека ещё увидел, узнал сидевшего на лавочке возле подъезда своего приятеля, Андрюху Зубкова. Алексей не видел друга детства лет с двенадцати от роду, с тех пор, как тот переехал с родителями куда-то на новое место, но всегда вспоминал о нем с нежной детской любовью. Увидев Андрея, он необыкновенно обрадовался, как, может быть, и не смог бы радоваться наяву. Быстро пошёл к не замечавшему его другу и вдруг… вдруг с необыкновенной ясностью расслышал неподалёку от себя, спящего, тихий посторонний звук, шорох и, приподняв веки, увидел — уже безусловно наяву, а не во сне — пристально смотревшего на него незнакомого мужчину.
Любимый тихий городок из царства сновидений исчез окончательно, словно растворился. Макаров лежал, укрывшись нежно ласкавшей тело простыней, на своей кровати в гостинице и из-под полуопущенных век смотрел на появившегося невесть откуда на балконе его номера человека Уличные фонари светили в спину незваному гостю, сквозь оконное стекло внимательно смотревшему на Алексея. Он тихо, беззвучно шагнул к оставленной Макаровым по привычке открытой двери балкона. Грань между сном и явью все ещё оставалась для Макарова очень тонкой. Алексей лежал и думал лишь о том, чтобы продолжать ровно, как во сне, дышать и никак не выдать неизвестному того, что проснулся и видит все, что тот делает.
Кажется, это получалось у него неплохо. Мужчина, высокого роста и хорошо сложенный (одни бугрившиеся под лёгкой тенниской мускулы и широкие плечи чего стоили) тихо отодвинул тюлевую занавеску и, замерев на мгновение, чтобы разглядеть лицо лежавшего на кровати Алексея, осторожно шагнул в комнату. Затем постоял несколько секунд, словно размышляя, в ногах кровати и сделал шаг к стулу, на спинке которого Макаров повесил, раздеваясь, свою одежду. Ощупав карманы, мужчина, чьё лицо в темноте комнаты разглядеть было пока невозможно, вытащил из нагрудного лежавшее в нем удостоверение сотрудника страховой компании. Поднёс его ближе к глазам, но прочитать из-за недостатка света не смог и сделал шаг обратно к окну. Прежде чем снова открыть документ, неизвестный быстро обернулся и ещё раз взглянул на Макарова. Луч света от уличного фонаря упал в этот момент на его лицо, и Алексей узнал своего ночного гостя. Это был тот человек, которого он собирался попробовать разыскать завтра, тот, кто подрабатывал в летние месяцы, если верить его же собственной сестре, телохранителем приезжавшего отдохнуть на Балтику вора в законе по кличке Красавчик.
Итак, это был Марат Медвецкий. Собственной персоной. «Зачем ты явился, отчаянная голова? — подумал Макаров. — Зачем так самонадеянно и безоглядно рискуешь?» Ему было искренне жаль этого, может быть, вполне неплохого человека, который по молодости или по глупости совершает поступки, приводящие чаще всего к необратимому для человека результату.
Воспользовавшись тем, что ночной посетитель повернулся лицом к окну, чтобы рассмотреть документ, и ослабил бдительность, Алексей быстро и аккуратно просунул руку под подушку, взял лежавший там пистолет, потом опустил руку на прежнее место, под простыню, которой укрывался, и замер.
Марат между тем рассмотрел документ и, вернувшись к стулу, положил его на место. Затем, подойдя к шкафу, открыл дверцу и протянул руку к висевшему на вешалке пиджаку. «Эге, брат, — подумал Макаров, — да ты, кажется, не склонен верить ни собственной сестре, ни документу. Придётся тебе объяснить…» Он тихо сел и щёлкнул взводимым курком пистолета.
— В правом внутреннем кармане, — спокойно сказал Макаров повернувшемуся на звук и остолбенело уставившемуся на него молодому мужчине. — Давай, Марат, смотри быстрее, где я сказал, ты же хотел узнать — удовлетвори уж любопытство до конца.
Похожий на кавказца парень послушно повернулся и сунул руку в указанный карман пиджака. В руках его оказалось служебное удостоверение Алексея.
— Прочёл? — вполне миролюбиво спросил Макаров через несколько секунд. — Тогда клади на место, чтоб не потерялось… И тихо-тихо, — продолжал он распоряжаться, заметив, что Марат выполнил приказ, — аккуратно, чтобы я, не дай бог, не подумал о тебе плохо, проходи и садись вон на тот стул, который подальше от стола. Только по дороге включи ещё свет.
Молодой мужчина с курчавыми тёмными волосами щёлкнул выключателем и двинулся к указанному стулу. Карие, слегка влажноватые глаза его внезапно блеснули недобрым огоньком, и в следующую секунду стул, схваченный мощной рукой южанина, легко оторвался от пола и полетел в Макарова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35